из строя двигателем. — Я в курсе. Разошелся шов в резервном баке. Давно. Этот запас топлива я вообще… дерьмо… не учитывала. Когда войду в атмосферу, бак прогорит.
Трамп продолжал снижение. Послышался громкий хлопок, и на схеме один из коррекционных импеллеров засиял алым цветом. Трамп класса «Бурлак» был древним аппаратом, выпущенным еще до колонизации Сибириады, и неудивительно, что пришла ему пора отправляться на слом. Сейчас капитальный ремонт ветерана стоил бы, пожалуй, немногим меньше покупки нового корабля. Двигатели трампа, предназначенные для проведения корректировок в открытом космосе, были старой модели и в атмосфере должны были сгореть очень быстро.
— Гадство, как рано!
— Трамп К-12, у вас…
— Макс, заткнись! — прошипела девушка. — Мешаешь.
Полыхнул еще один импеллер. Зеленая вертикаль глиссады все время норовила уползти в сторону. Катя чувствовала, как по вискам стекают струйки пота, и не только потому, что климатизатор упрямо поддерживал в рубке +27 по Цельсию. Пожалуй, она все же сглупила — ну и что, подумаешь, села бы в гравизахваты…
Вертикаль резко вильнула, и пилот врубила сразу три корректировочных двигателя. Корабль дернулся, выравниваясь, но эта маленькая победа стоила ей еще одного импеллера. Альтиметр показывал две тысячи метров до площадки. Можно сказать, совсем рядом.
Трамп продолжал снижаться — очень медленно, зато практически не отклоняясь от необходимой траектории. Катя могла бы назвать себя лучшим пилотом Сибириады — это было бы некоторым преувеличением, но в первый десяток она, безусловно, входила. Два года во Флоте, да еще пилотом истребителя — в этом захолустье подобным послужным списком могли похвастаться немногие из гражданских. Семь боестолкновений. И даже один сбитый противник.
Но эта посадка выпьет из нее крови, пожалуй, столько же, сколько настоящий боевой вылет.
Внезапно взвыла сирена. Сразу три планетарных импеллера сменили цвет с зеленого на желтый, а затем и на красный. Цифры на альтиметре ускорились, последняя, фиксирующая десятые доли метра, и вовсе слилась в одно смазанное мерцание. Трамп падал. Индикаторы крена и тангажа,[8] до этого радовавшие глаз сотыми долями градуса, замигали красным, показывая сильное отклонение от нормы.
— Катя, я…
— За-а-аткнись, Ма-акс!!! — заорала пилот. — Убью! Не смей!
Корабль стремительно приближался к земле. Уже не экономя ресурсы слабеньких коррекционников, Катя отчаянно держала глиссаду — пока это удавалось, и падение можно было, с некоторой натяжкой, назвать управляемым. Триста метров… двести… сто… пятьдесят… взвыл маршевый двигатель, вбивая в упрочненный бетон посадочной площадки струю плазмы. Ремни врезались в тело — наверняка останутся синюшные полосы. Там, внизу, был сейчас настоящий ад, но бетон способен был выдержать и не такое. Космодромные конструкции рассчитаны на старт корвета, производимый на маршевом.
— Есть контакт! — резанул по ушам восторженный вопль диспетчера. Но Катя знала о посадке и без подсказок.
— Всем системам — отключение.
Она устало вытерла тыльной стороной ладони пот. Посадила. Надо же…
Грузовой пандус откинулся, броневая плита легла на еще горячее бетонное покрытие.
Вот сейчас Катя была олицетворением всего восторженного, что можно услышать о космосе и космонавтах. Идеально отглаженный бежевый мундир, эмблема гражданского мастер-пилота, нашивки боевых вылетов. Невысокие полусапожки с подмагниченными подошвами. Волосы распушены, золотой волной спускаясь до середины спины. Наверняка Макс, несомненно наблюдавший за ней через видеокамеры посадочной площадки, в этот момент затаил дыхание.
Бетон еще не остыл, над ним струилось марево раскаленного воздуха. Девушка усмехнулась: да, отменная посадка. Ни одного повреждения — если не считать перегоревшее оборудование. Но с импеллерами все ясно — планетарные давно выработали все мыслимые сроки эксплуатации.
Быстро перебежав через наиболее горячий участок, Катя подошла к краю площадки и, опершись об ограждение, с наслаждением вдохнула прохладный воздух. После теоретически стерильной, многократно прогнанной через фильтры (все равно никакая фильтрация не способна устранить осточертевший запах масла, горелой проводки и пота) атмосферы корабля настоящий воздух казался восхитительным. Седьмая Посадочная находилась на краю космодрома, и совсем рядом, всего в полутысяче шагов, начинался лес даже сюда доносился аромат зеленой листвы, пусть и слегка смешиваясь с запахами гари и раскаленного металла. Катя зажмурилась, представляя свою маленькую, но такую уютную квартирку… и кровать с чистой-чистой простынею.
Послышался мягкий рокот, и к выходу с площадки подкатил небольшой робот-кар. Катя забралась на сиденье, коснулась сенсора — и ярко-желтая машинка неторопливо двинулась к далекому зданию астропорта. Перемещаться в посадочной зоне самостоятельно категорически запрещалось — в бортовой компьютер кара непрерывно поступала информация о безопасном маршруте. Впрочем, сейчас на космодроме было тихо.
Представитель «Галакта» уже ожидала пилота. Довольно интересная сухощавая женщина лет шестидесяти встала с кресла, как только Катя появилась в дверях.
— Капитан Шелест? — вопрос был в высшей степени формальным — они обе давно знали друг друга.
— Во плоти, инспектор.
— Блестящая посадка. Я наблюдала за вами.
— Спасибо, — чуть заметно усмехнулась Катя. Похвала была приятна, тем более от этой женщины. В молодости Анна Ремезова была отличным пилотом, это знали все. И сейчас на ее сером мундире поблескивали три крошечные звездочки — эмблемы дальних экспедиций. Предмет тихой зависти мастер- пилота Екатерины Шелест.
Прошли те времена… Уже много лет дальние экспедиции осуществлялись исключительно силами Флота. Все началось с колонии Келли, Альтаир-3. С дикой и бессмысленной бойни, в результате которой оказался стерт с лица земли единственный городок в полторы тысячи жителей. Флот прочесал все ближайшие сектора, но не нашел никаких следов врага. В свое время средства массовой информации подняли по этому поводу невероятный шум, обвиняя военных во всех смертных грехах, начиная от халатности и заканчивая прямым небрежением интересами Федерации. Заговорили и об амстад, но Ассамблея выложила груду документальных свидетельств того, что ни один корабль Роя не приближался к Альтаиру ближе чем на пять парсек. Разумеется, никто амстад не верил, но для официальных обвинений нужен хоть какой-нибудь повод.
Затем исчезла экспедиция к Фомальгауту — простой, давно опробованный маршрут, жалких двадцать два световых года от Солнца. И снова недели бесплодных поисков. В течение следующих трех лет пропали еще четыре экспедиции, после чего Армия, ссылаясь на интересы Федерации и заботу о безопасности граждан, сосредоточила в своих руках все исследования, проводимые вне сферы диаметром около сорока световых лет.
— Мастер-пилот Шелест, вынуждена официально известить вас… — инспектор сделала паузу. Затем, вздохнув, продолжила: — Что компания «Галакт» прекращает действие вашего контракта в связи с ликвидацией закрепленного за вами трампа К-12. Мне жаль.
— Мне тоже.
Катя понимала, что этот разговор — такая же формальность, как и приветствие. Инспектор выполняла свою работу. Может быть, позже им удастся поговорить наедине, и тогда Ремезова найдет другие слова. Из всех «жаб» она была самой человечной. И единственной, кого не называли «жабой» в глаза.
— Ваша карточка, мастер-пилот.
Инспектор протянула небольшую пластиковую карточку, на которую была внесена плата за последний рейс обреченного трампа. Катя прикоснулась пальцем к сенсору, сканер считал ее биокод и выдал на небольшой экран сумму. Девушка чуть вздернула бровь — удивление было приятным. И все же… и все же она обязана уточнить.
