сопровождаются собственными магазинами приложений. В Microsoft теперь введут такой же обычай: приложения в телефон устанавливаются только из официального магазина и никак иначе.
Такая безальтернативность налагает на компанию и соответствующие обязательства: разработчикам магазин должен обеспечить удобство и прибыль, а не чинить преграды. В Microsoft это, кажется, отлично понимают, и стараются сделать всё, чтобы пойти навстречу создателям софта.
Регистрация в магазине приложений стоит, как и в случае Apple iPhone, 99 долларов (студентам - бесплатно). Нужна она в первую очередь для тестирования приложений на настоящих телефонах - без регистрации установить их туда не получится. Ограничений на количество платных приложений в магазине Windows Phone 7 нет, зато бесплатных в рамках подписки можно опубликовать лишь пять.
Программисты, имевшие дело с Apple App Store знают, что преодолеть процесс проверки приложения перед выставлением на продажу не так уж просто. Хоть большинство программ и одобряют за неделю- другую, иногда это может затянуться на произвольное количество времени, а в случае отказа о причинах можно будет только гадать.
В Microsoft утверждают, что процесс одобрения программ для Windows Phone 7 максимально прозрачен. Каждая из них проходит три этапа проверки: техническую (надёжно ли приложение, не зависает ли, разумно ли использует ресурсы телефона), проверку на политики (материалы должны использоваться законным образом - то есть никакого пиратского контента) и на соответствие местным законам (для каждой страны должны обеспечиваться перевод и соответствие законодательству).
Последнее, кстати, звучит несколько странно и даже сомнительно - неужели англоязычные программы не будут доступны без перевода? Это бы сильно ограничило выбор и создало бы задержку - не каждый разработчик готов сразу предоставить версии для всех языков.
Как тестировать приложение? Это можно делать на прилагающемся к Visual Studio эмуляторе или на настоящем телефоне. Последнее требует разблокирования устройства. Разблокировать разрешается до трёх телефонов в год, но при желании разработчик может увеличить лимит, послав запрос в Microsoft.
В общем, забота о разработчиках налицо, что впрочем, можно считать стандартом для Microsoft. Однако это не единственное, и даже не главное, чем их можно порадовать. Распространённость устройств и, соответственно, популярность платформы для авторов программ всегда будет оставаться приоритетом. Своевольной Apple разработчики продолжают прощать и непрозрачную политику сертификации, и прочие огрехи. Главное - чтобы на создании программ можно было заработать.
Пойти в ближайший магазин и купить телефон с Windows Phone 7 в России невозможно - первые устройства появятся не раньше ноября 2010 года. В Microsoft это объясняют просто: прежде чем начать продавать телефоны, их нужно должны образом локализовать. Причём означает это не только перевод интерфейса ОС и настройку модулей связи на работу с местными операторами.
Предполагается, что до начала продаж российскую версию Windows Phone 7 снабдят поддержкой местных социальных сетей: 'Вконтакте', 'Одноклассников' и 'Живого журнала'. Если эти планы исполнятся, то по поддержке российских социальных сетей WP7 обойдёт и Nokia, и Android, и iPhone. Для последнего, правда, есть приложения 'Вконтакте' и 'ЖЖ', но это далеко не то же самое, что прямая интеграция в систему.
Нельзя не признать, что Windows Phone 7 - вполне достойный ответ компании на действия конкурентов, напоминающий, пожалуй, о тех временах, когда Windows Mobile победил Palm OS. Прозвучал он, конечно, с опозданием на несколько лет, и это признают даже в самой Microsoft. Однако если компания и дальше будет так активно продвигать Windows Phone, то о запоздалости его появления все рано или поздно позабудут, а конкурентам придётся слегка подвинуться.
Василий Щепетнёв: Мутация слов
Автор: Василий Щепетнев
Летом одна тысяча восемьсот пятьдесят седьмого года поэт Иван Никитин завершил свой крупнейший стихотворный труд, поэму 'Кулак'. Переписка набело обошлась бы воронежцу в пятнадцать рублей серебром. Не желая тратиться, Никитин собственноручно переписал 'Кулака', что стоило ему десяти дней сидения за столом из расчета по полтора рубля экономии за день, о чем свидетельствует письмо Ивана Саввича приятелю, Николаю Ивановичу Второву от пятнадцатого июля.
В поэме речь ведётся не о сельском мужике-хозяине, выбившемся в эксплуататоры. Её герой вполне городской маклак, купи-продай, готовый ради грошовой выгоды день-деньской суетиться, обманывать, унижаться и подличать. Ничего общего с кулаком тридцатых годов следующего века, богатом селянине, норовящем из классовой ущербности то сглазить колхозное стадо, то подсыпать битое стекло в колхозную маслобойку, и вообще - вредить советской власти тысячью и одним тайным способом. Изменилось значение слова, изменилась и судьба кулака, приговорённого временем к ликвидации оптом, как класс, и в розницу, как вредного индивидуума.
Ещё в глубокой древности сведущие люди знали: обозначение объекта, субъекта или явления каким- либо присущим одному ему словом даёт власть над этим самым объектом, субъектом или явлением. Но объекты, субъекты и даже явления не терпят власти над собой, и потому стремятся освободиться, меняя либо свою суть, либо суть слов. Очевидный пример - слово 'наверное'. Прежде, в девятнадцатом веке оно существовало в качестве наречия и выражало неколебимую уверенность, гарантию непременности. В тысяча восемьсот восемьдесят первом году утверждение 'Через двадцать лет Россия наверное станет первой европейской державой' понималось в смысле, что иначе и быть не может, разумеется, станет. Сейчас 'наверное' выступает, как вводное слово, означающее 'пожалуй', 'может быть': 'Наверное, лет через двадцать Россия сравняется с Португалией'. Возможно, сравняется, возможно, нет. Уверенности никакой, за двадцать лет всякое случиться может. Если не сравняется, никто, похоже, не удивится.
Порой, говоря одно, мы тут же подразумеваем другое, как у Маяковского: 'Мы говорим Ленин, подразумеваем - партия, мы говорим партия, подразумеваем — Ленин'.
Подобное двоемыслие есть способ оградить слово от дела - и наоборот, а вовсе не слабоумие или неискренность.
Новый советник президента России по правам человека Александр Федотов заявил, что его приоритет - десталинизация общества. Интересно, что под этим подразумевается? Ведь трудно поверить, что современное общество хоть сколько-нибудь сталинизировано. Или 'десталинизация' есть российский аналог германской денацификации? Сомневаюсь. Нацизм - это государственная идеология, Сталин же - историческая личность. Как бороться с исторической личностью, к тому же умершей более полувека назад? Поединок с тенью, спиритоборство, кому сие нужно, кому от этого польза? Все равно, что сухое белье выжимать. Денацификация есть процесс искоренения всех проявлений национал-социализма, десталинизация - обличение пороков одного человека. Разные масштабы явления, следовательно, будут и разные масштабы последствий. Или все же под термином 'десталинизация' подразумевается дебольшевизация России, и власть говорит одно, а подразумевает совсем другое? Ведь если хорош большевизм, то и Сталин, как неоспоримый лидер большевистской страны, тоже хорош. А если Сталин плох, то можно попытаться объявить, что плох и большевизм с объявленной общенародной или государственной собственностью на недра, землю, крупное производство. Действительно, старые представления о том, что нефть и газ являются общенародной собственностью, могут явиться зародышем если не сегодняшних, то завтрашних требований чёрного передела. Поэтому ликвидация подобных представлений под видом десталинизации выглядит здравой и своевременной идеей.
А ещё можно объявить деиваногрознизацию России. Ведь Иван Грозный, судя по многочисленным свидетельствам, был ещё тем типом: старшего сына убил, Новгород и Псков разгромил, библиотеку куда-то спрятал. Нет ничего более насущного, чем борьба с памятью о злом самодержце. Одолеем упыря - и настанет благорастворение воздухов.
Налога на чистые носители уже недостаточно
Автор: Евгений Крестников
