решили поймать такси. Тогда же я рассказал Аленке об интересной задумке неизвестного знакомого, который, кстати, оставил визитку, засунув ее в карман пальто. Аленка выслушала, поинтересовавшись, на какое время задумано это грандиозное мероприятие, а когда я назвал дату, пожала плечами и сказала, что она точно не сможет поехать, потому что у нее сдача нескольких книг издательству, а сроки, как известно, не резиновые.
— Ну, я могу поехать один, — произнес я, опьяненный идеями, — ты же не против?
— Конечно, не против. — Отозвалась она, улыбнувшись. — Делай, что считаешь нужным.
Глава двадцать девятая
Миша из соседнего кабинета оказался шокирован предложением, но, тем не менее в один из угрюмых вечеров согласился одеть на себя красную с белым воротником шубу, соответствующую шапку, нацепить бороду и изобразить жизнерадостного Деда Мороза. Весь офис веселился и хохотал до коликов в животе. Даже Анна Николаевна хихикала, зажимая рот кулачком. Я смеялся вместе со всеми, руководил съемкой, называл Артема балбесом и советовал кому-нибудь изобразить Снегурочку. Видимость хорошего настроения — одно из одеяний, в которое люди облачаются день за днем, чтобы не вызвать у других людей подозрения. Не для себя облачаются, а для окружающих. Хотя, и самим иногда легче, с этим не поспоришь. Я маскировался как мог, а на душе вторую неделю скребли кошки. С тех пор, как отнес Игнату необходимые вещи, не находил себе места. Но для окружающих, для всех моих Марий, Артемов, Ань, бесконечных ценителей прекрасного, заказчиков, доставщиков, мастеров и случайных зевак на улице — я был в полном порядке. Все, как говорится, «кул».
По ночам я долго не мог уснуть. Пялился в окно, откуда струился подавленный темнотой свет от фонарей, крутился, впадал в легкую полудрему, которая цепляла коготками обрывки сновидений. Все никак не мог разобраться со своей головой. Она трещала по ночам, будто перекачанный футбольный мяч, подкидывала нелепые, мутные и неправдоподобные воспоминания, укрывала фантазиями, взятыми из самых темных глубин подсознания. А я не мог разобраться, что да как. Где есть правда, а где всего лишь вымысел. И, черт возьми, больше всего меня беспокоила темнота, до которой я не мог добраться. Там, в темноте, видимо, были собраны все те воспоминания, которые мне как раз и были нужны. Но не хватало сил донырнуть туда. Бессонница не пускала. Не дотягивался, подозревая, что вновь упустил что-то ценное.
Игнат не звонил. За эти две недели стало привычкой поглядывать на телефон. Будто влюбленный подросток ждет звонка.
Мишу из соседнего офиса фотографировали уже без шубы, но в огромной шапке и с белой ватной бородой. Миша, растеряв остатки стеснения, упер посох в землю и кружился вокруг него в зажигательном танце. Мария Станиславовна заливалась соловьиным смехом и звонко аплодировала.
Анна Николаевна шутливо грозила всем пальцем:
— Не превращайте офис в балаган, — говорила она, — а то и до проституток недалеко!
— А ведь действительно недалеко, — со знанием дела замечал Артем, — через два квартала как раз несколько стоит. Я когда домой еду…
— Избавь меня, пожалуйста, от этих подробностей.
— Миль пардон, Анна Николаевна, — бормотал Артем, — миль пардон.
Настроение в офисе, без оговорок, царило новогоднее. Если брать во внимание, что календари мы сдали полторы недели назад, завершив работу безо всякого участия Миши, то сейчас коллектив, что называется, отыгрывался. Настоящего Дда Мороза в конце весны, конечно, никто не ждал, но от подарков бы не отказались.
Я поглядывал на телефон, и в один момент он, словно поймав мой взгляд и сжалившись, наконец, зазвонил. Я выскочил в коридор и там, в тишине, услышал из трубки голос Игната.
— Доброе утро, — сказал он, — извини, что так долго. Работа, понимаешь, обязывает. В целях некоторых подтверждений научных теорий…
— Вы нашли ее?..
— В целом, можно сказать, да, — ответил Игнат, поперхнувшись.
— Где?
— Ну, так ты приезжай, я все расскажу. Не по телефону же объяснять.
Сердце прыгало, словно пинг-понговый мячик. Но я, облаченный в одеяния притворства, сохранил видимое спокойствие, вернулся в офис и шепнул Анне Николаевне, что мне надо срочно отлучиться по делам. Анна Николаевна кивнула, шепнув, в свою очередь, мне, чтобы я не забыл завтра утром заглянуть на «Наше радио», там просили.
Я накинул куртку и уже в коридоре перестал сдерживать себя и помчался вовсю прыть.
На улице было по-весеннему пасмурно. В самое противоречие время года, когда вместе сливаются еще не исчезнувшая серость недавних холодов и уже зародившаяся красота и тепло подступающего лета, на улицах особенно красиво. Изумрудный покров на деревьях сверкает каплями дождя на листьях. А над головой медленно и вальяжно плывут низкие сизые облака: сверкают молниями, урчат, позволяя солнцу всего лишь на мгновение кинуть робкие лучи на истосковавшуюся по свету землю. Город замер в ожидании дождя. И мне казалось, что я единственный, кто бежит по тротуару, в противоречие ожидающим, разрываю пространство и время, будто отчаянный бунтарь, надеющийся своими действиями изменить законы природы. Я бежал, пока не захлебнулся горячим воздухом, а потом снова бежал, кашляя и задыхаясь. Мне казалось, что если я остановлюсь, то меня внезапно нагонит звонок Игната, и голос в трубке скажет, что все это шутка, что ничего не получилось, что Аленки в этом мире уже нет, и никогда не будет. Поэтому я позволил себе перейти на шаг у самого подъезда.
Игнат ждал на лестничной площадке, одетый в тот же домашних халат. В руках у него дымилась чашка с кофе.
— Быстрый ты, однако, — произнес Игнат, — хотя, прекрасно тебя понимаю. Проходи.
В кабинете у него сидело еще три человека. Всех их я видел еще в больнице. Это были помощники Игната. Двое — похожие на давно спившихся ученых мужей, с запущенными густыми бородами и седыми островками на шевелюре. Еще один из молодых, с лиловыми мешками под глазами, похожий и на карманника-вора и на спившегося ученого мужа в одном лице. Все трое удобно расположились на диване. Я замялся на пороге. Игнат же обогнул свой рабочий стол, снова заваленный всевозможными книгами и журналами, аккуратно поставил чашку наверх особо высокой книжной стопки, и обратился ко мне.
— Это была сложная работа, — сообщил он, — мои люди обувь себе стоптали, честное слово. Если бы не моя личная заинтересованность, мы бы давно уже бросили это дело. Но этот эксперимент следовало довести до конца. И вот ты здесь!
— Игнат, дружище, прошу тебя, давай без громких вступительных речей. — Я почувствовал, как волнение захватывает меня и бросает в дрожь, — переходи к делу.
— Ну, нельзя же так, — произнес Игнат. — нет, я все понимаю, но дай мне насладиться торжеством момента. Хотя бы минутку.
Я обреченно пожал плечами и покосился на Игнатовых помощников. Они преданно смотрели в рот своего начальника.
— Что и говорить, но старина Ян мною бы гордился, — продолжил Игнат, сохраняя в голосе торжественные нотки, — я провел достаточно кропотливую работу. Знаешь, Фил, это не так просто — вычислить реинкарнированного. Возникла серьезная проблема, у меня были подозрения, что мы ничего не обнаружим. Но нам повезло.
— Не томи. — Проскрипел я сквозь зубы.
Игнат поднял вверх указательный палец с толстым перстнем на нем, задержал на мгновение над головой и ткнул в одну из папок, что венчала высокую стопку на столе.
— Вот здесь все мои наработки по этому делу, — сообщил он.
Я тут же сделал несколько шагов к столу, но Игнат остановил меня стремительным жестом.
— Подожди, подожди! — воскликнул он, — ну. Дай мне сохранить торжественность. Не шашлыки же жарим!
