Кэтрин.
Кэтрин встала.
— А если бы я не потеряла вторую голову… если бы Гаррет меня не поймал… вы бы мне это отдали?
— Я собиралась. Не сегодня, так в следующий раз. Но давай будем справедливыми — Гаррет помог мне решиться.
— Он все еще там, — напомнила Кэтрин.
— Но наверняка думает, что ты не пойдешь обратно через мост, хоть это и будет стоить тебе платы за паром в Ярроу. Он станет спокойно ждать, пока ваши дорожки снова пересекутся.
Кэтрин подобрала пустой мешок и двинулась к двери.
— Верно.
— Увидимся с тобой через месяц. Передавай поклон отцу.
— Передам.
Вдова Грейлинг открыла дверь. Небо на востоке, над Ярроу, потемнело. Скоро покажутся первые звезды, а через час и совсем стемнеет. В небе еще кружили вороны, но они уже ленивее взмахивали крыльями, собираясь на ночлег. Хоть Великая Зима и отступила, вечера были холодны по-прежнему, как будто ночь оставалась последней твердыней, где укрылась от неизбежного поражения зимняя стужа. Кэтрин знала, что успеет замерзнуть задолго до того, как дойдет до калитки у переправы, где собирают дорожную пошлину. Отправляясь в путь, она натянула шляпу и шагнула на разбитую дорогу перед домиком вдовы.
— Ну, Кэтрин, будь осторожна. Остерегайся бренчалок.
— Буду остерегаться, вдова Грейлинг.
Дверь за ней закрылась. Кэтрин услышала, как лег в пазы засов.
Она осталась одна.
Кэтрин стала спускаться по знакомой тропинке от реки. Она и при свете дня была крутовата, а в сумерках становилась скользкой и коварной. Сверху ей виден был Двадцатиарочный мост — светящаяся ниточка поперек темной ленты реки. В гостиницах и домах, стоящих вдоль моста, горели свечи, а вдоль парапета пылали смоляные факелы. Северный конец, где чинили просевшую арку, был еще на свету. Телегу, перегородившую дорогу, убрали, и движение с берега на берег шло обычным порядком. Кэтрин слышала мужские и женские голоса, лающие окрики десятников, вопли пьяных и визг шлюх, равномерное поскрипывание и всплески мельничных колес, вращавшихся под пролетами.
Дойдя до развилки, Кэтрин остановилась. Направо — самая короткая дорога к парому. Налево самый пологий и ровный спуск к мосту — дорожка, по которой она пришла днем. До этой минуты она точно знала, как поступит. Свернет к парому, как обычно, как от нее ждут.
Но сейчас она опустила руку в карман и сжала пальцами оружие летуна. Дрожь рукояти больше не пугала ее. Вещица уже срослась с ней, словно Кэтрин владела ею много лет.
Девочка вытащила рукоять. Она блеснула в сумерках — а ведь прежде казалась тусклой. Даже если бы вдова не объяснила, что это такое, сейчас сомнений не оставалось. Предмет рассказывал о себе костям и коже, нашептывал объяснение без слов.
Говорил, на что способен и как добиться его повиновения. Советовал не тратить без нужды силу, оказавшуюся в ее руках. Кэтрин должна распорядиться ею мудро, ведь другой подобной в мире не существует. В маленькой вещице крылась власть. Власть сокрушить стены. Обрушить мосты, башни и летающие машины. Уничтожить бренчалку.
И смять в лепешку обычного человека, если Кэтрин того пожелает.
Она должна была проверить.
Последняя стая ворон кружила над головой. Она навела оружие, и внезапно в голове возникла точная оценка числа целей, дальности и расположения каждой. Каждая ворона отчетливо выделялась среди других, так что девочка могла бы назвать всех по имени.
Она выбрала одну неуклюжую птицу. Все другие остались за пределами ее внимания, вылиняли, словно актеры, ушедшие со сцены. А эту последнюю птицу она знала теперь как родную. Чувствовала, как ее крылья разрезают холодный воздух. Чувствовала мягкость взъерошенного оперения, кружево тонких косточек под ним. Ощущала в клетке ребер сильное биение сердца и знала, что сердце это остановится, повинуясь ее желанию.
Оружие словно подбивало ее действовать. Она была готова. И готовность эта испугала ее.
Птица ведь не сделала ей ничего дурного. Кэтрин пощадит ее. Нельзя отнимать жизнь ради испытания подарка — во всяком случае, невинную жизнь. Ворона метнулась к своим, затерялась в стае и быстрей замахала крыльями, словно почувствовала, как холод сжимает ей сердце.
Кэтрин опустила оружие обратно в карман. Снова посмотрела на мост, смерила его оценивающим взглядом, более взрослый и более печальным — она знала то, чего не мог знать никто из людей на мосту.
— Я готова, — сказала она вслух в ночь, обращаясь к любому, кто мог ее услышать. И стала спускаться к реке.
