односельчанина учились на педагогическом рабфаке. Они с Ивасем сворачивали, не доходя километра до села, и мы долго перекликались.
В слякоть, в пургу, в мороз ходили ежедневно по семь километров до Шостки да по семь — обратно. Учиться было нелегко, особенно много приходилось заниматься русским языком: у нас в сельской школе занятия шли по-украински.
Перед Октябрьскими праздниками меня вызвал директор и сказал:
— У нас организуется библиотека. Хочешь там работать? Будешь получать зарплату — на первый раз сто рублей в месяц. Утром будешь работать, а вечером заниматься.
— Конечно, хочу, товарищ директор, только…
— Пойдем туда, там и побеседуем. — Он показал рукой в направлении библиотеки.
В большой комнате стояли столы и несколько книжных шкафов. Пожалуй, мне не справиться — так много незнакомых книг. Да и как приступить к совсем новому делу?
Директор заметил мою растерянность:
— Тебе дается двухнедельный испытательный срок. Сходи в городскую библиотеку, там тебя проинструктируют. Вот Леня Дмитриев, секретарь учебной части, тебе поможет. Смелее за дело!
Леня — он был постарше меня и тоже учился в школе — взял надо мной шефство, помог мне разобрать книги, передал кдючи от всех шкафов.
Наутро я пошел в городскую. библиотеку. За столом в отделе выдачи книг сидел молодой человек в очках и быстро, но осторожно перелистывал книгу в красивом переплете.
Он поднял голову:
— Зайдите попозже. Выдача книг с пяти.
Я объяснил, зачем пришел, и подумал: «Тоже скажет, что я еще мал!»
Но библиотекарь отложил книгу и протянул мне руку:
— Что ж, поучитесь библиотечному делу! Главное — помните, что библиотекарь должен знать и любить книгу. Снять с полки, записать, принять и обратно поставить — это еще не все, что требуется от хорошего библиотекаря. Умей объяснить, порекомендовать читателю и подыскать нужную ему литературу. Ты обязан быть сам начитанным. Читай и конспектируй. Без стеснения спрашивай, если что не понял. А теперь я познакомлю тебя с работой библиотекаря.
Он перешел со мной на «ты» и несколько дней терпеливо учил меня.
Я впервые начал серьезно, систематически читать книги по списку, который мне дал библиотекарь. Внимательно следил за газетами, журналами. Часто ходил на консультации к библиотекарю. Он меня встречал дружески:
— Ну, как дела? Что читаешь? Пришли ли новые книги, журналы?
Прежде чем выдавать новые книги, я их прочитывал сам. Не отрываясь, залпом прочитал только что изданную тогда «Как закалялась сталь». Книга глубоко взволновала меня, я долго жил под ее впечатлением. Павел Корчагин стал моим любимым героем. Много раз я перечитывал замечательную книгу Николая Островского, и она помогала мне работать над собой.
Очень понравилась мне «Занимательная физика», увлекали научно-популярные журналы. Все больше и больше интересовался техникой.
Я был так занят работой и учебой, что часто оставался ночевать в канцелярии; спал на столе, подложив под голову несколько книг.
Иногда ребята помогали мне разбирать книги и, зачитавшись, тоже оставались до ночи в библиотеке.
Испытательный срок прошел, и меня зачислили приказом на должность библиотекаря. Радостно и гордо нес я домой после первой получки гостинцы — буханку белого хлеба и конфеты.
Работа в библиотеке дала мне много. Я полюбил мир книг, газет, журналов. Они стали моими настоящими друзьями, вооружали меня знаниями. Передо мной все шире и шире открывалась величественная картина строительства в нашей стране.
Незабываемое впечатление произвела на меня историческая речь товарища Сталина на выпуске академиков Красной Армии, слова вождя о том, что «техника во главе с людьми, овладевшими техникой, может и должна дать чудеса». Сталинский призыв усилил мое желание заняться изучением техники.
Помню и то, как я был поражен и заинтересован рекордом Алексея Стаханова. Сто две тонны угля вместо семи по норме за смену! Дня через три парторг шахты Дюканов вырубил за шесть часов сто пятнадцать тонн. А еще через несколько дней Стаханов вырубил двести двадцать семь тонн. В газетах замелькали фамилии героев труда, последователей Стаханова. У нас в обиходе появилось новое слово — «стахановец». Возникло могучее патриотическое движение стахановцев.
В те дни я узнал, что в техникум принимают с шестнадцати лет. И решил, не заканчивая школы, подготовиться к экзаменам в педагогический рабфак или химический техникум. Какую же специальность избрать? Я не мог принять твердое решение: меня увлекала техника, но в то же время хотелось учиться рисовать, заняться педагогикой — все казалось мне интересным.
— Пошли заявление в техникум, где на художников учатся, — советовал отец.
И я послал заявление… прямо в Академию художеств, в Ленинград. Через несколько дней из Ленинграда пришел ответ. Мне сообщили условия приема на подготовительные курсы. Условия оказались трудными. Да и ехать в Ленинград было далеко. Само слово «академия» казалось каким-то строгим, значительным, и робость охватила меня.
Вечером мы держали совет с отцом. «Стар стал отец», — думал я, поглядывая на его усталое лицо. Он долго молчал, а потом сказал:
— Я, Ваня, думаю: дюже далеко ехать и расход большой. Я болею. Мать тоже. Куда от нас, стариков, поедешь? Что делать, сынку… — И добавил: — Ты еще молод, и рисование не уйдет от тебя. Изучи пока ремесло.
Я знал: отцу самому жаль, что я не поеду учиться в Ленинград, и настаивать не стал. Но ответил решительно:
— Нет, папаша, я буду 'здесь сдавать экзамены в педагогический рабфак или химический техникум. Не зря же готовился!
Отец подумал и согласился:
— Это дело другое. Попытай.
Я сдавал экзамены одновременно в рабфак и в химический техникум. Все испытания выдержал. Куда же пойти учиться? Техникум готовил производственников. Значит, в будущем меня ждет работа на производстве, на строительстве. Именно этого мне так и хотелось, видимо, под воздействием того подъема, с каким осваивалась техника во всех уголках страны. И отец твердил: «Поступай в техникум. Изучишь ремесло — от завода не оторвешься». Мой выбор остановился на техникуме. И осенью 1936 года я был туда зачислен.
С первых же дней ученья в техникуме я увидел, что заниматься надо много и упорно. На дорогу домой, в деревню, уходило немало времени, и я решил переселиться в общежитие. Отец согласился на это сразу, а мать плакала, когда я уходил с котомкой из дому.
— Что ты, мамо, я ведь не в Ленинград! Буду на выходной день домой приходить.
Но мне казалось, что я отправляюсь куда-то далеко.
Мать смотрела мне вслед пригорюнившись. Я оборачивался, махал рукой, пока не повернул за угол.
Неделя прошла быстро. Перед выходным сразу после занятий пошел домой. Соскучился по матери и беспокоился о ней: в последнее время она все чаще хворала. Казалось, никогда не пройду семь километров до села.
У дверей меня ждал отец:
— Плохо матери, Иван. Надо уговорить ее поехать в больницу.
Я бросился в хату.
Мать лежала. Я сел рядом и стал ее уговаривать лечь в больницу, но она и слушать не хотела:
— Всё життя маюсь. Краще умру, а з дому никуди не пийду.
Ее упорство было мне непонятно. Ни уговоры, ни просьбы не помогали.
