Сапунов: «Гранд фанк»2!
Романов: И если уж брать на круг все, что считается рок-музыкой шестидесятых, там столько говна, о котором мы и понятия не имеем… Дети дипломатов везли нам самые лучшие пластинки.
А были какието достойные группы, о существовании которых вы узнали относительно недавно?
Романов: У меня другого рода открытия. Я, наконец, узнал, как называется группа, которую я в школе слушал и угорал, это было лучше The Beatles. Называется группа Swingin’ Blue Jeans. Это ливерпульская команда, и они битлов делали по исполнительскому мастерству…
Вы сейчас активно слушаете музыку?
Романов: У меня бывают «припадки». Я как найду исполнителя, интересного для меня, начинаю копать стиль и попутно выезжаю буквально на неизвестно что. Есть такой ресурс Wolfgangs Vault (www.wolfgangsvault.com), они выкладывают концерты шестидесятых-семидесятых годов. И, значит, я слушаю концерт Canned Heat и понимаю, что гитарист-то приглашенный, потому что к тому времени тот гитарист3 уже помер. Что за гитарист? Откапываю этого Холливуда Фэтса4, откапываю попутно целое гнездо вест-коаст-блюза и через это скачиваю пять пластинок американской эстрады тех времен, и там, между Элвисами всякими, столько, простите, говна, вот этой сопливой поганой эстрады, от которой и сейчас тошнит, и тогда, видимо, тошнило. Сопутствующие товары всевозможные.
Сапунов: Я новую музыку практически не слушаю. Мне одни мои приятели подбросили на прослушивание девяносто наших команд по три трека. Я сошел с ума, честно признаюсь. Ужасно плохо.
Плохая музыка или плохо играют?
Сапунов: Всё плохо. Играют некоторые хорошо.
А по качеству звука то, что сейчас выходит, это лучше или хуже, чем в аналоговые времена?
Сапунов: Знаете, я недавно заехал машину чинить, и там есть человек, любитель музыки, и мы с ним болтали по поводу ремастерингов. И он меня спрашивает: нет ли у тебя ощущения, что ремастеринг — это вещь, которая зачастую не идет на пользу произведению? Я говорю: конечно, есть. И мы с ним сошлись на том, что если сделано уже, если это живет своей жизнью, с тем очарованием, с тем несовершенством — и музыкальным, и техническим, — и кто-то возжелал сделать лучше, то получается, как правило, хуже.
Вот, знаете, мы сделали «Не торопясь», а потом поддались искушению с Алексеем. Нам кто-то рассказал про немецкого человека, который делает замечательный мастеринг. В общем, собрали мы денег, послали ему запись. Прислал он нам результат. Ну, ужас вообще.
Он без вас это все делал?
Сапунов: Без нас. Он исходя из собственного вкуса это делал. Что-то вырезал, что-то компрессировал, натягивал-вытягивал. Но получилась другая музыка, другой результат получился совершенно.
Последний альбом, «Не торопясь», музыканты отдали на сведение Игорю Клименкову, с которым работали ещё на «Семи вещах»5. Тем не менее, процесс старались контролировать. «Рассматриваем диаграммы в Pro Tools», — рассказывает Романов. «Сидим, клюем в темечко», — это они говорят уже вместе, да так слаженно, что, кажется, фразу про темечко Игорь слышал неоднократно.
А когда было проще музыкантам? Тогда или сейчас? Если бы была такая музыкальная поляна, как сейчас, либо такая, как была тогда?
Сапунов: Вот не знаю, непонятно.
Романов: Много информации — хорошо. Потому что, например, наши зарубежные коллеги обладали информацией в свое время, в отличие от нас. Например, Ливерпуль — портовый город, и там было намного больше негритянской музыки, чем в том же Лондоне. И ливерпульские музыканты первыми начали безобразничать.
Сапунов: Помнишь, недавно вспоминали, что в Ливерпуле времен The Beatles было восемьсот групп!
Романов: Практикующих!
А ведь он даже не миллионник!6
Романов: Это вроде Калининграда.
Сапунов: Представляете, восемьсот групп!
А вы задумывались, почему у нас количественно никогда такого не было?
