— Спросила что-нибудь? — дрогнувшим голосом глухо поинтересовался Русин, опуская глаза. — Почему, мол, да как?
— Нет, ничего не спросила, Вадим Евгеньевич, — испуганно пробормотал повар. — Только побледнела очень, — после паузы тихо добавил он.
— Я тебя не спрашиваю, блядь, побледнела она или нет!! — в бешенстве заорал Русин и швырнул снасти на пол. — Я тебя спрашиваю просто, что она сказала!! — он грохнул изо всех сил дверью своего кабинета и повернул ключ на два оборота.
Постоял немного, переводя дыхание и успокаиваясь, и лишь потом медленно подошел к столу. На столе, на самом видном месте, лежало ее колечко. Дешевенькое, тоненькое, с каким-то маленьким невзрачным камешком. Больше ничего. Ни записки, ничего.
Русин принялся пить. Не так, как раньше, а по-настоящему. Он пил, напивался, засыпал прямо за столом, просыпался и снова пил. День… другой… третий…
Надо выдержать, надо выдержать! — твердил он про себя. — Хотя бы две недели. А потом уже посмотрим. Если ничего не изменится, не спадет это наваждение — ну, можно и жениться в конце концов. Все же в моих руках! Как я захочу, так и будет. Где она живет известно, чего там!.. Прикажу — завтра же опять привезут.
Но надо же мне было хотя бы срок испытательный себе назначить, хотя бы две недели! Нельзя же так вот, сразу, с бухты-барахты, за три дня все решать! «Любовь с первого взгляда», блин! В моем-то возрасте! Две недели — не такой уж большой срок, если уж на то пошло…
А что поступил с ней так, по-скотски!.. Ну, извинюсь, она поймет. Объясню, что не мог я иначе!! Не хватило бы у меня сил так ее отослать! По-людски. По-человечески. Вот и пришлось, блядь… На рыбалку уехать…
Но почему мне так плохо?! Почему!?.. Я же прав!! Почему!!!???..
— Вадим Евгеньевич! Вадим Евгеньевич!
— А?.. Чего там еще?.. — Русин с трудом разлепил заплывшие глаза и мутно уставился на стоявшего рядом у стола встревоженного охранника. — Ну?!..
— У нас ЧП!
— Какое еще «ЧП»!.. — с отвращением пробормотал Русин, ища глазами водку. Смотреть на охранника он не мог. Ему было даже противно рядом с ним находиться. Сразу же лезли воспоминания. Картинки перед глазами вставали… Как тогда, в этом самом зале… Твою мать!!! Что все они будут уволены, он уже решил твердо. Вот только протрезвею, и…
— Эта девушка, Алла…
Рука Русина, тянущаяся к бутылке, замерла.
— Ну? — тяжело поднял он глаза на охранника. — Что «эта девушка»?
— С ней несчастный случай произошел, — охранник сглотнул. — Муж в нее из охотничьего ружья выстрелил. И она в бреду Вас все время звала. У Вас, Вадим Евгеньевич, теперь неприятности могут быть с органами. На допрос могут дернуть. Наш человек предупреждает, чтобы Вы никуда пока отсюда…
— Вызывай вертолет, — мертвым голосом перебил его Русин.
— Что? — не понял охранник. — Я говорю…
— Вызывай вертолет, — монотонно повторил Русин и посмотрел охраннику прямо в глаза. Охранник попятился. — Немедленно! И телефон мне принеси. Живо!
— Не смотри на меня, любимый, — прошептала Аллочка, пытаясь отвернуться. — Я сейчас некрасивая.
Лицо ее было все в синяках. У Русина сердце сжалось от жалости.
— Ты самая красивая девушка на свете, — срывающимся голосом произнес он, изо всех сил пытаясь справиться с душившими его рыданиями. По лицу его катились слезы. — Я люблю тебя! Прости меня.
— Ты плачешь, милый? — удивленно сказала Аллочка. — Не плачь, не надо! И не вини себя ни в чем. Это я во всем виновата. Не надо мне было к тебе приезжать. Просто мне деньги очень нужны были. Деньги! Развестись чтобы… Жить было негде… Деньги… Вот меня бог и наказал… — она заметалась на кровати. У нее начался бред. — Я тебя люблю!.. Люблю… Ты же видишь. Не прогоняй меня!.. Почему?..
Русин, не в силах больше сдерживаться, припал к ее руке и, рыдая, стал покрывать ее поцелуями.
— Прости меня!.. — задыхаясь, твердил и твердил он. — Прости!.. Прости!..
— Она выживет? — спросил Русин у врача, выходя из палаты.
— Ранение очень тяжелое… — неопределенно пожал плечами тот.
— Делайте, что угодно! — со все еще мокрыми от слез глазами сказал Русин. — Любые деньги! Любые!!
Аллочка умерла этой же ночью не приходя в сознание.
— Она что-нибудь говорила перед смертью? — поинтересовался Русин у врача. Лицо его словно окаменело.
— Да нет, ничего особенного, — смущенно пробормотал тот, не решаясь взглянуть на Русина. — Обычный бред…
— Все сжечь!
— Как это «сжечь»?! — в изумлении открыл рот и ошарашенно уставился на Русина охранник.
— Так это! Облить бензином и сжечь. Со всем, что внутри. Со всеми вещами. Немедленно!! Начинайте!
Русин постоял немного, глядя на огромную дымящуюся груду углей и обломков, оставшуюся на месте его некогда роскошного дома, и уже повернулся было, чтобы пойти к ждавшему его вертолету, как что-то вдруг привлекло его внимание. Он подошел и, не обращая внимания на предостерегающие крики охранников, нагнулся и, обжигаясь, поднял с черной и обгоревшей земли какую-то тускло блеснувшую вещицу.
Это было тоненькое дешевенькое колечко. Темное, закопченое, с оплавившимся, непрозрачным камешком.
И спросил у Люцифера Его Сын:
— Почему мир так печален?
И ответил Люцифер Своему Сыну:
— Что ж. Попытайся сделать его лучше.
