лучше всех детей в школе, ездил за границу с молодых ногтей, но участие отца носило больше материальный, нежели воспитательный характер. Как так получилось, что все изменилось в один момент? Я смотрела на Дениса и не узнавала того милого, доброго мальчика, с которым была знакома с самого его детства.
Он появился с жестяным подносом и двумя чашками чая. Взяв одну из них, я почувствовала исходящий от напитка сильный запах мяты. Не успела сделать глоток, как раздался звонок в дверь.
– Ты кого-то ждешь? – удивилась я.
Парень не ответил и пошел открывать.
– Она здесь?
Приглушенный голос показался мне знакомым. Через минуту в комнату вошел не кто иной, как Сергей Витальевич Туполев, руководитель практики Дениса и его однокурсников. Прежде чем я успела выразить свое удивление, Туполев сказал:
– Вы уж извините, Агния Кирилловна, мое вторжение, но Денису пришлось рассказать мне о вашей договоренности. Думаю, с учетом обстоятельств – я, разумеется, имею в виду трагическую смерть Ляны – мне следует знать то, что вы собираетесь обсуждать.
– Да, – согласилась я, – гибель Ляны и в самом деле трагична. Но вы заблуждаетесь, если полагаете, что наша с Денисом беседа хоть как-то касается вас.
Парень тем временем снова исчез на кухне: видимо, решив, что новому гостю тоже следует что-нибудь предложить.
– Вы ошибаетесь, Агния Кирилловна, – усмехнулся Туполев, разваливаясь в кресле напротив меня. Прямо над ним висела фотография Люды, и это мне почему-то показалось неправильным. – Ребята – мои подопечные. Думаете, факт, что Ляна покончила с собой, никак не скажется на моей репутации? Все станут говорить, что Туполев, мол, недосмотрел, Туполев мог предотвратить, понимаете?
Что ж, в некоторой степени он, наверное, прав: не хотелось бы мне оказаться на его месте. Собственно, я практически побывала на нем, когда чудом избежала обвинения в доведении девушки до самоубийства.
– О, чай! – радостно хлопнув себя по коленям, воскликнул Туполев, увидев входящего Дениса. – Еще и с мятой!
Я нашла такую неожиданную перемену в настроении странной: только что человек сокрушался из-за смерти своей студентки и вдруг выражает восторг по поводу простой чашки чая! Хотя, возможно, я просто слишком остро воспринимаю ситуацию: присутствие руководителя практики здорово выбило меня из колеи, ведь я ожидала, что поведу разговор с Денисом с глазу на глаз. Естественно, я не смогу сказать все, что собиралась, в присутствии постороннего, значит, придется выкручиваться. С другой стороны, зачем Денису могло понадобиться приглашать Туполева – боялся остаться без прикрытия?
Отпив из своей чашки, мужчина кивнул на мою.
– Пейте же, Агния Кирилловна, а то остынет: нет нужды так напрягаться, мы же коллеги, всегда друг друга поймем.
Я сделала еще глоток, но чай как-то совсем не лез мне в горло, а мятный вкус оказался настолько сильным, что создавалось впечатление, будто я жую листья растения.
– В этом году практика выдалась вообще какой-то неудачной, – продолжал Туполев, с явным наслаждением втягивая ноздрями аромат мяты. – Сначала матушка Дениса – такая трагедия, не правда ли? Теперь вот – Ляна. Что в мире творится?!
Стоит ли мне сказать, что Ляна не покончила с собой? Лицкявичус и Карпухин не давали никаких указаний по этому поводу. Денису, разумеется, я собиралась рассказать, но нужно ли об этом знать Туполеву?
– Скажите, – осторожно начала я, – вы ведь были в курсе того, что Ляна наблюдалась у психиатра по месту жительства?
Он кивнул.
– Так сожалею, что не предупредил вас, Агния Кирилловна. Ведь всего этого могло и не произойти, если бы вы знали, насколько травмирована психика девочки. Изнасилование, знаете ли, не простое дело!
– Так вы знаете и о причине? – удивилась я.
– Разумеется: и как врач, и как ее руководитель я в курсе всего, – вздохнул Туполев. – Личное дело читал очень внимательно.
– Ну, если вы читали личное дело, то просто удивительно, что упустили такой важный факт, как синдром бесчувственности, – заметила я. – Ведь Ляна лечилась именно от этого, а не от ночных кошмаров или от того, что, например, испытывала трудности в отношениях с противоположным полом.
– Откуда вам это известно? – поинтересовался мой собеседник, и в его вопросе я уловила нечто большее, чем простое любопытство.
– Я тоже, знаете ли, читала личное дело Ляны, – солгала я. – Очень внимательно.
– Вы удивительная женщина, Агния Кирилловна, – покачал головой Туполев. – Поверьте, у меня никогда и мысли не возникало, что вы на самом деле можете быть виновны в том, что произошло с бедной девочкой…
– Вы, по-моему, не слышали, что я сказала, – перебила я. – Ляна не могла покончить с собой из-за нашего с ней неприятного разговора: она просто не приняла его всерьез! У девушки было эмоциональное расстройство совершенно иного характера, чем описывали вы, и мне хотелось бы знать, почему вы с самого начала не сказали правду?
Туполев ответил не сразу. Он допил свой чай, поставил его на край стола и откинулся на спинку кресла, устремив взгляд на Дениса.
– Ну, я же говорил тебе, что она рано или поздно догадается? – разведя руками, сказал он. – В общем так, Агния Кирилловна, мне очень жаль, но я просто не могу вам позволить вести собственное расследование. Черт, ну почему вы не приняли смерть Ляны? Пережили бы свою вину и продолжили бы жить дальше, ведь никто не собирался выдвигать никаких обвинений против вас лично! Девчонка была неуправляемой, ее невозможно было остановить, невозможно что-то внушить… Если бы я с самого начала знал, что она собой представляет, ни за что не связался бы!
– О чем вы говорите? – спросила я, чувствуя, как сводит губы, словно в зубоврачебном кабинете мне только что ввели наркоз.
Взглянув на Дениса, я испытала шок: такого непроницаемого, каменного лица я еще ни у кого не видела, и уж тем более не могла представить, что сын моей подруги будет смотреть на меня так.
– Думаю, мне лучше уйти, – сдавленно пробормотала я, поднимаясь и хватая сумку дрожащей рукой.
– А я думаю, не стоит торопиться, Агния Кирилловна, – с ужасающим спокойствием проговорил Туполев, даже не пошевелившись и не сводя с меня взгляда. – Далеко вам все равно не уйти. Сколько прошло времени, Денис, – минут десять? Или пятнадцать? Если ты правильно рассчитал дозу, то она вот-вот захочет спать.
Холодея, я переводила затравленный взгляд с Дениса на Туполева. Наверное, именно так чувствует себя зверь, находящийся в западне, при приближении охотников. Я могла предположить все, что угодно, но только не такое!
– О, гляди-ка, она, кажется, начинает понимать! – заметил руководитель практики, обращаясь к молодому человеку. – Я же говорил: умная, все поймет. Сама ходила к Ляне домой, разговаривала с соседями, личное дело как-то раздобыла – просто сыщик настоящий, ни дать ни взять!
– Значит, это вы? – с трудом ворочая языком от ужаса и отвращения, пробормотала я, отступая обратно к креслу, словно таким образом пытаясь увеличить расстояние между нами. – Вы отравили Ляну? Люминалом?
– Ого! – воскликнул Туполев. – Ты только посмотри, как быстро она соображает, несмотря на люминал! Слушай, Денис, а ты, случайно, не ошибся с дозировкой: по моим расчетам, она уже должна бы выру…
– Денис, что ты делаешь?! – воскликнула я.
Парень стоял прямо, вперив взгляд в Туполева, который вдруг почему-то покачнулся и провел рукой по глазам, как будто пытаясь отодвинуть несуществующую завесу, мешающую обозрению.
– Тихо! – рявкнул Денис, не глядя на меня. – Я спасаю нам жизнь.
