принципов.
— Это все равно, что уговаривать алкаша пить вино. Или наркомана — уколоться разочек.
— Это не одно и то же! — запротестовала я.
— Почти одно и то же, — ответил он. — Человеческая кровь — больше чем наркотик. Мне потребовалось несколько десятилетий, чтобы отвыкнуть от нее. И я не собираюсь возвращаться назад. Я воспользуюсь шансом…
— Я не прошу тебя уколоться смесью кокаина и морфия, черт возьми! Кровь для тебя — источник жизни. Благородство может привести его к смерти… Я этого так не оставлю!
— Напомнить тебе, король вампиров, что я тоже не принадлежу к роду человеческому? Единственная разница между нами в том, что я не разгуливаю мертвая. Ты исчезнешь навсегда, если ничего не предпримешь! Пей мою кровь! Легкая кровопотеря мне не повредит. Когда мы выберемся отсюда, сможешь снова стать упертым вегетарианцем, если захочешь. Но сейчас — пей!
С видимым усилием он отвернулся от меня.
Нико хранил молчание в течение всего нашего разговора, наблюдая за мной и потерявшись в собственных мыслях. Мне не нужно было спрашивать его мнения. Его поддержка в этом вопросе очевидна. Черт с ними, с принципами; выжить — вот что главное. Святость пусть останется для святых. В качестве должностной инструкции… Я предпочитаю быть живым хищником. Нико, видимо, предпочел то же самое. Наши взгляды встретились и задержались друг на друге. В один миг я поняла неопровержимую истину, скрытую за внешним цинизмом его поступка: желание жить. Он говорил правду о сделке с нацистами и видел вперед на несколько поколений. Чтобы спасти свой народ, ему пришлось заключить эту сделку. Он буквально ходил по лезвию бритвы, пытаясь спасти и вампиров и жителей деревни в то страшное время. Однако от неудач никто не застрахован. Меч оказался более острым, чем он мог себе представить: Нико не знал, что человеческие самцы способны совершить злодеяние такого чудовищного масштаба, как холокост.
— Вы остались бы здесь, чтобы спасти меня? — спросил наконец Нико.
Его голос звучал неуверенно.
— Я делаю то, что должна. Неважно, что ты сделал в прошлом, — ответила я. — Я не претендую на истину в последней инстанции. Знаю только, что ты допустил ужасную ошибку и должен жить с этим, как подсказывает тебе твоя совесть. Я тебе — не судья. Как с тобой поступить, решит Адам. Он — твой король, а не я.
Это было нелегко. Я не видела и даже представить не могла тех маленьких детей, которых принесли в жертву нацистам. Но будучи тем, кто я есть и кем являлись члены моей семьи, я понимала, что у каждой медали есть две стороны. Я не имела права выносить моральное суждение. Независимо от этого, я должна была ему помочь.
Нико склонил голову и продолжат хранить молчание. Смерть не всегда бывает соразмерным наказанием. Вечная жизнь в сознании того, что ты совершил неумышленное злодеяние — принес в жертву тысячи людей, обрек их на мучение и смерть.
Атмосферное давление и состояние воздуха изменились — близился день. Легкий ветерок принес с собой утренние запахи. Первая полоса света возникла над горизонтом и позолотила землю. Свет подкрадывался к нам все ближе…
Повеяло угрозой… Я легла сверху на Адама и Нико, стараясь как можно лучше укрыть их собой. Но свет был так же неизбежен, как и день. Несмотря на все мои усилия, солнечный луч сначала лег на Дерека Олбрайта, а затем коснулся щеки Адама.
Он вздрогнул от боли, и короткий глухой стон вырвался из его груди. Я попыталась заслонить его лицо, но меня было слишком мало, а света — много. Солнце уже поднялось над краем карьера. Я не могла остановить естественный ход вещей.
Нико свернулся клубком, пытаясь спрятаться. Он не жаловался, да и был покрепче Адама: недавно ел и потому какое-то время мог противостоять солнечному свету. Адам лежат в позе эмбриона рядом с Нико.
Я не могла этого вынести. Что бы ни случилось потом — ссоры, обвинения, — я не могла позволить Адаму умереть. В который раз прижата запястье к его рту и потребовала:
— Пей, черт побери, пей!
Его ноздри дрогнули. Я представила, как он вдыхает аромат крови — эликсира жизни, пульсирующего под моей кожей. Я обхватила его затылок другой рукой и прижата его голову к себе.
— Я не позволю тебе умереть, Адам Уолкер!
Он сжат челюсти с огромным усилием. Губы были сжаты плотнее, чем ноги сопротивляющейся девственницы. Страх и тоска прошлись по всему моему существу, гром столкнувшихся эмоций образовал контрапункт к чудовищному стуку моего собственного сердца, который было слышно извне, — шум клокочущей крови; вкус победы, наполнявший мои вкусовые рецепторы… Голод Адама окружат меня. Его слабость усиливала голод, и за всем этим чувствовался глубоко скрытый внутренний приказ, который он настоятельно пытался проигнорировать, — потребность вынести все это, выжить — любой ценой. Если бы я смогла вынудить Адама осознать эту потребность и признать ее, может, удалось бы заставить его принять мою кровь и часть своей природы,
Я подалась назад, думая, как добиться желаемого. Он снова застонал, и острая боль, усиленная паникой, пронзила меня. Голод становился все сильнее, подавляя все чувства. Очередной луч света коснулся его лица, иссушая остатки энергии. Связь между нами пропала — я почувствовала, что он потерял сознание. Я приблизилась к Нико, протянув ему свое запястье.
— Делай это, Нико! Пей мою кровь.
— Ты понимаешь, о чем просишь?
— Да, поторопись!
Глаза Нико встретились с моими, он вытянул шею вперед, моргая от света. Его клыки увеличились, и я ткнула запястьем ему в лицо. Мышцы его челюстей напряглись, и он впился в мою руку.
Боль была острой, но мгновенной. Маленькие иголочки погрузились в мою кожу, после чего она потеряла чувствительность. Я попыталась убрать руку назад, когда почувствовала, как Нико шевельнул языком.
— Не могу помочь себе, — сказал он, усмехнувшись. Игнорируя его, я повернулась к Адаму и потерла окровавленным запястьем о его сжатый рот. Он не дышал, но это ничего не значило.
— Пей, черт побери! — сказала я, обхватив руками его голову. — Давай, Адам, пей!
Его горло дрогнуло, губы шевельнулись, язык высунулся: он учуял кровь.
— Давай, — подбадривала я его. — Пей, спасай свою жизнь!
Снова вспышка острой боли… Адам занял место Нико и начал глотать. Его рот двигался, горло судорожно дергалось, заглатывая единственное вещество, которое могло спасти. Чувства нахлынули на меня, иссушая темную тоску и страсть, клокочущую и смешанную с жарким железным привкусом свежей крови, заполнившей мой рот…
Моя собственная страсть усиливалась под действием возрастающей энергии Адама. Я глубоко вздохнула и постаралась ослабить связь с ним, чтобы лучше сконцентрироваться. Он встретился с моим взглядом и продолжал пить, облизывая мое запястье, как кот, — прищелкивая языком от удовольствия. Я вздрогнула и закрыла глаза, представив, как мы вдвоем заперты в замкнутом пространстве… напряжение наших тел…
— Что вы делаете с моей сестрой?
Мой брат стоял прямо над нами, на краю карьера, во весь свой шестифутовый с четвертью рост. Могучее тело нагого викинга, блестящее в лучах восходящего солнца.
— Интересный выбор гардероба, — сказал Нико, хитро взглянув на него.
— Свои остроумные комментарии держите при себе, кровопийцы! — сказал Такер, глядя на симпатичного рыжеволосого вампира с похотливой усмешкой и спускаясь в яму.
— Пойдем, сестра, помоги мне.
Такер схватил Нико под руки и запихнул его в пожарную машину. Я помогла Адаму удержаться на йогах, обвив рукой его талию. Он перебросил правую руку через мое плечо. Перекусив моей кровью, Адам был достаточно силен, чтобы стоять на ногах и дойти до противоположной стороны карьера, где было
