гостиницах. Это расхождение присутствует во многих умах (непохожих на мой ум, который воспринимает все происходящее как явления, а все записанное как сведения), которые воспринимают электроны и протоны как заслуживающие внимания маленькие частицы, тогда как обитатели приютов и бродяги на скамейках в парках не производят на них большого впечатления. Подобным образом воспринимался и Чарльз Дарвин, когда вместо отвлеченных размышлений об эволюции он рассуждал о насекомых, а также о костях и внутренностях животных. Нет, разумеется, я ни на что не намекаю.
Квантовое волшебство — доктрина нарушения неразрывности. И похоже, что она является противоположностью моим представлениям о сочетаемости противоречий, совокупность которых, на мой взгляд, представляет собой философию неразрывности. Но я уже указывал на то, что я сочетаю несочетаемое и в другом «измерении». Мне кажется, что все явления, которые представляют собой неразрывную последовательность в одном «измерении», представляют собой нарушение последовательности в другом «измерении» — все явления взаимозависимы и взаимосвязаны друг с другом, а значит, неразрывны и в то же самое время настолько индивидуализированы, что не существует того, что является точным повторением чего-то другого; все существует только в единственном числе или является дискретным. Мне кажется, наш мир представляет собой единое органическое состояние или существо, то есть является индивидуумом, что он не связан с чем-либо другим, например с другими мирами, существующими в космосе, что его состояние единичности, выражающееся в неразрывности его внутренних явлений, есть состояние индивидуальности, или оторванности от всего остального в космосе, выраженное в распространении этой индивидуальности или нарушения последовательности на все явления. Если слово «космос» означает организованную универсальность, тогда я, конечно же, употребляю здесь не то слово. Однако по многим причинам я оставляю все как есть.
Имеется великое множество людей, которые считают себя современными или даже опережающими время, которые ведут дискуссии на самом модном научном жаргоне и верят всему, что им говорят об электронах, но не способны расширить свое представление о мире, включив в него не только электроны, но и обитателей приютов (хотя докажут, что любой обитатель приюта — всего лишь набор электронов), и упрямо продолжают рассматривать все явления с устаревшей, материалистической точки зрения.
Так что там, с устаревшей точки зрения, было у меня сегодня на завтрак?
Я мыслю, значит, я позавтракал.
Если нельзя провести никакой разделительной линии между завтраками какого-либо индивидуума и его мыслями, или между овсянкой и умственной деятельностью, то это неразрывность материального и нематериального. Если нет ничего материального, каковое абсолютно отличалось бы от нематериального, тогда что же является противоположностью тому, что осталось от так называемой материалистической науки?
«Наука — это систематизированные и сформулированные знания».
Тогда любой, кто систематизировал и сформулировал знания, достаточные для того, чтобы вовремя сесть за стол и приступить к завтраку, в определенной степени является ученым. Есть ученые собаки. Большинство из них обладает множеством систематизированных и сформулированных знаний. Коты и кролики и все те вызывающие раздражение южноамериканские грызуны, которых открыли составители кроссвордов, также являются учеными. Из множества различных материалов магнит вполне по-научному выявляет и классифицирует железную стружку. Наука не существует как четко различимая сущность.
У нас есть данные о колдовстве применительно к любовным связям, к осуществлению злого умысла в маленьких городах и к случайным убийствам. Согласно мнению призрака, называемого материалистической наукой, никакого колдовства не существует. Если понимать сие в монистическом смысле, то я согласен. Колдовство настолько взаимосвязано с другими «естественными силами», что его нельзя из них выделить как силу, которая ведет независимое существование. Однако если смотреть сквозь призму распространенных заблуждений, то я допускаю, что колдовство есть; и только ради того, чтобы создать видимость наличия противоположности (что вызывает больший интерес), я делаю вид, что есть и наука.
Звезды и планеты, ультрафиолетовое излучение солнца, взаимосвязь палеолита и неолита, ферментативное размножение и четырехгранная симметрия…
И малышка Колуэлл, которая заставила пожарных поработать — и девочка по имени Рена, у которой срезали волосы — и дом, в котором посудина с жидким мылом бродила по комнатам — женщина, которая ехала в пустом купе поезда, а потом, быть может, оказалась уже не одна…
Пренебрежительное отношение любого отстраненного от жизни ученого (если среди сегодняшних сенсуалистов остался хоть один отстраненный от жизни ученый) к тому, что я называю сведениями о колдовстве…
А теперь моя тема — колдовство в науке.
В 1913 году немецкий ученый Эмиль Абдерхальден заявил, что добился синтеза неорганических материалов в съедобные вещества. Сообщалось, что с целью избежать всякого рода неопределенности (это было еще в те давние времена, когда все ученые делали только проверенные открытия) заявление было сделано с большой задержкой. Но эксперименты оказались успешными. Те собаки, которых кормили синтетической пищей, поразительно прибавили в весе по сравнению с теми, которым давали обычную еду. Сообщения сопровождались множеством таблиц. Статистические данные были самыми что ни на есть статистическими. Потом началась война. Если бы доктор Абдерхальден или кто-нибудь еще в Германии смог бы из различных видов грязи и вправду производить еду, тогда все мы, возможно, сражались бы и по сей день. Но мы и без того достаточно отдохнули и теперь можем заняться необходимым размножением, прежде чем снова начнем зверствовать. Итак, ради того, чтобы избежать появления новых устойчивых средств уничтожения, пожалуй, было бы лучше, окажись хотя бы некоторые из этих широко разрекламированных научных успехов не столь успешными.
Собаки нагуляли жирок.
Едва ли найдется ежегодное собрание какой-нибудь известной научной ассоциации, на котором видные доктора наук и профессора не объявляли бы о великих открытиях, сделанных благодаря долгим, тщательным экспериментам, конструкционным и элиминирующим тестам и мерам защиты от всевозможных ошибок. Приблизительно через год об этих благодеяниях страдающему человечеству забывают.
Почти никогда эти заявления не выглядят настолько сомнительными, чтобы привести в замешательство спонсоров. Проявляется большая «научная осторожность». Ученый знает только то, что, может быть, наступит день и он сам сделает какое-нибудь заявление. В середине июля 1931 года профессор Вильгельм Глуд из Вестфальского университета Мюнстера не проявил обычной «осторожности». Профессор Глуд заявил (эти профессора никогда ничего не говорят просто так), что из угля можно производить синтетический белок. Эта фантастическая идея подверглась нападкам, и через некоторое время, в июле 1931 года, профессор Глуд признал, что «поторопился» со своим заявлением.
Что-то убедило ученого с мировым именем, причем настолько, что он сделал свое заявление, несмотря на то, что рисковал репутацией.
Это любого заставит задуматься.
Если он не проводил никаких экспериментов, а просто безответственно пускал пыль в глаза, тогда мы имеем дело с очередным проявлением монизма и можем не делать различий между вестфальским профессором и любым «зазывалой» с Кони-Айленд. Но если он проводил эксперименты и если, несмотря на последующие разработки в этой области, которые показали, что в соответствии с химическим принципами успех был невозможен, у него все же имелись причины считать, что некоторые из экспериментов успешны, — тогда что же случилось?
Приблизительно в то же самое время (июль 1931 года) другой ученый оказался в затруднительном положении. Русский физиолог Павлов объявил, что научил белых мышей отзываться на звонок, когда настает время приема пищи…
Но послушайте!
С каким же презрением, должно быть, относятся те люди, которые только и делают, что звонят в колокольчик, собирая к обеду мышей, к другим людям, которые собирают сообщения о слоняющихся по дому посудинах с жидким мылом?
Согласно утверждению Павлова, он научил белых мышей отзываться на звонок, когда приходит время приема пищи, а второе поколение белых мышей реагирует на звонок еще быстрее. Предполагается, что
