великого композитора XX века стать жалкой марионеткой третьестепенных чиновников из министерства культуры и по их воле подписывать любую презренную бумажку, защищая кого прикажут за границей, травя кого прикажут у нас? (Сокоснулся композитор безо всяких перегородок, душа с душою, с темной гибельной душою XX века. Он ли ее, нет, она его захватила с такой пронзающей достоверностью, что когда - если! - наступит у человечества более светлый век, услышат наши потомки через музыку Шостаковича, как мы были уже в когтях дьявола, в его полном обладании, - и когти эти, и адское его дыхание казались нам красивыми.) Бывало ли столь жалкое поведение среди великих русских ученых прошлого? среди великих русских художников? Традиция их сломлена, мы - образованщина. Тройной стыд, что уже не страх перед преследованием, но извилистые расчеты тщеславия, корысти, благополучия, спокойствия заставляют так сгибаться 'московские звезды' образованщины и средний слой 'остепенённых'. Права Лидия Чуковская: кого-то от интеллигенции пришла пора отчислить. Если не этих всех - то окончательно потерян смысл слова. О, появились бесстрашные! - выступить в защиту сносимого старого здания (только не храма) и даже целого Байкала. Спасибо и на том, конечно. В нашем сегодняшнем сборнике предполагалось участие одного незаурядного человека, достигшего между тем всех чинов и званий. В частных беседах стонет его сердце - о безвозвратности гибели русского народа. От корней знает нашу историю и культуру. И - отказался:
5
Да всё бы простилось вам, вызывало бы только сочувствие - и наша зажатая униженность, и наше служение лжи, если бы мы смиренно признались в своей некрепости, в своей привязанности к благополучию, в своей духовной неготовности к этим слишком крутым испытаниям: мы - жертвы истории, произошедшей до нас, мы уже родились - в ней, и хлебнули ее довольно, и вот барахтаемся, не знаем, как выбиться. Но нет! В этом положении мы выискиваем изворотливые доводы ошеломительной высоты, почему должны мы 'осознать себя духовно, не бросая своего НИИ' (Померанц), - как будто 'осознать себя духовно' есть задача уютного размышления, а не строгого искуса, а не беспощадного испытания. Мы нисколько не отреклись от заносчивости. Мы настаиваем на высоком наследном звании интеллигентов, на праве быть высшими судьями всего духовного, происходящего в стране и человечестве: давать общественным теориям, течениям, движениям, направлениям истории и деятельности активных лиц безапелляционные оценки из безопасной норы. Еще в вестибюле НИИ, беря пальто, мы вырастаем на голову, а уж за чайными столами вечером произносится вершинная оценка: чтО из поступков и кому из деятелей 'простит' или 'не простит интеллигенция'. Наблюдая жалкое реальное поведение центровой образованщины на советской службе, невозможно поверить, на каком историческом пьедестале эта образованщина видит себя: каждый - сам себя, друзей и сослуживцев. Все большее сужение профессиональных знаний, дающее возможность и в доктора наук проходить полуневеждам, нисколько не смущает образованна. Настолько властно надо всеми образованными людьми это высокое мнение образованщины о себе, что даже упорный обличитель ее Алтаев в промежутке между обличениями традиционно склоняется: 'сегодня (наша) интеллигенция явно держит в своих руках судьбы России, а с нею и всего мира'!.. Горький смех... По пройденному русскому опыту перед растерянным сегодняшним Западом могла бы держать! - да руки слабы, да сердце перебивается... В 1969 году этот напор самодовольства научно-технической образованщины прорвался в Самиздат статьей Семена Телегина (разумеется, псевдоним) [*2*]. 'Как быть?'. Тон - бодрого напористого всезнайки, быстрого на побочные ассоциации, с довольно развязным и невысоким остроумием, вроде 'руссиш культуриш', то пренебрежением к этому населению, с которым приходится делить один участок суши ('человеческий свинарник'), то - пафосными зачинами: 'А задумывались ли вы, читатель?'. 'Творческое начало, источник этики и гуманизма', автор выводит от обезьян, лучшим выходом для разочарованных считает 'трибуны стадиона', худшим - 'в сектанты'. Но не так важен сам автор, как единомыслящий круг его, который он аттестует отчетливо: 'прогрессивные интеллигенты' (состоящие в партии, ибо сиживают на партсобраниях и руководят 'отдельными участками работы'), 'мы цвет мыслящей России', кто 'создает свой крут воззрений, в котором можно жить, не путаясь в противоречиях'. 'Представьте себе класс высокообразованных людей, вооруженных идеями современной науки, умелых, самостоятельных, бесстрашно мыслящих, вообще привыкших и любящих думать, а не... пахать землю'. Не скрывает Телегин и таких особенностей своего круга: 'Мы - люди, привыкшие думать одно, говорить другое, а делать третье... Тотальная демобилизация морали коснулась и нас'. Речь идет о
