Отец дожил до Дня Победы — эта мысль несколько утешала меня.
Проходит неделя, и я опять прощаюсь с друзьями. Меня вызывают в Москву на подготовку к параду Военно-воздушных сил в День сталинской авиации.
Мне давно хотелось познакомиться с конструкторами моего замечательного самолета и его испытанного вооружения — Семеном Алексеевичем Лавочкиным и Борисом Гавриловичем Шпиталь- ным.
Кажется, не было ни одного воздушного боя, чтобы я не вспоминал с благодарностью и уважением об этих ученых-патриотах. И вот мое давнишнее желание осуществляется. Я еду в гости к Семену Алексеевичу Лавочкину.
Семен Алексеевич встречает меня тепло и радостно.
Он высок, немного сутулится, у него спокойные движения, добрые, умные глаза.
— Очень рад вас видеть, — говорит он, улыбаясь, и, не выпуская моей руки, глядит на меня внимательно, чуть прищурившись, словно изучает. Он усаживает меня, сам садится напротив.
— Я все время следил за вами и вашими боевыми товарищами. Расскажите все по порядку о всех своих впечатлениях, о самолете.
— Знаете, Семен Алексеевич, я так полюбил ваш самолет, что, когда приходил на аэродром, даже приветствовал его. Чувство у меня было такое, словно передо мной друг. Вернее — не друг, а уважаемый, требовательный командир. Хотелось в совершенстве овладеть высокой техникой. Ведь недаром летчики считают, что машина, вооружение и техника пилотирования — одно целое…
Беседуем долго. Семен Алексеевич подробно расспрашивает о боевых качествах самолета, записывает что-то в блокнот.
Лавочкин делится своими творческими замыслами и интересуется моими планами.
Когда мы идем в цеха завода, Семен Алексеевич говорит:
— Мы от вас, летчиков, не отставали — конструкторы прислушивались к мнению фронтовиков, стремились усовершенствовать боевой самолет. Дни и ночи проводили в конструкторском бюро.
Лавочкин взволнованно заканчивает:
— Товарищ Сталин руководил нами. Своими указаниями Иосиф Виссарионович будил в нас творческую мысль, заставлял стремиться к новому, не удовлетворяться достигнутым…
Мы долго осматривали завод. Во время обеденного перерыва вокруг меня собрались рабочие и работницы. Они просили рассказать о том, как я воевал на истребителе, созданном их руками.
Свой рассказ я закончил словами благодарности строителям прекрасных боевых машин:
— Ни разу за все время моей боевой деятельности самолет конструкции Лавочкина не подвел меня в воздушных боях. Спасибо вам, товарищи!
4. Служу Советскому Союзу!
Наступил День авиации — 18 августа. Уже накануне было известно, что погода ожидается нелетная и воздушный парад не состоится. Решаю провести праздничный день со старыми друзьями. Полк, в котором начиналась моя боевая жизнь, стоял недалеко от Москвы.
Как всегда, встал рано утром. Включаю радио. Передают приказ товарища Сталина. В памяти оживают незабываемые дни на боевом аэродроме, когда, собравшись у командного пункта, мы слушали воодушевляющие нас слова вождя.
Диктор зачитывает Указы Президиума Верховного Совета: многие боевые летчики награждены орденами, многим присвоено звание Героя Советского Союза. Узнаю: я награжден третьей «Золотой Звездой».
В эти минуты я был один. Все мои мысли и чувства были устремлены к самому близкому, самому родному мне человеку, чье имя для меня дороже всего.
Перед моим взором встает образ великого Сталина, знакомые любимые черты того, кто всегда был со мной, кто вдохновлял меня в каждом бою, и я думаю о прожитом, о боевом пути, пройденном мною и моими товарищами.
Каждый из нас делал то, что мог и должен был делать. Поле нашей боевой деятельности было нешироко, но мы знали, что от наших действий в воздухе, от действий группы, в которой мы вели воздушный бой, зависели жизни многих советских солдат, офицеров, генералов, сражающихся за Родину. Это сознание воспитывало в нас чувство величайшей ответственности, воспитывало внутреннюю дисциплину, заставляло упорно работать над собой, постоянно толкало к поискам новых эффективных методов ведения воздушного боя.
На войне и мои боевые друзья, и я не только знали свой долг, мы им жили. Каждый из нас понимал, что своей боевой деятельностью, пусть в маленьких масштабах, на нашем участке фронта, мы вносим свою долю в великое дело победы над врагом, выполняем приказ нашей любимой Родины.
Без опыта, без знаний удачи не бывает. И я добивался ее неустанной работой над собой. Меня воспитали комсомол, большевистская партия. Они укрепили мой боевой дух, развили во мне стремление к знаниям, воспитали из меня человека смелого, настойчивого в достижении своей цели, воина, готового идти на смерть во имя победы дела Ленина — Сталина. Большевистская партия воспитала во мне драгоценное качество: никогда не успокаиваться на достигнутом. И я всегда старался не задерживаться на достигнутом уровне знаний, мастерстве, идти вперед и только вперед!
Мысленно даю клятву учиться, учиться без устали. Только этим могу я отблагодарить Родину за высокую награду.
Вечер — один из самых счастливых вечеров в моей жизни — провожу в боевой семье героев, испытанных друзей, с которыми начинал свою фронтовую жизнь.
В дни ожидания ответа из Военной академии мне удалось встретиться с человеком, которого я так часто вспоминал на фронте, — Борисом Гавриловичем Шпитальным. Его оружием я сбил первый фашистский самолет под Белгородом. Его же оружием сбил шестьдесят второй — над Берлином.
Шпитальный встречает меня, как близкого человека. Говорит он быстро, четко и некоторые фразы, которые считает особенно важными, повторяет. У него проницательный и выразительный взгляд, высокий, открытый лоб, энергично очерченное, немного суровое лицо. Зато когда он улыбается или смеется, то сразу делается удивительно добродушным.
Мы очень долго говорим о вооружении. Борис Гаврилович задает вопрос за вопросом. Его интересует мое мнение о качестве оружия на «Лавочкине». Последовательно рассказываю ему ряд эпизодов, говорю, что называл его оружие «разящим мечом». Борис Гаврилович иногда переспрашивает и задумывается. Затем разговор переходит на темы, не имеющие ничего общего с войной, техникой.
Улыбаясь и дружески глядя на меня, Борис Гаврилович говорит:
— Ну, а теперь побеседуем о вашем будущем. Конечно, перед вами все дороги открыты. Но я думаю, что совет старшего и более опытного человека вам, хоть вы и закаленный воин, может пригодиться. Советую обязательно поступить в академию.
И Борис Гаврилович хорошо и просто говорит о моем дальнейшем росте, о коммунистической этике, о дружбе, о долге большевика. Его слова запали мне в душу. И я был вдвойне благодарен ему — и как конструктору боевого вооружения, и как старшему товарищу.
Прошло еще несколько дней, и я получил извещение: меня зачислили в Военно-воздушную академию.
Я понимал, что мне нелегко будет учиться, но был уверен, что под руководством опытных педагогов сумею преодолеть трудности. И смело шел им навстречу.
Перед началом занятий в академии получаю отпуск и на пассажирском самолете лечу в родные места, на Украину, в Киев.
Смотрю на Днепр и вспоминаю воздушные бои над переправами — десять дней ожесточенных боев, одиннадцать сбитых мною самолетов.
Я посетил могилы генерала армии Ватутина и старого русского летчика Нестерова, таранившего в годы первой империалистической войны вражеский самолет. Побывал на заводах, в клубах, много беседовал с учащейся молодежью, рабочими.
