— Скажите мне, сеньор, кто вы и почему решились поехать со мной? Я, кажется, ясно дал понять, что отправляюсь один.
— Ах, ваша милость! — воскликнул тот, снимая шлем. — Я ведь и прежде служил вам в качестве проводника, так не прогоняйте меня от себя. Я покажу вам самые удобные подходы к городу, так что ни одна турецкая каналья, даже с кошачьими глазами, способными видеть в темноте, вас не углядит.
— Паж Сверчок! — удивился Тирант. — Как ты здесь оказался? Я ведь приказывал всем пажам оставаться в Константинополе.
— Ах, браните меня, ваша милость, и даже побейте, если вам охота, только не отсылайте прочь! Я взял чужой доспех и незамеченным ехал все это время, держась поблизости от вас, думая быть вам полезным, — признался Сверчок и скромно опустил глаза. — Я хочу поскорее стать рыцарем.
— У тебя есть еще какая-то тайна, которую я не должен знать? — спросил Тирант нарочито строгим тоном.
— Никакой…
— Что ж, я не прогоню тебя, — сказал Тирант. — Показывай мне незаметную дорогу.
Вдвоем они пробрались к городу и увидели неисчислимое множество врагов, клубившихся возле стен. И сколько видел глаз, по полям и лугам горели костры. Однако кольцо осады не было сплошным и плотным, как стена, и Тирант немало подивился этому.
Он сказал простодушно:
— Я прежде думал, что если кто осаждает город, то окружает его так, чтобы и мышь не проскочила наружу.
Паж Сверчок не был ни графом, ни герцогом и потому даже втайне не стал смеяться над неосведомленностью Тиранта, а вместо этого объяснил:
— Это только кажется, что сквозь расположение турок можно пройти, подобно тому, как мелкий песок проходит сквозь редкое сито. Нет, на самом деле турки повсюду и сторожат каждую дорогу, каждые ворота, каждый проход и лазейку. И если кто-нибудь каким-то чудом и выберется из города, он все равно угодит к ним в руки, ибо враги здесь повсюду, и это настоящее чудо Божьей Матери, мой господин, что нас с вами еще не схватили.
— Полагаю, этому чуду немало помогло твое умение прятаться, — возразил Тирант, — и твое знание местности.
Паж Сверчок ничего не ответил, и в полумраке даже не было заметно, покраснел ли он от похвалы.
А Тирант развернул коня и вернулся к своей армии. Он не стал ничего рассказывать ни герцогу де Пера, ни графу де Сен-Жорди, ни другим сеньорам, а просто приказал останавливаться для ночлега и отдыхать — но так, чтобы в любое мгновение быть готовыми к жаркой схватке.
Люди настолько утомились, что попросту улеглись на землю, не в силах больше пошевелиться, и многие в ту ночь даже не стали разводить костров. Но Тирант не спал и обходил свой лагерь, предлагая угощение всем, кто не спал и мучился от голода.
На краткий страшный миг севастократора охватило сомнение, и он как будто начал падать в пропасть: не вышло бы так, что он привел всех этих доблестных воинов в ловушку, где они и погибнут. Но затем он отринул все лишние мысли и продолжил объезжать и обходить лагерь, подбадривая и угощая своих людей.
В конце концов усталость взяла верх. Диафеб сумел уговорить Тиранта поспать хотя бы несколько часов. Он торжественно поклялся, что сам даже век не сомкнет и будет следить за порядком в лагере, пока севастократор отдыхает.
После этого Тирант предоставил Диафебу и Богу все заботы о наступающей ночи, а сам заснул прямо там, где сморил его сон.
Он пробудился вскоре после рассвета и в первые несколько минут не мог понять, где находится и что с ним происходит. Слабый утренний свет сочился сквозь шелк шатра, на боку медного кувшина горел маленький блик.
«Пелидас, — вспомнил Тирант. — Вчера мы подошли к Пелидасу. Турки уже наверняка заметили нас…»
Он вскочил с постели, сна как не бывало.
— Диафеб! — позвал Тирант. — Сверчок!
Но ни один из тех, кого он окликал, почему-то не появлялся. Тирант в одной рубахе выбрался из постели.
В шатре все было навалено в полном беспорядке — оружие, доспехи, сундучок с картами, сложенный походный стол, одеяла и плащи. Возле порога Тирант споткнулся о какой-то сверток. Груда тряпья пошевелилась, села и оказалась Сверчком.
— А, вот ты где! — сказал ему Тирант. — Подай мне умыться и одеться да помоги с доспехом. Не знаю, кто снял с меня доспех и кольчугу, да и допытываться не стану, ибо если мне станет известна истина, я тотчас прикажу повесить виновного! Я уверен, что турки уже выслали своих лазутчиков, чтобы выяснить подробности насчет нашего войска: много ли нас и готовы ли мы к битве.
Сверчок охотно исполнил все, что ему было приказано, и оделся сам, готовый сопровождать Тиранта куда угодно, хоть в самое адское пекло.
Для начала Тирант вместе со Сверчком верхом поехал глухими тропами в расположение турецких войск. Севастократор хотел еще раз хорошенько все высмотреть и понять, что и где происходит.
Сверчок действительно знал эту местность. Но когда Тирант спросил его, кем были его родители и как получилось, что он, Сверчок, прошел всеми здешними тропами и не по одному разу (это было очевидно), Сверчок сильно смутился и отказался отвечать.
Впрочем, этот юноша оказывал Тиранту такую большую услугу, что севастократор не стал настаивать на ответе, что не преминул бы сделать в любом другом случае.
Сверчок вывел Тиранта незаметно почти к самому лагерю Великого Турка. Они могли обонять запах мяса, которое варилось в этом лагере, и Сверчок даже чихнул несколько раз, когда дым горящих костров попадал ему в ноздри и «щекотал мозг», по его собственному выражению.
И когда Тирант из своего укрытия увидел, какое великое множество врагов собралось в лагере, ему сделалось не по себе. Но он не показал виду и предложил Сверчку обойти весь лагерь кругом.
Они двинулись с того места, где прятались, и, скрываясь в густой роще, подобрались к одному селению. Там вовсю шло сражение. В этом сражении принимала участие лишь малая часть турок, но и столь небольшого числа неприятелей было довольно, чтобы внести смятение в ряды защитников селения и заставить их напрягать все силы для обороны.
Жители городка в большой спешке возвели земляные насыпи, укрепив таким образом башни и стены своей крепости. Турки же подкатили под стены несколько бомбард и неустанно обстреливали городок. По счастью, ядра застревали в земле и не причиняли крепостным сооружениям большого вреда. Но Тирант видел, что турки лишь забавляются этой осадой, а когда они решат пойти на штурм, то городок не устоит и участь его жителей будет ужасной.
— Нам нужно торопиться, — сказал севастократор своему спутнику. — Я не желаю больше потерять ни одного человека из числа христиан, если с Божьей помощью это будет возможно.
Он еще раз осмотрел лагерь турок с их шатрами и разгуливающими повсюду всадниками. Они казались праздными, но на самом деле в любое мгновение готовы были схватиться за копье и броситься в бой. Именно такой готовности хотел севастократор добиться от своего войска, но преуспевал в этом пока что гораздо хуже, нежели Великий Турок.
Обратно к лагерю христиан Сверчок вел Тиранта другой дорогой, за что севастократор был ему благодарен, поскольку по пути они могли осмотреться еще лучше.
У Тиранта поднялось настроение. Одно дело — слышать о несметных полчищах врага, и совсем другое дело — их увидеть. Трус пугается, когда его взору предстает то, что звучало страшно в рассказах; храбрец же, напротив, чувствует успокоение. И Тирант понял, что действительно является храбрецом. «Это кстати, — подумал он, — потому что, будь я трусом, мне пришлось бы потратить немало сил на преодоление собственной трусости, а так я сберегу эти силы и употреблю их в бою с большей пользой».
