«Полторы комнаты» для Бродского приобретают черты некого универсума, становятся огромным закрытым миром, который куда больше реального. Кажется, что все исторические и литературные реалии разбросаны по пыльным полкам собороподобных буфетов — надо только дотянуться. Все приближается до расстояния протянутой руки: «Река находилась недалеко, всего в десяти минутах ходьбы от дома. Все было под рукой: Летний сад, Эрмитаж, Марсово поле». Пространство «Полутора комнат» сжимается до нескольких десятков квадратных метров, однако, эта сжатость, как бы оксюморон-но ни звучало, делает мир эссе безграничным. «Если в пространстве заложено ощущение бесконечности, то — не в его протяженности, а в сжатости», — в это крошечное пространство Бродский вписывает всю историю многострадального города: историю военную, культурную, литературную. Историю народа в целом и одной еврейской семьи в частности. Каждый метр коммуналки приобретает здесь смысл и цену: «… эти десять квадратных метров принадлежали мне, и то были лучшие десять метров, которые я когда-либо знал». Ощущение пространства теряет свою валентность и в итоге, непросто определить, что же такое Петербург для автора — город туманов и бесконечных каналов или же те самые полторы комнаты, где рос маленький мальчик, которому суждено было самому стать частью истории.

Мысленное воссоздание автором тех далеких по времени и расстоянию полутора комнат позволяет читателю выделить несколько визуальных пространственных планов:

— пространство полутора комнат — пространство, которое принадлежит непосредственно предметам;

— пространство вне полутора комнат — коммунальная квартира в целом;

— пространство вне коммунальной квартиры — Петербург, реальный советский мир.

Важно то, что реальная жизнь советского Петербурга уходит на периферийный план, уступая центральное место нескольким десяткам квадратных метров. Полторы комнаты превращаются в некий остров, вокруг которого бушует беспощадная стихия под названием «советская жизнь». Об этой суровой, подчас абсурдной жизни Бродский говорит в чужой стране и на чужом языке. С побережья Атлантики к берегам Невы, из страны свободной в страну рабов, от старости к детству — вот путешествие авторской мысли, путешествие, которое возвращает Бродского к тем временам, когда еще хотелось строить преграды между собой и родителями, когда нельзя было разгуливать в носках по паркету, когда число три было семьей. Масса воды, целая пропасть теперь между автором и его полутора комнатами. Интересно и необычното, что расстояние у Бродского не поддается привычному измерению, оно вообще не поддается какому-либо измерению. Расстояние предстает здесь как некая водная бездна, как бесконечная величина, причем величина не столько пространственного характера, сколько временного. Почему же все-таки вода становится той стихией, которая не позволяет автору приблизиться к родным берегам? Кажется, на этот вопрос отвечает сам Бродский: «В том городе слишком много рек и каналов». Слишком много — определение, которое объясняет привязанность к воде как некую вынужденную болезнь любого петербуржца. Болезнь, которой суждено со временем прогрессировать, увеличивая свои масштабы: от рек и каналов до невообразимых водных гладей. Важно то, что Бродский, будучи молодым человеком, всегда пытался отделиться от родителей вещами: баррикады из чемоданов, стопки книг до потолка, всевозможный хлам, который хоть каким-то образом мог создать перегородку. С течением времени на смену вещам приходит масса воды. Необходимость в вещах как таковых вообще отпадает. Расстояние становится столь бесконечным и непреодолимым, что остается только невообразимый простор, бездна, которая поддается «лишь широкому жесту».

Вообще, обращение к водной тематике следует рассматривать с разных точек зрения. В «Полутора комнатах» образ воды вскрывает глубинные смыслы текста:

— вода как метафора времени;

— вода как метафора свободы: «Ему нравилось находиться вблизи воды, он обожал море. В этой стране так ближе всего можно подобраться к свободе»;

— вода как метафора жизни: «…я не теряю из виду тот факт, что ограниченная и пущенная не в то русло жизнь может дать начало новой, например моей.»;

— вода как метафора памяти.

Вода в эссе «Полторы комнаты» обладает многоаспектностью, однако сложно не заметить стремление автора выдвинуть на первый план понимание воды как формы времени. Бродский в одном из интервью сказал: «Если можно себе представить время, то оно, скорее всего, и выглядит как вода»[129].

Из сорока квадратных метров Бродский создает целый мир, который не имеет пространственных и временных пределов. За каждой мелочью и деталью автор скрывает бездну воспоминаний и подтекстов. Ничто в этом эссе не может быть прочтено близоруко. «Полторы комнаты» становятся квинтэссенцией целой эпохи. Той эпохи, о которой принято больше молчать, нежели говорить во всеуслышание.

А.А. Маслаков. ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ ПРОЗЫ ПОЭТА В ЭССЕ И. БРОДСКОГО «НАБЕРЕЖНАЯ НЕИСЦЕЛИМЫХ»

«Ах, вечная власть языковых ассоциаций! Ах, эта баснословная способность слов обещать больше, чем может дать реальность! Ах, вершки и корешки писательского ремесла». И.А. Бродский «Набережная неисцелимых»[130]

Проза поэта — зыбкое в жанровом и родовом аспекте образование, в силу этого требующее постоянного уточнения границ и поэтому же легко ускользающее от ясных функциональных определений. В силу действия этой и других причин (среди которых выделяются близость публицистике, выраженная автобиографичность, возможность оценочных суждений) проза поэтов продолжает привлекать авторов как особая, сохраняющая тематическую и стилистическую гибкость форма. Впрочем, некоторый набор требований при работе в сфере «проза поэта» все же существует: «Проза одного автора или целого направления, ориентированного на поэтическое творчество, в высокой степени специфична — и тем, как она подвергается воздействию доминирующего элемента, то есть элемента поэтического, и тем, как в напряженном и волевом усилии она высвобождается от него»[131]. Это высказывание Р.О. Якобсона позволяет предположить, что динамическое сопряжение поэтического и прозаического мышления в пределах одного произведения является основным маркером прозы поэта.

Многие важные прозаические произведения Иосифа Александровича Бродского отвечают представленным в приведенной выше цитате требованиям, а потому обращение этой части к его творческому наследию может быть небезынтересным с точки зрения попыток уложить прозу поэтов в прокрустово ложе литературоведения. Наблюдение над жанром эссе кажется особенно продуктивным в этом смысле, поскольку художественное эссе лежит на стыке различных литературных сфер и функциональных стилей, а также потому, что для эссе характерно обнажение принципов его построения.

Большая часть эссе написана И.А. Бродским на английском языке, часть из них переведена на русский язык им самим, остальные переведены на родной язык поэта с разрешения, а некоторые и при участии автора. Эссе могут быть разделены на несколько тематических блоков: автобиографические, литературно- критические, публичные и т. д. Наиболее интересными с точки зрения наблюдения над характерными чертами прозы этого поэта кажутся те художественные эссе, которые представлены в творчестве писателя в разновидностях автобиографического эссе или эссе-путешествия. Эссе «Набережная неисцелимых» может быть отнесено к обоим из перечисленных разновидностей, так как посвящено описанию города, путешествий по городу и описанию обстоятельств жизни носителя высказывания. Текстологической особенностью данного произведения является то, что оно существует в двух вариантах: первый вариант, носивший название Fon-damenta degli incurabili, был после публикации изменен автором

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату