рабочие зоны. Корне уселся в роскошное офисное кресло, вполне достойное украшать кабинет председателя совета директоров крупной компании, откинулся, покрутился, потом резко взялся за дело.
– Попытаюсь телефонную связь наладить, – сказал он, глядя в монитор лэптопа и параллельно в какие-то свои записи. – Там вроде бы с мощностью на антенне все в порядке, ну и для моего генератора топливо тоже зажимать перестали… Ценят все же, гомофобы.
20 июня, среда, день. Подмосковье, учебный центр «Пламя»
На узле связи собрались все, включая даже прибежавшего из госпиталя Володю, – Настя должна была родить буквально с минуты на минуты. Или в любой час. Ну если не сегодня, то завтра уж точно.
Немного обалдевший дежурный по связи, похоже, бессменный, потому что за стойкой восседал тот же самый старлей, поначалу хотел пускать не всех, но случайно зашедший на узел связи начальник разведки анклава подполковник Пантелеев, крепкий, быстрый, плечистый и лысый как колено, мимоходом его застроил, и тот, махнув рукой, запустил всех.
Связист, немолодой интеллигентный дядька в гражданском, явно из «новой волны», то есть из тех, кто спасся на территории учебного центра от захлестнувшего мир вала ожившей мертвечины, сказал:
– Могу порадовать: на той стороне мощности хватает, необходимости работы ключом нет.
– Не поняла, – чуть нахмурилась Маша.
– Голосом будете разговаривать, как по телефону, только прием-передачу переключать не забывайте, – пояснил он и добавил: – Все же это не телефон.
– И когда можно начинать?
– Очень скоро, – ответил связист. – Четыре минуты до оговоренного времени. Я связь получу, а потом уже вас пущу, хорошо?
– Как скажете, я в этом ничего не понимаю, – ответила она.
Дверь открылась, какой-то молодой парень, тоже в гражданке, занес четыре стула, попарно удерживая их в каждой руке за спинки. Сказал: «Садитесь» – и вышел.
Расселись, взяв младших на колени. При этом даже не заметили, как связист сделал все свои дела и протянул Маше большие наушники и тангенту, сказав:
– Вот тут переключайте с приема на передачу… понимаете, о чем я?
– Да, да, конечно, – засуетилась она, пристраивая наушники на голове. – Андрей! Андрей!
В наушниках что-то слабо гудело, радист сделал страшное лицо, показав пальцем на тангенту. Она спохватилась, отпустила клавишу, успев услышать начинавшуюся с середины фразу:
– …тебя, слышу. Дорогая, как вы там? Прием.
– Нормально! – Она почему-то кричала, хотя слышно было неплохо, с помехами и шумом, но чисто, и голос легко узнавался. – Нормально устроились, все в порядке, все живы-здоровы, Настя уже в больнице, вот-вот родит, может, уже сегодня!
Она опять отпустила клавишу с опозданием, услышала:
– …порядке. Жив-здоров, еду к вам, скоро буду. Дети как? Прием.
Сначала она не поняла, что за «прием», потом сообразила, что это ей сигнал – можно опять нажимать клавишу передачи. То есть вот как надо, чтобы слышать все, а не обрывки.
– У детей все отлично! – Она запнулась, вспомнив про Бубу, но потом решила сказать сейчас: глупо скрывать. – У тебя теперь их трое, я взяла девочку. Много детей без родителей, – и добавила: – Прием.
– Правильно сделала! – послышалось в наушниках. – Маленькая? Прием.
– Чуть старше Сашки, – ответила она, обрадовавшись такой реакции. – Чудо что за девочка, модная и томная – жуть. Как я в детстве, так что любить будешь, гарантирую. Прием.
С «приемом» и вправду лучше получалось, разговор наладился. Никто не торопил, никто не мешал. Узнала, что добрался он из Америки на корабле с попутчиками до Испании, там разжился машиной. Все есть, всего хватает, сейчас выбирает маршрут для дальнейшей поездки. Можно будет или примкнуть к колонне, идущей сушей, или дождаться судна до Питера. Так удобней – знай спи в каюте, но тогда в Питере придется добывать машину, а ту, что есть, – бросать здесь, в Мюйдене, это такой городок возле Амстердама.
Она рассказала, как они перебрались в «Пламя», как устроились, сказала про дом, чему он здорово обрадовался. Потом говорили дети, болтал Володя, потом опять она. Болтали бы целый день, но связист постучал пальцем по часам у себя на запястье, намекнув на то, что у него другой сеанс связи намечается и пора освобождать аппаратуру. Пришлось прощаться. Всплакнула, никого не стесняясь, спросила только:
– И когда будешь? – всхлипнула, добавила: – Прием.
– Скоро, – ответил он. – Две-три недели, не больше, а может, и быстрее. Не хочу просто один ехать, лучше с людьми. Прием.
– Это правильно, – одобрила она, – одному не надо, про дороги сейчас чего только не рассказывают. Я бы вообще морем советовала. Прием.
– Учту.
Потом прощались, а потом сеанс связи закончился.
21 июня, четверг, утро. Мюйден, окрестности Амстердама
На следующий день начал искать себе занятия, потому что делать было нечего. Все назойливей в мозгу ворочалась мысль насчет того, чтобы плюнуть на все ожидания, загрузиться в «ивеку» и отправиться к Москве путем сухопутным. Пообедал, не торопясь настолько, что задницу отсидел на деревянном стуле, пива попил, у каналов погулял. Границы безопасной зоны определяли маршруты моих прогулок, и вскоре обнаружилось, что границы эти тесноваты. Городок крошечный, а его окраина уже и ограда: дальше только на свой страх и риск.
Затем занялся стиркой, благо на лодке была хорошая стиральная машина, – нашел себе занятие. Когда вытащенная мокрая одежда повисла сохнуть на натянутых веревках, подошло время к вечернему выходу в «Де Лопер». Вот так, вроде бы и день прошел. Оделся чуть приличней да и потопал, твердо решив, что дольше сегодняшнего вечера и еще завтрашнего «мутных» ждать не буду: невмоготу уже, все, домой хочу. Как с семьей поговорил, так подперло до последней невозможности – хоть прямо сейчас беги.
У входа в «Де Лопер» стояла небольшая, но шумная и горластая толпа пьяненьких солдат в камуфляже. Некоторые держали пивные бутылки, один, обкурившийся, что ли, ржал без остановки идиотическим смехом, со стоном и повизгиванием. Травой в воздухе тоже пахло.
Тяжелая деревянная дверь пропустила меня внутрь полутемного бара, и я сразу же столкнулся взглядами с «мутными», обернувшимися на вход. Ну вот, кажись, судьба. У них на лицах тоже облегчение увидел. Кивнув в знак приветствия, подошел сначала к стойке – и уже оттуда направился к ним с большой кружкой пива в руке. Не насухую же беседу беседовать.
– Ну что, уважаемые, все в силе? – спросил я, отодвигая тяжелый стул и подсаживаясь к ним.
– В силе, – сразу ответил носатый Дима. – Нам теперь вообще выбирать нечего: от хозяина ушли, обратно хрен возьмут.
– Мы сюда сушей, с попуткой приехали, – пояснил Паша. – То есть нам без вариантов – надо идти за судном, и все.
– А если его там нет? – спросил я.
– Должно быть, – ответил он убежденно. – Или уже по ходу что-то думать будем, что-то другое поищем.
– Лучше бы оно там было, – сказал я, глядя ему в глаза. – Я ведь не за красивые глаза подписываюсь, а за то, что до Питера доставите. Не забыли?
– Как обещали, так и сделаем, – ответил за него Дима. – Но сам понимаешь: какие сейчас вообще гарантии могут быть?
В этом он прав, верно. Но я, со своей стороны, тоже с людьми поболтать успел, поспрашивал кое-что. Действительно те края, за Фрисландией, мертвы и пусты, и туда мародеры действительно особо не катаются – хватает добычи ближе. А значит, если они про судно не врут, найти его там будет можно. Есть вероятность, что никакие конкуренты не увели.
Разговор пошел о том, как добираться, и я сразу сказал, что лодка у меня есть.
– Хорошая, пятнадцать метров, только неторопливая очень. Сколько туда идти?
Паша спросил:
– А какая у нее крейсерская?
