укрупнил.
Вот же интересно. Чем больше человек известен, чем больше популярен, тем больше людей против него. Нигде в мире такого нет. Наверное, это типичный советский феномен. Николай Фоменко продолжал работать, не выбиваясь, в своей маске, в своем собственном и единственном жанре. Он мне был чрезвычайно интересен. Какой он? Где он, а где маска? Пошла в «Сатирикон» на «Трехгрошовую оперу», где артист сыграл и спел одну из самых невыигрышных ролей. Сыграл четко, суховато, с походкой человека намного старше своего возраста. Он мне стал еще интереснее. Какой же ты, Фоменко, — «Секрет», «Крестики», «Империя», Колян?
И как-то в один из вечеров состоялось телевизионное интервью с Николаем Фоменко. Умный, ироничный, грустный, имеющий точное, реальное представление о себе. А вроде пора под напором популярности это представление потерять. «Да, нет интересных предложений в кино, в театре. Предлагайте!»
Очень просто и искренне. Давно я не слышала от звезд такой интонации. А ведь сам-то — популярнейшая телезвезда. Он мне стал еще и еще интереснее. В это время началась самая сложная работа в мюзикле «Бюро счастья» — поиск актеров.
Кто родился с тем, что может профессионально петь, свободно ориентироваться в ритмах прошлых времен и в новомодных веяниях, быть комиком, быть драматическим актером, быть пластичным и оригинально танцевать, в мгновение, прямо на сцене сменить амплуа, уходить в импровизацию и незаметно возвращаться в текст спектакля, чувствовать жанр фарса, когда начинает сцену в одном ключе (и зрители вроде привыкли, вслушиваются), а он — р-раз! — и на них ушат с холодной водой?! О-ох! — в зале. А он уже и в проруби хохочет. И оттуда владеет залом. В любую сторону твоей души. У меня такое ощущение, что он изучал психологию зала. Он удивительно чувствует, с какой охотой зал «цепляется» за возможность посмеяться. Это умение уравновесить эмоциональный драматический подъем со смехом — редкое дело. А еще у Шефа должен быть красивый голос. Что делать? Надо искать пути к Фоменко. Пути нашли.
Созвонились.
«Завтра в двенадцать часов? Да, буду. Пишу адрес».
Я почему-то боюсь популярных звезд, которые сейчас светят, и к ним не подойди. Ведь неизвестно, что будет завтра. Может быть, завтра они будут ждать, мечтать, грезить, чтобы хоть кто-нибудь ими заинтересовался. Но… Уже будут «светить» другие. Нужны ах какие мозги, какое хладнокровие, чтобы уметь себя распределить, обуздать, не взорваться.
Как мне не хочется, чтобы сейчас открылась моя дверь и вошла такая звезда. Да нет, вроде не должно быть так. Не надо. Как же не хочется. Но вот и звонок. Ровно в двенадцать. Я встретила его и почему-то поцеловала в щеку. Почему я это сделала? Не знаю. Неправда. Знаю. При его появлении я почувствовала родственное актерское устройство.
Он человек рисковый. Смелых много. Да просто выход на сцену — это уже смелость. А рисковать, делать что-то впервые… Какая ответственность, какая разноголосица писем, мнений. Знаю, повторяюсь, но риск — это хождение по острию. Какой сильный человек! Вот такого артиста я и поцеловала в щеку.
И я еще раз спела ему под «минус» все партии. Симфоджазовый оркестр, замечательные аранжировки. Как музыкант Фоменко должен был это оценить. После первого акта он встал, пожал руку и сказал: «Я с вами». Все.
Я знала, что, какие бы ни были ситуации в его жизни, в работе, я исполню любую роль, даже если это будет шестой лебедь справа. Исполню обязательно. В артисте Фоменко я не ошиблась ни на миг. Умен, как «сорок тысяч братьев». Репетировал легко и серьезно, весело и изящно. Но интересно сейчас, когда отыграли спектакль уже три сезона. Перед каждым спектаклем распеваемся. Как только Коля (теперь я его так называю, а он, с моего разрешения, меня «Люся» и на «вы») начинает петь, все мы, коллеги, балет, замолкаем и с неослабевающим (за три сезона!) обожанием смотрим на него. А это, я вам скажу, совсем не по театральным законам. Никакого «клубка друзей».
Исключение? Да. А что сказать? Коля Фоменко — № 1. Во всем. Просто Николай Первый. Звучит хорошо. Мне нравится.
Боже мой, как редко, чтобы человек будил какие-то особенные необъяснимые чувства. И не умом, и не мужским обаянием, и не артистичностью, и не изысканным юмором. А всем вместе. И еще силой своей незаурядной личности, умением завораживать…
Он еще колесит по Европе с автогонками! И стал чемпионом России. Но это его совсем-совсем личное. Хотя, по-моему, это ужасно. Но я молчу. Но вот прочла в газете: «Шоумен Фоменко летает со скоростью 320 км/час», «Фоменко — российский Шумахер!».
А как интересно с ним на гастролях. Он очень много читает. Думаю, что, когда он один у себя в номере, он совсем другой. Уж слишком умен, а значит, все видит, слышит, есть над чем призадуматься. Горе, горе уму. Но когда рядом мы, обожающие его, и он чувствует, что это искренне… О! Остап Бендер может передать Фоменко эстафету. И не ошибется.
Ночью ехали в автобусе. Ранним утром сонные входим в частную гостиницу. Старенькое здание, отреставрированное, утопает в зелени. Но это разглядели уже днем. Название этого частного отеля не помню, или «Наташа», или «Елена». В общем, какое-то простое женское имя. Как только администраторша и девушки узнали Фоменко, тут же их лица «спросонья» оживились, зарумянились.
— Скажите, а Елена еще жива?
— Ну что вы! Конечно жива! Она такая добрая! Что бы мы делали без нее! Она нам дает работу! Она вообще-то очень красивая и молодая.
— Правда? Замечательно! Я так и думал.
Едем на спектакль. Входим в лифт. Нас встречает и сопровождает высокая молодая леди, одетая по последней моде своего города. Она неотразима.
— Скажите, а что это за здание?
— Как? Это самый лучший театр в нашем городе. Театр оперы и балета.
— И у вас большая труппа? Человек пятьдесят?
— Именно. Вы угадали. Пятьдесят человек.
— И «Щелкунчик» идет?
— Обязательно!
— Я так и думал.
Нет большего удовольствия, чем удовольствие открывать большого артиста. Дипломатичного, остроумного, деликатного. Ведь ой как часто в репетициях, съемках, в стайерских актерских забегах все чары партнеров и партнерш рассеивались. А музыкальность…
Фоменко надо смотреть и слушать в «Бюро счастья». Когда двухтысячный зал вскакивает от нашей актерской энергетики, перепрыгнувшей через рампу к ним, к зрителям. И они ничего не могут поделать с тем бесом радости, музыки и праздничной фейерверкной атмосферы! И не расходятся. А мы смотрим на Колю. Он дирижирует. Он — Шеф. Ну, еще раз кланяемся или… по домам? Он не любит лишний раз «маячить». Но… И мы, счастливые, выходим на авансцену еще раз.
Одно не нравится. Его мало. И то, что он еще ничего не сделал. Не сделал того, что обязан сделать, создать для нас. Мы будем ждать, Коля!
Глава шестнадцатая. Люди верят...
Но есть еще и герои, которых нет на сцене. Они за кадром. Кто они? И почему они герои? Потому что без них этот спектакль не состоялся бы. Поскольку рождение мечты проходило через меня, может, потому отчасти я пришла к премьере полуживой. Ведь я еще никогда не участвовала в добывании средств. А это для меня совсем-совсем новая страница жизни. Когда появилась идея этого мюзикла, весь первый этап — создания оригинальной пьесы, музыки стихов, записи фонограмм на «Мосфильме» — приходилось оплачивать из собственных средств. Ушло все, что отложили на «черный день». На кого мы могли рассчитывать? Только на людей, у которых я вызывала доверие и уверенность, что все получится. Вот же как…
