изредка прорезанные извилистыми каналами.
В пять часов пополудни Понтремоли первый заметил прибрежные горы Гренландии. Туман стал редеть. Все чаще были разрывы. Наконец он разошелся, словно кто-то разорвал его надвое. В течение получаса дирижабль плыл над гористым побережьем Гренландии.
В шесть часов пополудни по среднеевропейскому времени «Италия» взяла курс на Северный полюс. Часам к девяти вечера снова наплыл туман. Дирижабль поднялся кверху. До полуночи он летел над туманом.
В половине первого ночи 24 мая 1928 года при свете полярного солнца аэронавты «Италии» увидели под собой Северный полюс. Несколько человек из них, в том числе Нобиле и Мальмгрен, уже видели полюс два года назад.
Бегоунек прильнул к окну. Так вот он, «край света», точка, в которой сходятся все меридианы!
Лед, лед и лед…
Дирижабль стал описывать круги, снижаясь под слой тумана. Между ним и льдинами — не более ста метров.
Однообразная сверкающе-белая равнина расстилалась под дирижаблем. Ее рассекали в нескольких направлениях длинные извилистые каналы — черные ленты на белой поверхности льдов. Черное и белое — траурные цвета полюса.
— Подумать! — прошептал Трояни. — Сколько превосходных людей, самых смелых из всего человечества, погибли только потому, что стремились к этой точке земного шара! И вот он под нами — Северный полюс Земли!
Итак, Северный полюс — океан с неизведанными глубинами, покрытый ледяными полями. Эти поля подчинены течениям, о которых еще ничего не известно… И вот, собственно, все, что может представиться невооруженному глазу… Но Понтремоли уже спешил измерять магнитное поле Земли. А Бегоунек, трепеща над каждым мгновением, исследовал своими приборами явления атмосферного электричества. Нобиле сбросил на полюс государственный флаг Италии. Трояни открыл бутылку коньяку и предложил всем по рюмке.
Кто знает, не покажется ли будущему человеку смешным, что еще в XX веке люди не знали всей земли, даже не знали еще, есть ли земля на полюсе!
Два часа дирижабль пробыл над Северным полюсом, и коротенькая радиограмма Джузеппе Бьяджи о достижении полюса итальянцами облетела весь мир.
В половине третьего утра 24 мая «Италия» сделала последний круг над полюсом и взяла курс на Шпицберген. Туман почти сейчас же окружил воздушный корабль.
Ветер дул дирижаблю навстречу. Тридцать часов «Италия» летела как бы на ощупь — не было видно ни воды, ни льдов, ни неба. Туман мешал определить местонахождение воздушного корабля. Ледяная корка все плотнее облепляла его поверхность. Дирижабль тяжелел.
Уже давно наступило утро 25 мая. Мариано предложил Нобиле подняться над туманом до встречи с солнцем, чтобы определить положение с помощью астрономических вычислений. Дирижабль взлетел над туманом. Впервые после тридцати часов полета аэронавты увидели солнце. Несколько минут они продолжали лететь над туманом. Но, сколько ни вглядывались в горизонт, высматривая очертания Шпицбергена, все было напрасно. Нобиле снова снизил дирижабль — надо продолжать путь под туманом! Теперь воздушный корабль двигался на высоте трехсот метров над ледяной поверхностью океана.
Было четверть одиннадцатого утра. Умберто Нобиле стоял в передней части гондолы перед открытым окном. Стеклянный шар, наполненный темно-фиолетовой жидкостью, лежал возле него на столике. Нобиле готовился сбросить шар через окно. Измеряя время падения шара, он определит высоту дирижабля над льдами и исправит показания альтиметра — прибора для определения высоты корабля.
Чечиони вдруг закричал, что дирижабль тяжелеет. Альтиметр отметил стремительное снижение. Нобиле скомандовал: «Моторы на полный ход!» Он пытался динамической силой уравновесить страшное отяжеление корабля. Но сила моторов не помогла. «Италия» рванулась кверху, но невидимая сила потянула ее вниз, к океану. Прошло не более одной-двух минут. Нобиле успел дать новый приказ — остановить моторы, чтобы при неизбежном падении дирижабль не загорелся. Чечиони выбросил тяжелую цепь из свинцовых шаров, служившую на дирижабле балластом. Это не отразилось на силе падения. Ледяная пустыня неслась снизу вверх навстречу уже безвольному воздушному кораблю.
В течение одной секунды перед глазами Бегоунека промелькнули синие обветренные вершины торосов. Гром ударил внутри гондолы и прокатился над всей пустыней. Бегоунек почувствовал, что его валит навзничь. Было десять часов двадцать пять минут утра. С момента, когда Чечиони обратил внимание Нобиле на отяжеление дирижабля, протекло пять минут!
На развороченной льдине среди бесчисленных вышек торосов лежал с израненной головой, с переломленными ногой и рукой конструктор и командир дирижабля «Италия» Умберто Нобиле. Громко лая, фокстерьер бегал вокруг своего хозяина. Финн Мальмгрен распростерся в двух-трех шагах от него с подвернутой под спину рукой. Дзаппи и Чечиони лежали в снегу, не двигаясь… Пять человек, попавшие в мягкий снег и легко ушибленные, успели вскочить на ноги. Это были Мариано, Вильери, Бегоунек, Трояни и Бьяджи…
Огромный дирижабль с полуразбитой гондолой кормою вниз медленно поднимался, уносимый к востоку потоком ветра. Нобиле, не поднимаясь, закричал: «Да здравствует Италия!» Два итальянца поддержали его. Остальные оцепенело смотрели на исчезающий в молочном тумане воздушный корабль. Через несколько минут на горизонте поднялся почти прямой столб дыма. Он достигал высоты сто метров. Люди, выпавшие на лед, видели его в течение четверти часа. Все кончилось.
Мальмгрен первый пришел в себя. Они сосчитали — сколько их? Девять человек. Значит, семеро унесены дирижаблем. Потом увидели труп Помеллы. Он лежал, уткнувшись раздробленной головой в торос. Итак, в объятом пламенем дирижабле осталось шесть человек!
На льдину, помимо всего прочего, из дирижабля выпал мешок с радиоаппаратурой, аккумуляторы!
— Нам повезло! — воскликнул Мальмгрен.
Им действительно повезло: на лед выпало из дирижабля не больше не меньше, как 170 килограммов провизии! Они подсчитали, что при рационе 300 граммов на человека им хватит съестных продуктов на 80 дней. Три дня спустя их продовольственные запасы пополнились свежей тушей белого медведя. Правда, этот сорт медвежатины очень неприятен на вкус — мясо отталкивающе пахнет тюленьим жиром, которым питается белый медведь, — но аэронавтам «Италии» не приходилось быть слишком разборчивыми.
Девять человек поселились в маленькой брезентовой палатке, рассчитанной на двоих. Похоронив Помеллу, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, вокруг жестяного бака, в котором Мальмгрен варил консервы. Это был их первый обед на льдине. Они ели из общей миски, без ложек, поочередно поднося миску ко рту.
Бьяджи бился над установкой радиоаппаратуры. Через несколько часов он послал в эфир первый призыв «SOS». Из эфира не отвечали. Бьяджи тщетно звал радиостанцию «Читта ди Милано». Никто не отзывался. Мариано успел с помощью хронометров и секстана определить местонахождение: 81°14? северной широты и 25°5? восточной долготы от Гринвича.
Через три дня Мальмгрен отвел своего друга Бегоунека в сторону и изложил свой взгляд на положение группы. Оно было, по его убеждению, безнадежно.
Радиостанция Вьяджи не имела связи с миром. Нет никакой надежды, что призывы «SOS» будут когда-нибудь услышаны. Припасов хватит максимум на два месяца при очень голодном пайке. Кто знает, сколько времени продержится лед под ногами. Надо идти к земле! Нобиле и Чечиони не в состоянии двигаться. Мальмгрен предлагал: два-три человека должны попытаться дойти до Норд-Остланда. Может быть, они встретят там «Читта ди Милано». Должен же этот корабль отправиться на розыски! Это поможет спасти остальных. С раненым решили остаться инженер Трояни, Вильери и Бегоунек, вес которого в сто восемь килограммов не позволит ему передвигаться пешком по льдам.
Бьяджи колебался. Ему хотелось идти к земле. Он верил в нее. Но, кроме него и Мальмгрена, никто из членов экспедиции не умел обращаться с радиоаппаратурой.
— Но как же радио? — спрашивал Бегоунек. — Если уйдут Бьяджи и Мальмгрен, как сможем мы подавать о себе вести? Быть может, нас в конце концов кто-нибудь и услышит!
— Если уйдет Бьяджи, то останусь я, — сказал Финн Мальмгрен.
