поверхность, но в основном, к моему удивлению, пингвины к моменту соприкосновения с водой исхитрялись принять с помощью ласт и хвоста удобную позу для ныряния.
Вот в такие часы досуга, как только что описанные, можно было заметить, как сильно изменилось отношение пингвинов к человеку. В первое время после прибытия пингвины проявляли к нам в лучшем случае терпимость, но к концу декабря многие бездомные холостяки, поселившиеся большими колониями в западной части полуострова, делали нам решительные предложения дружбы, а некоторые даже были склонны завязать более близкие отношения. При появлении на побережье самцы и самки держатся отдельно, и самки сразу же выбирают места для гнезд. Самцы же расхаживают вокруг, красуясь и позируя, пока не облюбуют себе подругу. Сделавший выбор пингвин находит камень подходящего размера и кладет к ногам своей избранницы. В знак согласия она передвигает камень в дальнюю часть гнезда, и самец отправляется за следующим. Если же кавалер самке не по душе, она дает ему это понять с помощью клюва и ласт, и отвергнутый идет искать счастья в другом месте.
В конце пребывания на мысе Адэр случалось, что пернатый холостяк робко и осторожно пощипывал сбоку штаны одного из нас. Если же намеки оставались безответными, он уходил и возвращался уже с камнем, который клал перед нами, а если мы и на него не обращали внимания, приносил еще один. Это было недвусмысленное предложение о вступлении в брак – уж куда яснее! – и, не помешай мы этому, вокруг нас выросли бы гнезда.
Одиннадцатого декабря несколько колоний птиц постигло несчастье. Снежный козырек на время задержал сток воды с утеса над колонией, позади него образовалась запруда, вода пропитала снег, и в конце концов он вместе с большим куском скалы рухнул на пляж. Сотни гнезд были уничтожены, погибла масса птиц, исчезли – словно и не бывало их – целые колонии.
Сначала мне показалось, что убитых меньше, чем раненых, но через минуту я заметил торчащие из снега со всех сторон головы, ласты, обрывки кожи и мяса, даже голые кости. Большинство искалеченных было мертво, но некоторые проявляли признаки жизни. Из пяти птиц, которых я раскопал и спас, две были скрыты под футовым [30,5 см] слоем снега, и я обнаружил их совершенно случайно, спасая соседей.
Из этой пятерки двое совсем не пострадали и поблагодарили своего спасителя тем, что, вцепившись мне в ноги, изо всех сил лупцевали по ним ластами, считая, видимо, меня виновником катастрофы. У двух других я не заметил внешних повреждений, но им парализовало нижние конечности, у пятого ноги были сломаны, а один ласт беспомощно болтался. Этих трех птиц я прикончил ледорубом, затем принялся за раненых, и из ста пострадавших добил всех безнадежно раненых.
Травмы были ужасные. По крайней мере двенадцати птицам раздробило или вовсе оторвало ноги – таких я добил без малейших колебаний, как и трех парализованных. Некоторым птицам снесло переднюю часть тела – уж для них во всяком случае смерть от моей руки явилась актом милосердия. Прикончив экземпляров двадцать с самыми тяжелыми ранениями – некоторых надо было не только убить, но и поймать, – я почувствовал, что больше не могу заниматься этим грязным делом. Дома сообщил Кемпбеллу о случившемся. Он немедленно отрядил всех на поле брани, они расправились с недобитыми птицами и отнесли на камбуз тех, на которых еще оставались хотя бы клочки мяса.
В конце декабря работы прибавилось: надо было готовиться к путешествию. Во второй половине лета должна была прийти «Терра-Нова» и доставить нас к исходному пункту похода. Но и эти работы не заполняли все время, и после Рождества Кемпбелл решил установить постоянный наблюдательный пост на высоте тысячи футов [305 м] над уровнем моря. Подняли наверх палатку, немного продуктов, и с тех пор вплоть до прибытия судна там постоянно дежурили двое. В первое же наше двухдневное дежурство Дикасон и я, воспользовавшись прекрасной погодой, прошли по мысу десять миль [16,1 км] на юг и установили, что его наивысшая точка достигает 4500 футов [1373 м] над уровнем моря.
Главной целью прогулки было исследовать подходы к леднику Уорнинг. Сможем ли мы предпринимать санные экскурсии вдоль мыса, если судно не придет? Я пришел к выводу, что далеко здесь не уйти.
Третьего января наблюдатели с вершины заметили судно и подали сигнал. Вскоре «Терра-Нова» обогнула мыс и стала видна и нам, на берегу. Судно не смогло приблизиться из-за паковых льдов и было вынуждено на несколько часов отдалиться от берега, но успело спустить на воду лодку с Дрэйком, Денистоуном и двумя матросами.
Гости, которым пришлось у нас заночевать, утешились наблюдениями над невиданными ими прежде пингвинами. На следующий день лед разошелся, и корабль смог подойти ближе. К этому времени грузы лежали наготове на припае и за несколько часов были переправлены на борт. Уже вечером четвертого января, прежде чем спуститься вниз прочитать почту, мы все, перегнувшись через поручни, прощались с местом, приютившим нас на десять месяцев. И снова испытывали чувство облегчения с примесью грусти, как десять месяцев назад, когда с берега посылали последние пожелания «Терра-Нове».
ГЛАВА XIV
ЛЕТНИЕ САННЫЕ ПОХОДЫ
После приятного и спокойного каботажного плавания, во время которого мы читали и перечитывали письма и сообщения из большого мира, «Терра-Нова» достигла маленьких бухт, носящих название «Убежище Эванс». Бухточки находятся на обращенном к морю берегу островка, расположенного напротив горы Нансен. Они были открыты «Нимродом» во время поисков партии, пошедшей к Южному магнитному полюсу, и названы Шеклтоном в честь капитана судна.
Вечером 8 января 1912 года «Терра-Нова» бросила якорь у кромки припая, все еще покрывавшего эту часть залива Терра-Нова, и Северная партия с помощью судовой команды перенесла продукты и снаряжение через полумильную полосу [805 м] льда на берег. Все ненужное для санного путешествия запрятали в камнях морены. Склад этот впоследствии был назван «Врата Ада». Попрощались с Пеннеллом, который руководил вспомогательной партией, и несколько минут спустя «Терра-Нова» взяла курс на юг, мы же снова остались, предоставленные самим себе.
Кемпбелл договорился с Пеннеллом, что «Терра-Нова» придет за партией после 18 февраля, чем скорее, тем лучше, а если до 15 марта судна не будет, значит, нам придется провести здесь еще одну зиму. Соответственно мы взяли на шесть недель походных продуктов, уже упакованных и уложенных на сани, и заложили в склад на морене двухнедельный запас пеммикана на шесть человек, 56 фунтов [25,4 кг] сахара, 24 фунта [10,9 кг] какао, 36 фунтов [16,3 кг] шоколада и пять ящиков с сухарями по 42 фунта [19,1 кг] в каждом. Эти продукты могли послужить основой питания в течение четырех недель, то есть в том маловероятном случае, если бы «Терра-Нова» не зашла за нами до возвращения в Новую Зеландию; нам следовало рассчитывать только на мясо тюленей и пингвинов, которых мы забили бы до наступления зимы.
К счастью, мы выгрузили весь наш скудный запас одежды и несколько кусков оленьих и собачьих шкур, которые нам дали для починки спальных мешков и рукавиц. Бамбуковые палки для обозначения складов, мачта и настил для саней, немного мясного экстракта фирмы «Оксо» и все необходимое для шестинедельного санного путешествия довершали наше снаряжение. Конечно, с таким скудным снаряжением не перезимуешь, рассчитывать же только на ресурсы этого негостеприимного края не приходится, но мы ведь и не собирались здесь зимовать: санные походы подходят к концу, к чему же лишние вещи? Возможность того, что мы будем отрезаны, казалась настолько маловероятной, что Кемпбелл не считал себя вправе посягать на запасы, отложенные для основной партии.
В свете последующих событий высадка на берег без достаточного снаряжения на случай зимовки представляется крайне легкомысленным поступком. Но в тот момент каждый из нас готов был поклясться,
