телохранителей. Этот, молодой и крепкий, с кулаками размером с дыню, сумеет ей доходчиво и больно объяснить, что такое нерушимая святость супружества. Пусть об этом не говорилось, не упоминалось даже, упаси господи, интеллигентные люди все-таки и на дворе вроде как не средневековье, но имелось в виду. Потом, узнав поближе злопамятный характер владетельной тещи, Серега в этом нисколько не сомневался…
Их нравы? Нет, теперь уже наши нравы! Нашего счастливого семейства Шварцманов!
В общем, загадочная женская логика… А может, все объясняется от противного? – рассуждал Серега впоследствии. И чтобы понять женщину – надо не усложнять, не накручивать друг на друга психологические нюансы, а, наоборот, упрощать до максимума, как при разговоре с ребенком дошкольного возраста. Вся эта пресловутая женская логика настолько примитивна по своей сути, настолько подчинена мелким обидам и голому, сиюминутному практицизму, вывел он для себя, что им, мужикам, привыкшим к интеллектуальным усложнениям и хитрым многоходовкам, просто не приходят в голову самые простые ответы.
Часть VII
Правила игры
…Однажды утром Фиолетовый гном снял с себя любимую фиолетовую одежду и надел нелюбимую, желтую. Гном решил помыть окно.
Конечно, помыть окно могли за него и слуги. У него теперь были слуги. Но разве они вымоют окно как следует? Через пень колоду они вымоют, оторви и брось, вот как вымоют, брюзжал про себя Фиолетовый гном. Тоже называется, слуги пошли, какие это, к зеленому лешему, слуги. Вот позавчера чай с бубликами принесли, сунулся пить, а он теплый. Но чай не должен быть теплым, горячим он должен быть, горячим и крепким, тогда это чай. Нет, ничего нельзя поручить поганцам!
Еще обижаются, что их дерут на конюшне розгами, а сами чай теплый приносят. Всех, всех пороть! От души вкладывать ума-разума сквозь филейный тыл!
Так ворчал Фиолетовый гном, наливая ведро воды из-под крана и намыливая тряпку волшебным земляничным мылом, которое отмывает все на свете, оставляя после себя запах спелой земляники. То-то голуби порадуются, располагаясь на королевской крыше по малым и большим надобностям, ехидничал про себя Фиолетовый гном.
Жил он теперь в самой высокой башне замка. Как самый уважаемый и богатый гном. Обладатель Волшебного Камня, Корня Успеха и многих других магических сокровищ.
Из башни был виден зеленый лес, и голубая река, и синее море, и даже башня другого замка, где наверняка маялся от утреннего похмелья его приятель Красный гном. Лодырь и пьяница, если честно. Позор для всех уважающих себя гномов, думал про своего давнего приятеля Фиолетовый гном. А Зеленый гном, второй его закадычный приятель, всегда передергивал при игре в карты. Тоже – тот еще фрукт.
Раньше Фиолетовый гном как-то не замечал, что кругом одни жулики и тунеядцы. Теперь заметил. Такая жизнь кругом.
Мой ехидненький старикашка, едкий, как чесночный соус, называла его теперь принцесса Фердинанда. Хотя по их, гномьим, меркам он еще был не старый. Мужчина в самом расцвете сил. Хотя и не велик ростом.
Сама она, Фердинанда, тыква переспелая. В ее годы – и все на выданье. Облезлая старая дева с жеманством молоденькой принцессы. Ей уже стареть пора бы, а эта кукла линялая все еще повзрослеть не может!
Фиолетовый гном, весь в желтом, мыл окно, ворчал на всех и на все и сам не заметил как поскользнулся. Полетел вниз. С самой высокой башни.
Увидев, как за окном промелькнуло что-то желтое, принцесса Фердинанда удивилась, как рано сегодня закат. И не стемнело еще. Она действительно не отличалась умом, как и положено настоящей принцессе.
Свое удивление Фердинанда, в приличествующих королевской особе выражениях, высказала Главному Королю. Тот в ответ прошамкал губами. Он на все теперь так отвечал. Принцесса слушала его шамканье, привычно почесываясь о спинку трона. Последнее время ее одолевали блохи.
Пропадут они все без меня, как есть пропадут! – злорадно подумал Фиолетовый гном и разбился о камни…
Фиолетового гнома похоронили на вершине Зеленой горы. Оттуда были видны и Синее море, и Голубая река, и Зеленый лес, и все королевство как на ладони. Хорошее место выбрали. Все-таки он был очень уважаемый гном. Выдающийся гном, как дружно отмечали на похоронах. Многие еще помнили его победу над страшным драконом Кракозубом. Хотя многие уже забыли, как забыли и самого дракона, когда-то знаменитого отчаянным людоедством.
Сгоряча хотели даже поставить памятник. Особенно ратовали за это закадычные друзья покойного Красный гном и Зеленый гном. Колотили себя по груди и кричали, что непременно, что обязательно нужен памятник, почтить, так сказать, и увековечить. Как же без памятника? Без памятника – никакой памяти!
Но дело до памятника так и не дошло. После похорон все кинулись искать Волшебный Камень и прочие колдовские штучки, не нашли, переругались, перессорились и потом все время друг друга подозревали. Какой уж тут памятник, отвернуться некогда друг от друга, народ нынче в королевстве ушлый, не за понюх табаку обманут, не за грош продадут…
Придворный каменотес поставил на могиле Фиолетового гнома обычный надгробный камень. Из белого мрамора. Материал дорогой, маркий, грязнится быстро, но смотрится, безусловно, богато. В остальном – как у всех: гном такой-то, год рождения, год смерти, через черточку. От себя добавил внизу: обладатель Волшебного Камня. А что еще можно было добавить? В общем-то, вредный был старикашка, скрипучий, как старая дверь, вспоминал каменотес.
И куда он только ухитрился запрятать все свои волшебные причиндалы, думал он. Вот бы найти! Он бы ужо показал всей придворной сволочи, чье кайло крепче! Они бы все у него пошли гуськом туда, где раки зимуют, мечтал придворный каменотес, сидя на кладбищенской травке и запивая пресную лепешку кислым вином…
Откуда взялась эта грустная сказка?
От жизни.
Откуда ей еще взяться?
Когда-то, умирая в реанимации, Серега думал – просто ему не хватило ума, чтобы стать счастливым. Он помнил это, до сих пор помнил, хотя, как утверждали врачи, был тогда без сознания…
Не умер. И ума не прибавилось. И все случилось, как он когда-то хотел, а еще раньше – и мечтать не мог…
И зачем? Хотя бы себе ответить – зачем все это?
Теперь, когда прошло пять лет после гибели Шварцмана (всего пять лет или целых пять лет?), он все чаще задумывается о том, почему ему все так опротивело в жизни. Обрыдло! Почему сама его жизнь окончательно стала похожа на небрежный черновик, где самое важное только подразумевается? Дела, дела и дела, продохнуть некогда от этих дел, а остальное всегда откладывается на потом, на завтра, а лучше – на послезавтра… Все потом, при переписке набело…
А будет она, возможность переписать?
Очень сомнительно…
Может, и прав был Шварцман: когда добьешься всего – нужно пить горькую, иначе станет совсем тоскливо. Алкоголизм хотя бы сам по себе занятие…
