— Я возьму это платье, — сказала она, не в силах забыть прикосновения к телу роскошной шелковой ткани и отвлечься от мыслей о Кейде.
— Хорошо. А теперь давай заглянем в мой любимый магазинчик. — Глаза Келли заблестели от волнения. — В обувной.
Через полчаса Мелани и Келли покинули торговый комплекс с сильно облегченными бумажниками. Мелани несла новое платье, перекинув вешалку через плечо и поддерживая рукой свисающую из пакета юбку. В сумке Келли были две пары модных летних босоножек.
— Когда я попадаю в обувной магазин, я должна держать себя в руках, — рассказывала Келли, — иначе счет на моей кредитке сильно поубавится, ведь я никогда не ухожу с пустыми руками.
Мелани засмеялась:
— На меня точно так же действуют кофейные чашки. У меня их целая коллекция, она вывешена на задней стене кафе, ты видела. Некоторые из них антикварные, а некоторые просто куплены про запас.
Келли покачала головой:
— Все-таки ты слегка ненормальная.
Мелани опять засмеялась:
— Спасибо тебе, что вытащила меня побродить по магазинам, мне это было просто необходимо.
— Не за что. Пообещай мне заступиться за меня, когда Роджер увидит чек.
— Тебе просто необходимо надеть маленькое сексуальное платье, и он сразу же обо всем забудет, — улыбнулась Мелани.
Мелани вдруг осознала, что сама она никогда так не поступала с Кейдом. За исключением редких особых случаев, она никогда не надевала соблазнительных платьев лишь для того, чтобы увидеть улыбку мужа или отвлечь его от напряжения трудового дня. С самого начала все в их браке крутилось вокруг Эмми. Они с трудом сводили концы с концами. Кейд учился в юридическом колледже и карабкался вверх по служебной лестнице, Мелани не вылезала из униформы домохозяйки и матери: никакой косметики, собранные сзади в хвост волосы, джинсы и бесформенные футболки.
Потом, по мере того как Эмми росла, а Кейд становился все более занятым на работе, количество часов в сутках уменьшалось, и расстояние между супругами увеличивалось. И было уже не важно, накрасила ли Мелани ресницы. Возникшие между ними проблемы не решались никак, откладывались на потом. Постепенно они стали такими большими, что решить их с помощью одного маленького черного платьица стало невозможно.
На автостоянке Мелани распрощалась с Келли, затем села в свой автомобиль и направилась в кафе, твердо решив остаток дня не думать о Кейде.
— Привет, мам! Что ты купила? — Эмми передала Кутеру его ежедневный коктейль и сделала отметку в карточке постоянного посетителя, затем повернулась к Мелани, обходившей барную стойку.
— Платье. — Мелани нацепила передник и собрала сзади волосы в хвост.
— Я это знаю. — Эмми закатила глаза. — Подробности, мам, мне нужны подробности.
— Ну, хорошо, оно до колен, цвета выдержанного бургундского вина и… — Мелани замолчала и, стараясь избежать пристального взгляда дочери, ополоснула руки.
Эмми оперлась локтями о барную стойку:
— И что еще?
— Ну, оно весьма сексуально.
— Молодец, мам! — Эмми присвистнула. — Хотя мне казалось, ты не носишь такие платья.
— Почему же, я ведь когда-то тоже была молодой. — В словах Мелани прозвучало сожаление. В возрасте дочери она заботилась о своей внешности, часами бродила по магазинам, сосредоточенно изучала журналы мод и примеряла то одну, то другую вещь, пока не находила лучшую. Но с тех пор как Мелани вышла замуж, она себе ничего подобного не позволяла, ее приоритеты изменились, в них не входила косметика, парикмахер и, тем более, стильные платья.
Мелани вспомнила свое отражение в зеркале, то, как юбка облегала ее ноги, как каждый дюйм красно-коричневой материи подчеркивал роскошные формы ее тела, всегда спрятанные за фартуком. Возможно, пришло время пересмотреть список старых приоритетов. В конце концов, ей всего тридцать семь, еще не все потеряно.
— Держу пари, отцу понравится твой наряд! — заметила Эмми.
Мелани начала пополнять запасы молока и сливок в небольшом холодильнике под прилавком.
— Я наряжаюсь не для него, — ответила она.
— Угу, — промычала Эмми.
Мелани постаралась отбросить ненужные мысли. Думать о том впечатлении, которое она произведет на Кейда, означает вернуться на дорогу, которую она покинула в прошлом году. В последнее время Эмми игнорировала родительский разрыв, считая, что этот период в отношениях Мелани и Кейда обязательно пройдет.
— Эмми, — сказала Мелани мягко, положив руку на плечо дочери. — Папа и я собираемся разводиться. Пожалуйста, не ищи никакого подтекста в покупке этого платья.
Эмми бросила на нее сердитый взгляд:
— Вы всегда учили меня не сдаваться, добиваться того, чего хочу. Почему же вы сами испугались трудностей?
— Я не испугалась.
— Зачем же ты говоришь о разводе? Почему бы вам не сесть и все не обсудить?
— Мы уже обсуждали, дорогая, — ответила Мелани, но внутренний голос шепнул ей: а так ли это?
— Может быть, этого было недостаточно? — выпалила Эмми в гневе.
Мелани вздохнула:
— Все так запуталось, что разговорами ничего не поправишь.
— Мне очень тяжело жить то у тебя, то у отца и видеть вас обоих совершенно несчастными. Вы всегда говорили, что конфликты нужно уметь улаживать, почему же в жизни вы не соблюдаете это правило? — Эмми фыркнула и выбежала из комнаты, не обращая внимания на оклики матери.
Мелани, чтобы снять напряжение, помассировала шею. Эмми не знает всей истории, и рассказать ей пропущенные подробности невозможно. Мелани закрыла глаза, на нее с новой силой нахлынули воспоминания. Она слишком хорошо помнила тот день в больнице, тогда она была испугана и плакала от одиночества.
Мелани всегда оставалась одна, потому что у Кейда на первом месте была работа. Эмми, с присущим ее возрасту идеализмом, видела ситуацию или только в черном цвете, или же только в белом, а Мелани знала: кроме этого существует множество оттенков серого. Даже если иногда ей кажется, будто все еще может быть.
— Настоящий взрыв возмущения, — сказал Кутер, показывая чашкой с кофе в сторону, куда ушла Эмми.
Мелани вежливо улыбнулась:
— Да уж.
— В этой связи мне пришла на ум одна интересная история. — Он встал из-за столика, за которым сидел, и пересел на один из табуретов бара, потом провел рукой по своей белой бородке, как бы вспоминая.
— Кутер, я… — постаралась прервать его Мелани, но не успела.
— Жили две старые женщины, настоящие сплетницы, из тех, кто целыми днями греется на солнышке