рубку, включим общую связь и вызовем их.
— А е-если это п-пираты? — Ленка все не могла заставить зубы перестать выбивать мелкую дробь. Похоже, версию капитана она приняла безоговорочно, с готовностью забыв и о странных буквах, и о призраке, который чуть не довел Монка до стрельбы.
— Исключать, конечно, нельзя! — усмехнулась Катя. — Но в этом случае парням крупно не повезло. Вряд ли они притащили сюда тяжелое вооружение, а с легкими бластерами или с пистолетами против Монка… им не завидую.
— Может, вернемся?
— Рано.
Рубка встретила девушек ожидаемой пустотой — ни одного человека… И все же создавалось странное ощущение, что люди были здесь совсем недавно. Древний навигационный компьютер выглядел вполне исправным, зато красные огоньки на пульте однозначно свидетельствовали о том, что с кораблем далеко не все в порядке. Где-то на заре космоплавания конструкторы часто использовали для оснащения пультов кораблей жидкокристаллические дисплеи с цифровой индикацией, точно отражающей состояние подконтрольных систем. Идея не прижилась: большинство пилотов, не оспаривая полезность численных сведений, все же предпочитали старую цветозвуковую индикацию — мозг человека, даже порядком уставшего от скучной долгой вахты, практически мгновенно реагирует на вспыхнувшую алым светом лампочку Тем более если сигнал о нарушении в работе той или иной системы сопровождается достаточно раздражающим зуммером. Главное — вовремя узнать о сбое… а уж потом можно изучать показания приборов. Так что все корабли обязательно имеют или индикаторную панель, или монитор, выводящий схему корабля, подсвечивая разными цветами основные узлы.
Судя по тревожным красным огонькам, на «Черном призраке» накрылись маршевые двигатели, система дальней связи, ряд вспомогательных систем. Разрушены три грузовых отсека. ГР-привод не пострадал — если бы удар метеорита пришелся на капсулу с «энергией-33», взрывом разнесло бы, по меньшей мере, треть судна. Каюты экипажа, традиционно располагавшиеся на максимальном удалении от двигателей, не пострадали — впрочем, девушки и так уже это знали: сектор «В» выглядел абсолютно целым.
Катя включила внутреннюю связь:
— Говорит капитан Шелест, патруль «Скайгард». Прошу всех, находящихся на борту «Черного призрака», немедленно связаться с главной рубкой.
Скрытые динамики исправно донесли сообщение до всех уголков транспорта — сквозь открытую дверь рубки было слышно, как голос девушки гремит в коридоре, эхом отражаясь от стен. Все еще напуганная Леночка приказала Монку занять позицию у двери… правда, от команды на активацию вооружения она удержалась. Робот почти перегородил собой вход в рубку — со стороны боевая машина выглядела весьма грозно, и впечатление это не было обманчивым.
Прошло три минуты… Связаться с рубкой можно было практически откуда угодно, коммуникационные модули имелись не только во всех каютах, но и вообще во всех отсеках корабля. Люки, перекрывавшие центральный коридор, тоже имели встроенную переговорную систему. По всей вероятности, откликаться на зов капитана Шелест никто не желал.
— Я поковыряюсь в компьютере, сообщила Катя, плюхаясь в капитанское кресло.
— Помощь нужна?
— Да вроде нет…
Девушка настроилась на долгую и (хотелось надеяться) плодотворную работу, но не прошло и четверти часа, как она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
— Что-то случилось? — Леночка никак не могла успокоиться: в каждом движении подруги ей чудились грядущие неприятности.
— Не знаю… — протянула Катя. — Бред какой-то…
— А поподробнее?
— Я получила доступ к бортовому журналу. Все, как мы и предполагали. Корабль стартовал с околоземной орбиты 17 мая 2172 года. На семнадцатый день полета, то есть 3 июня, в 17.05 по Гринвичу произошло столкновение с метеоритом. В этот момент транспорт находился в районе звезды HD213209, выполнял навигационный контроль. Это, кстати, около восьми световых лет отсюда. При взрыве никто из экипажа не пострадал… в смысле, не погиб. В журнал скрупулезно занесены данные обо всех травмах — два перелома, сотрясение мозга… люди потрясающе легко отделались. Уже через полчаса специалисты начали работы по восстановлению.
— И что потом?
Катя несколько секунд молчала, затем вздохнула:
— И… ничего. Компьютер уверяет, что на борту 11 июня 2172 года, 11.42 по Гринвичу.
— Ничего не понимаю…
— Команда восстановила работу системы жизнеобеспечения в секторе «F» — это зона, вплотную прилегающая к двигательному отсеку. Дальше пробиться не удалось. Идут работы по монтажу временной шлюзовой камеры на границе зон «F» и «G». Если камеру удастся смонтировать, предполагается вскрыть двигательную зону и попытаться привести в порядок маршевый… С точки зрения этого железного придурка — я компьютер имею в виду, — очередная смена техников приступила к работе чуть больше двух с половиной часов назад. А двадцать шесть… нет, уже двадцать семь минут назад зафиксирована активация технического шлюза. Как думаешь, кто бы это был?
— Мы?
— Не-а… мы на борту уже больше полутора часов. Причем наше появление бортовые системы вроде бы и «не заметили».
Девушки долго молчали. Обе не имели ни малейшего представления, что делать дальше. Бортнавигатор вполне мог свихнуться от двухвекового странствия в пустоте… как раз в двадцать втором веке цвела мода на псевдоразумные компьютеры — считалось, что они лучше ориентируются в сложных ситуациях и способны на принятие максимально эффективных решений. Но уже к середине двадцать третьего века от искинов[27] отказались — и не только из-за исключительной дороговизны. Человек по природе своей всегда стремится к первенству, а потому очень болезненно относится к тем, кто умнее. Пошли разговоры о вытеснении людей с космических трасс, специалисты с пеной у рта доказывали непогрешимость искинов, приводились графики зафиксированных нештатных ситуаций, статистические выкладки и мнения множества людей — от маститых ученых до домохозяек. По официальным заключениям (не так уж и далеким от истины), искин вполне способен выполнить почти все функции экипажа, а имея под рукой группу дистанционно управляемых роботов — вообще все. Практически все СМИ кричали о новой вехе в освоении космоса…
Но атака на общественное мнение успехом не увенчалась. Пассажиры желали видеть в рубке опытных астронавтов (термин «спейсмен» прижился позже), коммерческие структуры не желали доверять свои грузы пусть и умному, но бездушному электронному созданию. Вспыхнули протесты и среди астронавтов — перед опытными пилотами замаячила перспектива безработицы, а переквалифицироваться в техники или стюарды готовы были далеко не все.
Вскоре использование искинов стало прерогативой отдельных энтузиастов. И военных — Флот активно оснащал искусственным разумом легкие истребители… и слава богу, что идея передачи под управление «электронного мозга» боевых станций и тяжелых крейсеров так и осталась нереализованной. В 2314 году, в первые же месяцы боев с Ассамблеей Амстад были потеряны почти все истребители, несущие на борту искины. Да, компьютерный разум мог пилотировать крошечный кораблик много лучше среднего выпускника ВКА.[28] Но в реальном бою далеко не все зависит от пилотажа и меткой стрельбы, иногда столь же, а то и более важен бойцовский дух воина, сидящего за штурвалом. Люди защищали людей… искины отрабатывали программу. Очень сложную, очень изощренную, очень напоминающую настоящий разум — но все-таки программу. И амстадские истребители «пи'ай» быстро отучили землян полагаться исключительно на компьютеры.
После войны об искусственном разуме надолго забыли. Где-то в научных центрах Земли и Геи шли очередные исследования, разрабатывались новые алгоритмы — но никаких особых прорывов в данной области так и не произошло.
