поддерживать и даже воспрепятствовали нововведениям. В результате Китай утратил первенство в промышленности, политической мощи и военных делах. Империя уступила статус обладателя самым грозным арсеналом современного вооружения, которым располагала при монгольских правителях, некогда слаборазвитым и даже полуварварским Японии на востоке и Европе на западе.
Однако прежде чем несомненное превосходство Китая над другими цивилизациями сошло на нет, могучий ветер новых перемен повеял над южными морями, соединявшими Дальний Восток с Индией и Ближним Востоком – я имею в виду возросший поток товаров и движение людей, обусловленные возможностями рынка. В поисках богатств (или средств к существованию) всевозрастающий рой купцов привнес в общественные отношения степень изменчивости, невообразимую в предшествовавшие века.
Скачок в богатстве и технологиях имел основой массовую коммерциализацию китайского общества; и вполне уместно допущение, что торжество рыночных отношений на пространстве от Японского и Южно- Китайского морей до Индийского океана и побережья Европы обязано своим успехом первоначальным подвижкам в Китае. Сто миллионов людей(1*), в поисках средств к существованию все глубже вовлекаемых в процесс купли и продажи, существенно изменили образ жизни и быт людей и народов в большей части цивилизованного мира. Данная книга как раз выдвигает гипотезу, что ускоренное продвижение Китая в сфере рыночных отношений в начале XI в. и явилось критической точкой в развитии всемирной истории. По моему убеждению, Китай направил человечество по пути непрекращающегося тысячелетнего процесса развития, в котором цены и индивидуальное (либо узко групповое) восприятие личной выгоды являются средствами управления поведением человеческих масс.
Разумеется, повиновение указам свыше никуда не исчезло; сложное многоуровневое взаимодействие между командным и рыночным поведением нисколько не упростилось. Однако политическое руководство вынуждено было все более и более принимать в расчет финансовые реалии, последние же не могли обойтись без потока товаров на рынки, на которых правители более не господствовали. Подобно простым смертным, они все прочнее увязали в паутине наличности и кредитов, поскольку деньги были гораздо более эффективным средством мобилизации материальных и человеческих ресурсов для войны и других общественных начинаний, нежели что-либо иное. Новые формы управления и новые образцы общественного поведения оказались востребованными с тем, чтобы преодолеть взаимную неприязнь между властью меча и властью денежного мешка; а общество, наиболее преуспевшее в этом – т. е. Западная Европа – в должное время обрело господство над миром.
Взлет Европы является темой последующих глав, а данная изучает истоки и пределы китайских преобразований – и их определяющего побудительного воздействия на остальной мир.
Попытка определить причины как первоначального технологического превосходства Китая над остальным цивилизованным миром, так и утрату этого первенства достаточно скоро заводит исследователя в тупик. Историкам Китая предстоят долгие годы исследований, чтобы найти ответы на свои вопросы в объемных архивах династий Тянь (618-907), Сун (960-1279), Юань (1260-1368) и Мин (1368-1644). Наверное, потребуется кропотливый труд одного или двух поколений, прежде чем исследователям откроется ясная картина региональных особенностей и социально-экономических преобразований, вымостивших дорогу расцвету (и закату) высокотехнологичной металлургической и каменноугольной промышленности и краткой морской гегемонии в Индийском океане( 2*) .
Уровень достижений Китая подтверждается всеми исследователями в прикладных областях: например, Роберт Хартвелл проследил историю металлургии в Северном Китае XI века в трех замечательных статьях( 3*) . Техническая основа для широкомасштабного развития существовала в Китае с давних времен. Плавильные печи с совершенными мехами, обеспечивавшими непрерывный поддув воздуха, были известны почти тысячу лет( 4*) до того, как металлурги Северного Китая научились использовать кокс вместо древесного угля, разрешив таким образом постоянную проблему с топливом в бедном деревом бассейне реки Хуанхэ. В свою очередь, кокс использовался для приготовления пищи и обогрева домов по крайней мере за два столетия до своего дебюта в металлургии(5*).
Даже несмотря на то, что по отдельности эти технологии были давно известны, сочетание их было новинкой; и когда кокс начал использоваться для плавки, масштаб производства железа и стали возрос многократно( 6*) :
Год Тонн
806 13500
998 325
1064 90400
1078 125000
Эти данные почерпнуты из официальных (т. е. обычно постоянно занижаемых) статистических данных, которые не учитывают мелкомасштабного «домашнего» производства. С другой стороны, рост может отчасти быть и статистической припиской (если по той или иной причине в XI в. государство вдруг озаботилось бы данными по производству железа и стали)(7*) Даже если этот резкий рост отчасти объясняется чрезмерным рвением рапортующей стороны, Хартвелл наглядно показал, как в относительно малом регионе Северного Китая, на залежах пригодного для плавки металла битумного угля в северном Хэнане и южном Хэбэе, годичное производство с нуля достигло 35 тыс. тонн. В этих регионах возникли крупные предприятия, нанимавшие на постоянную работу сотни людей, в то время как производство железа в других регионах Китая оставалось временным занятием для крестьян, подрабатывавших в промежутке между сезонными сельскохозяйственными работами.
Новый уровень производства мог быть прибыльным лишь там, где уже существовал рынок больших объемов железа и стали. Последний, в свою очередь, зависел от транспортировки и цен, делавших постройку и эксплуатацию металлургических предприятий при-влекательным для семей (Хартвелл считает, что вначале-для землевладельцев) вложением. В течение столетия эти условия совпадали. Каналы соединяли новые центры металлургии в Хэнане и Хэбэе со столицей династии Северная Сун городом Кайфынем-по совместительству, объемным рынком торговли металлами. Железо использовалось для чеканки монет,( 8*) в строительстве, изготовлении орудий труда и оружия. Правительственные чиновники зорко следили за производством оружия и чеканкой денег и в 1083 г. смогли даже монополизировать продажу сельскохозяйственных орудий из железа.
Это решение имеет прецедент в истории Китая – еще в эпоху династии Хань (202 г. до н. э. – 220 г. н. э.) железо (как и соль) было товаром, удостоившимся пристального внимания правительства. Монополизировав оборот этих товаров и продавая их по искуствен- но завышенным ценам, государство обеспечивало дополнительный приток доходов. Таким образом, решение 1083 г. напоминает возврат к старым укоренившимся моделям налогообложения,( 9*) хотя вполне естественно предположить, что результатом возросших цен стало сокращение частного спроса на пользование орудиями из железа и стали – и последующее прекращение роста производства.
Хартвелл не пытался установить точные цифры объема металлургической промышленности Китая в XI веке, поскольку данные являются разрозненными. Единичный заказ на 19 тыс. тонн железа для чеканки монет и упоминание двух государственных арсеналов, ежегодно производящих 32 тыс. комплектов доспехов, дает косвенное представление о размахе государственной деятельности в Кайфыне в конце XI в., когда поток железа со все новых плавилен в столицу беспрестанно возрастал. Однако дошедшие до нас данные не позволяют установить, какая часть металла шла на вооружения, а какая на чеканку, строительство и предметы роскоши(
Даже если решение 1083 г. о монопольной торговле сельскохозяйственными орудиями из железа могло ограничить уровень производства, стоит упомянуть, что государственное управление экономикой в
