После того как Муся обкакалась прямо на пляже – Татьяна бегала отмывать дочь в море, застирывала трусики и из пластиковой бутылки поливала лежак, – компания вообще стала ее сторониться.
– Неужели нельзя надеть на ребенка памперс? – услышала она замечание врача-филолога- педагога.
– О чем вы говорите? Нет культуры поведения, – ответила ей вторая дама.
Настроение Татьяны портилось с каждым днем.
Помимо сумасшедшего художника она по-дружилась с женщиной, выходившей на пляж всегда в черном купальнике и красных бусах, – Еленой. Оказалось, что Елена – матушка, жена местного священника. На пляж она приходила в длинной юбке, с замотанной косынкой головой, а раздевшись, становилась обычной женщиной. Они обсуждали крем от морщин местного производства, удивительный шампунь, который делают монахи в местном монастыре, от которого начинают расти косы, распродажу в магазине, где продаются юбки. Мусе Елена тоже нравилась. Пальцы матушки были унизаны кольцами. Одно – с камнем, бирюзой, Мусю просто завораживало. Елена протягивала руку и шевелила пальцами. Муся открывала рот и осторожно, одним пальчиком трогала кольца.
– Идите поплавайте, я посижу, – предлагала Елена.
– Вам не сложно? Правда?
– Это счастье, – отвечала матушка.
По грустной и злой иронии жизни, они с мужем – совершенно здоровые люди – оказались не способы дать жизнь ребенку. Подходили друг другу во всем, кроме этого. «Бог не дал», – говорил муж Елены. «Сама свою судьбу выбрала. Вышла бы замуж за другого – и детей бы родила», – думала матушка.
Была еще Женька, которая приезжала сюда каждый год, знала всех, и все знали ее. Ей было плевать на условности, и она всегда радостно приветствовала Татьяну, как старую знакомую. Женька быстро плавала до камня и назад и усаживалась за столик в кафе. Она, что тоже все знали, медленно спивалась.
Татьяна иногда подсаживалась к ней попить кофе и поболтать ни о чем. В Женьке было то, что Татьяну притягивало, – темперамент, кураж, чувственность. Татьяна вспоминала один день. Женька привычно сидела в баре и бездумным взглядом смотрела на дорогу. Татьяна проходила мимо – Женька ее не заметила, смотрела куда-то сквозь. Глаза были огромные, от черноты на веках казались накрашенными. Татьяна подошла сама.
– Привет, – сказала она.
– Это ты? – удивилась Женька, с усилием очнувшись.
– Ты чего такая? – спросила Татьяна, засовывая в рот дочери печенье, чтобы та не раскричалась.
– Какая? Я? Что, прости?
– Что с тобой происходит? Ты нормально себя чувствуешь?
Утром на пляже она заметила на бедре Женьки синяк. Огромную гематому. На пляже та роняла вещи, сигареты, билась об лежак, спотыкалась на ровном месте.
– Что мне делать? – спросила вдруг Женька и посмотрела на Татьяну, как на последнюю надежду.
– В каком смысле? Ты много выпила?
– Я пью мохито. Безалкогольный, – тихо и спокойно ответила Женька.
– Что с тобой?
– Я его люблю. Понимаешь? Так не бывает. Чтобы так все совпадало. – Женька наклонилась к столу и зашептала: – Все, абсолютно все. Я могу с ним не говорить, он читает мысли. Он… Он родной. До истерики. Мне страшно становится.
– Кто он? – Татьяна доставала из сумки бутылочку с компотом, мысленно подсчитывая, сколько времени дочь еще просидит спокойно.
– Ты же его видела! Он вчера ко мне подходил на пляже.
– Прости, я не помню, – ответила Татьяна.
– Ну как ты не помнишь? Как ты могла его не заметить? – почти кричала Женька.
Женька болтала на пляже и пила кофе со всеми знакомыми, которые подходили, уходили, приходили снова… Опознать в этой череде
– И чего ты страдаешь? – спросила Татьяна, беря дочку на руки и отвлекая ее трубочкой из Женькиного мохито.
– Мы никогда не будем вместе. У нас нет будущего. Все закончится. Или уже закончилось. Я не знаю.
У Женьки был муж, некогда успешный, известный, но в последние годы переживающий кризис сразу всего – и среднего возраста, и творчества, и самоопределения. Женька забрала сына и уехала к знакомым после того, как муж отправился изучать буддизм с восемнадцатилетней буддисткой. Денег будущий буддист ей не оставил. Вернуться домой у Женьки не было никаких сил. Уже второй месяц она мыкалась по знакомым. За возможность пожить в доме платила щедро – готовила, пекла пироги. Была незаменима на вечерних посиделках, рассказывая байки и «держа» стол. Умела льстить, не переходя грани, умела слушать, была легка на подъем. Кто-то ее жалел. Кто-то пользовался. Кому-то было просто скучно.
– Жень, тебе это только кажется, – сказала Татьяна, играя с дочкой в «ладушки». Она хотела уйти и не могла. Муся уже измаялась, но Татьяну держал Женькин взгляд. Она такой не была, когда приехала. Сейчас, хоть ей и было плохо, она горела изнутри. Ее можно было подключать к лампочке – загорелась бы. Приехала она потухшая, сгоревшая.
– Наверное, – грустно кивнула Женька.
– И что? А он? – продолжала разговор Татьяна, приговаривая «по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам», подбрасывая Мусю на коленках.
– Он не сказал, что меня любит. Понимаешь? Я боюсь. – Женькины глаза казались безумными.
– Ты же понимаешь, что это только слова? – пыталась воззвать к ее рассудку Татьяна. – Вы давно знакомы? Ты его хорошо знаешь?
– Нет, дело не в этом… Если бы он только сказал… – замахала руками Женька и опрокинула стакан, на что даже не обратила внимания. – Если бы он сказал, что любит… Я бы все бросила.
– Так бы и бросила?
Все знали, что Женька никогда не бросит мужа. Потому что так устроена. Потому что он никогда ее не отпустит. Потому что, наконец, есть сын, который отца боготворит. И это была не первая Женькина «любовь» и не первая молоденькая буддистка в жизни ее мужа.
– Не знаю. Мне хотелось это услышать. Понимаешь? Просто услышать. Почувствовать, что я еще могу… Заслуживаю того, чтобы меня любили. Пусть бы он соврал. Пусть бы это было на несколько дней.
– Жень, пойдем домой, а? Мы тебя проводим, – предложила Татьяна.
– Да, пойдем, – согласилась она, хватая сразу и Татьянину сумку, и коляску, чтобы помочь.
– Жень, все будет хорошо. – Татьяна хотела ее успокоить, но понимала, что говорит банальность.
Женька посмотрела на нее, как на больную.
– Да, все будет хорошо, – кивнула она, – муж бросит свою буддистку и вернется. Мы будем жить, как раньше. А я буду вспоминать, как встретила человека, который был
– Почему не было? – обиделась Татьяна, хотя она и правда никогда не теряла головы от чувств.
– Потому что ты бы тогда так не говорила.
– Жень, посмотри на это по-другому. Тебе сейчас не просто…
– Замолчи, пожалуйста, я знаю все, что ты скажешь, – оборвала ее Женька. – Замолчи. Не хочу. Только не сейчас. Я и сама все знаю.
Женькин муж бросил буддистку и приехал за ней и сыном. Они перебрались к очередным знакомым, и Татьяна ее не видела некоторое время. Увидела опять в кафе. Женька сидела с мужем и сыном. Смеялась. Татьяна решила пройти мимо, сделав вид, что не заметила. И только обернувшись, поймала Женькин взгляд: та смотрела на дорогу – бездумно, безумно. Как будто искала в толпе знакомую походку. Знакомую рубашку, лицо, спину. Взгляд загорался в надежде и потухал, когда оказывалось, что он – не тот. Не он.
Это местечко не было рассчитано на маленьких детей, что удивляло Татьяну. Во всем городке она не нашла ни детской площадки, ни сломанных качелей, ни ржавой лесенки. Даже футбольного поля не было – дети играли в мяч на школьном пятачке или на лужайке перед церковью. Детей
