надеждой.
Мне, если честно, отпускать ее не хотелось: недоверие к странному прилипчивому парню никуда не делось, но нормального способа не пустить ее я не знал, да и вообще не мое это дело, я ей не отец. Пошлет меня куда подальше – и будет права.
Сэма визитер, похоже, тоже в восторг не привел. Он лишь сказал, что тот похож на мексиканского наркотрафиканта, и затем уточнил:
– В глазах что-то похожее. Не понравился он мне, да, сэр.
– Мне тоже, – признался и я. – Но здесь место безопасное, насколько я понял, патрули везде, и вообще… времена изменились.
– Верно, – кивнул Сэм, вытирая испачканные машинным маслом руки и закидывая грязную тряпку в инструментальный ящик. – Времена изменились, здесь девочка в безопасности, поэтому я и не сказал ничего. Но мы же поедем дальше вместе?
– Осторожно поедем, – сказал я, поморщившись. – По сути, этот парень прав: стоит заехать и посмотреть. Если все так, как он и сказал, то вполне можно что-то узнать.
– Люди бывают разные в это время, – вздохнул он. – Как узнать заранее, кто там живет?
– Никак, – покачал я головой. – Я пытался вчера вечером зайти в Информбюро, но там мне сказали, что сведений у них мало. Просто люди собрались в безопасном месте, живут. Все.
– Хорошо, если так.
С вечера у меня вообще мандраж начался. Мы впервые приблизились к какой-то «контрольной точке» нашего путешествия. Пусть пока не к моей, но все равно волновался я уже не меньше Дрики, пожалуй. Найдем? Не найдем? Что узнаем? Как все это будет выглядеть? И что, если… даже не знаю, останется она на родине в таком случае или поедет дальше? Что у нее здесь осталось? А что может ждать впереди? Я даже не знаю, что там ждет меня, хоть и верю в то, что у нас все же не так все ужасно, как в Европе.
Дрика пришла обратно, сопровождаемая Димитром. Сказала, что сидели в какой-то местной харчевне и пили пиво, больше и рассказывать нечего. Ну и ладно, обошлось без проблем.
С утра мы были готовы к отъезду. Вернули велосипеды в прокат, официально сдали место на стоянке и остановились на выезде с нее. Вскоре к нам подъехала трехосная полноприводная «скания» армейского оливкового цвета, с лебедкой и кенгурятником. В ней оказалось четверо – двое в кабине, оба возрастом постарше, и двое в кузове – тот самый Димитр и еще один небритый парень, носатый и с выбитым передним зубом. У носатого на голове был черный берет с какой-то непонятной кокардой, а черная полицейская разгрузка была надета поверх кожаной мотоциклетной куртки. Оружие немного удивило – бесшумный «Хеклер-Кох МР5 SD» с толстой трубой глушителя на месте ствола. А что, неплохо, если какое место от мертвецов зачищать, – и внимания не привлечешь, и патрон пистолетный, распространенный.
Димитр ловко выпрыгнул из кузова, подошел к нам, заглянул снизу в кабину.
– Езжайте прямо за нами… связь есть?
Я молча показал ему карманную рацию.
– Четыреста шестой канал, хорошо? – спросил он, постучав по своей, закрепленной на плече.
Я опять, молча же, кивнул.
– Дрика, а вы к нам в кузов не хотите? Веселей будет, – предложил он, заулыбавшись до ушей.
Дрика заметно обрадовалась, но я предостерегающе поднял руку. Они оба – и она, и Димитр – уставились на меня.
– В движении группу не разбиваем, – сказал я, больше адресуясь к «кавалеру». – Доедем – там общайтесь, у нас здесь все роли расписаны.
Тот лишь кивнул, а Дрика заметно расстроилась и даже оскорбилась, но ничего не сказала. Ну и я не сказал: большая уже, сама все понимать должна. Вообще-то к кому другому я бы ее отпустил, к кому-то вроде нашего Майка, что остался в Аризоне и к которому она заглядывала в трейлер в последние ночи, а вот к этому Димитру отпускать не хочется. Я за нее пока ответственность чувствую – хотя бы перед самим собой.
«Жених» забрался в кузов «скании», в котором виднелся еще и небольшой штабель каких-то ящиков, после чего большая зеленая машина тронулась с места. А следом двинула и наша пожарка.
– Далеко ехать? – спросил Сэм, видя, что я перелистываю дорожный атлас.
– Сто пятьдесят примерно, – ответил я, прикинув расстояние. – Быстро доберемся.
Выезжали не через тот КПП, через который приехали сюда. Проскочили контейнерный терминал, затем по туннелю проехали под Шельдой. Затем был остров с огромным нефтехранилищем, вновь тоннель, огромная железнодорожная станция, на которой тоже кипела работа, а уже затем мы выбрались на трассу. Идущая впереди «скания» ускорилась километров до семидесяти в час, ну и мы шли с такой же скоростью, отстав метров на двести. Отстали умышленно – не хотелось все время находиться под наблюдением. Нас пару раз запросили по рации с просьбой подтянуться, но мы просьбу проигнорировали. Просто так, на всякий случай.
– Андре, – окликнула меня сзади Дрика.
– Да? – спросил я, попутно распихивая по разгрузке увесистые кругляки гранат М67.
– Я тебя не поняла, – сказала девушка сухо.
– В смысле? – уточнил я, хотя на самом деле прекрасно понимал, о чем она.
– Дитмир хочет нам помочь, он хороший парень, а ты его просто ненавидишь. – Голос звучал осуждающе. – Так нельзя.
– Как? Как его правильно зовут, ты сказала? – чуть не подскочил я на месте. – Не Димитр?
– Дит-мир, – повторила она по слогам. – Дитмир. Ты даже его имя не соизволил запомнить, а разговариваешь как с врагом. Переводится как «Добрый день», кстати.
– Что переводится?
– Его имя.
– Ага… – Кое-что в голове у меня начало складываться. – А славный юноша Дитмир, «добрый день» который, часом, не рассказал, откуда он приехал? С какого языка оно так поэтично переводится?
– Это здесь при чем? – прищурилась она подозрительно.
– И все же?
Сэм явно прислушивался к разговору, но не вмешивался.
– Какая разница? – Голос звучал возмущенно. – Он из Косова, беженец, он бежал сюда от сербов. Хорошо, что здесь сумел устроиться, там бы его убили и зарыли в какой-нибудь могиле, как тех боснийцев в Сребренице.
Мне почему-то захотелось попросить Сэма остановить машину, вывести Дрику за ухо куда-нибудь в сторонку и там отлупить ремнем. Нагнуть, зажать голову меж колен и хлестать ремнем по тощему заду, до слез и визга, за дурость в тяжелой форме, которая наказуема. Добротную такую, наивную, светлую, чистую европейскую дурость, которой из нее не выбил даже Большой Песец, пробежавшийся по земле.
– Я что-то пропускаю? – спросил Сэм.
– Ты почти угадал, когда сравнивал нашего нового друга с мексиканцем, – ответил я, обернувшись к нему. – Эти «страдальцы» и «беженцы» исключительно для того, чтобы их не убили кровожадные сербы, контролируют почти весь оборот героина в Европе и заодно большую часть проституции. А вот эти вот… – я кивнул за окно, подразумевая сытые европейские страны, зарастившие мозговые извилины добротным бюргерским салом, – относятся к ним как к сироткам. Разрешают приезжать, позволяют оставаться, дают пособия и очень им сочувствуют. Почти даже больше, чем гомикам.
Дрика злобно фыркнула, но ничего не сказала.
– Дрика, еще раз, – обратился я к ней, глядя в злые, как у рассерженного Тигра, глаза. – Эти люди с большой вероятностью – бандиты. Обычные бандиты. И позвали нас с собой они не просто так: такие вообще ничего просто так не делают.
– Ты их не знаешь! – Тонкий палец с обгрызенным ногтем уставился мне в лицо. – Ты даже не разговаривал с ними, а делаешь такие выводы! О незнакомых людях!
– А мне и не надо их знать, – хмыкнул я. – Есть народы с дурными традициями, и албанцы – один из них. У нас в стране есть такие же чеченцы. С ними можно общаться там, где они не могут тебе угрожать, или тогда, когда ты сильнее. Но оставаться с ними наедине просто не стоит, и тем более быть слабее: эти самые традиции могут привести к тому, что тебя ограбят и убьют. Причем произойдет это с очень высокой долей
