за какую-нибудь особенно хорошо выполненную работу. Джо говорил, что у ветеринара с ним обходятся как с членом семьи, но ему даже все равно, как с ним обходятся, пока у него есть возможность ухаживать за животными.
— Странно, как хорошо все обернулось, — сказала я.
— Словно лето после суровой зимы, — согласилась бабушка. — Но не надо забывать, любушка, что опять должна прийти зима, что она непременно наступит снова. Не бывает так, чтоб все время лето.
Но я верила, что мне предстоит вечное лето. Лишь несколько мелочей омрачали мое приятное существование. Одной из них было увиденное мною зрелище: Джо и ветеринар проезжали поселок, направляясь в конюшни аббатства. Джо стоял на запятках двуколки, и мне показалось недостойным, что мой брат ездит, как слуга. Я бы предпочла видеть, что он ездит как друг или помощник ветеринара. А еще бы лучше, если б он ехал в докторской карете.
Я по-прежнему ненавидела, когда Меллиора отправлялась в гости в своем лучшем платье и длинных белых перчатках. Мне хотелось быть с ней рядом, научиться входить в гостиную, вести непринужденную беседу. Но меня, конечно, никто не приглашал. И потом, миссис Йоу время от времени давала мне понять, что несмотря на все дружеское расположение Меллиоры, я была в доме всего лишь прислугой, хотя и высшего ранга — почти что на одном уровне с ее врагом мисс Келлоу. Это были маленькие булавочные уколы в моей безмятежной жизни.
Иногда мы с Меллиорой занимались рукоделием — вышивали свое имя и дату крошечными стежками, что для меня было сущей мукой. Мисс Келлоу поэтому разрешила нам вышивать для разнообразия каждой свой девиз. Я выбрала себе: «Жизнь свою надлежит сделать такой, какой захочешь». И поскольку это было моим кредо, я наслаждалась каждым стежком, Меллиора выбрала себе девиз: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой», потому что, говорила она, следуя этому девизу, будешь всем хорошим другом, ведь себе ты самый лучший друг.
Я часто вспоминаю то лето: как мы сидели у открытого окна, готовясь к занятиям, или порой устраивались в тени каштана на лужайке, занимаясь своим рукоделием и болтая друг с другом под жужжанье сытых пчел в сладко пахнущей лаванде. Сад был напоен ароматом — запах множества цветов, сосен и мягкой влажной земли смешивался с долетавшими время от времени запахами из кухни. Белые бабочки — а их в то лето было великое множество — бешено плясали среди свисающих лиловых головок колокольчиков. Мне хотелось остановить мгновенье и прошептать самой себе: «Сейчас. Это все сейчас!» Мне хотелось, чтобы так длилось вечно. Но время всегда брало свое — оно уходило, утекало, и даже пока я говорила «сейчас», оно оказывалось уже в прошлом. Я не забывала о кладбище и надгробиях за изгородью — постоянном напоминании о том, что время не станет останавливаться ради нас, — но упорно поворачивалась к нему спиной — мне так хотелось, чтобы лето длилось бесконечно! Может быть, я интуитивно чувствовала, что это лето положит конец той жизни, где я отыскала для себя такое удобное местечко.
Прошел уже год, как Джастин Сент-Ларнстон закончил университет, и мы видели его чаще. Нередко я встречала его, когда он ехал верхом через поселок. Теперь следить за поместьем стало его обязанностью, в ожидании того дня, когда он станет его владельцем, эсквайром. Если со мной; прогуливалась и Меллиора, он вежливо раскланивался и даже улыбался, но какой-то рассеянной улыбкой. Встречи с ним озаряли для Меллиоры целый день — она хорошела, погружаясь в приятные мысли.
Ким, который был немного моложе Джастина, все еще продолжал учиться, и я думала о тех днях, когда он закончит университет: может, тогда он будет почаще попадаться нам в поселке.
Однажды мы сидели на лужайке, занимаясь своими вышивками. Я как раз закончила свой девиз и вышивала точку после «захочешь», когда на лужайку прибежала Бесс, Она кинулась прямо к нам и закричала:
— Мисс, ужасные вести с аббатства!
Меллиора побледнела и уронила вышивку в траву.
— Какие вести? — испуганно спросила она, очевидно решив, что что-то ужасное случилось с младшим Джастином.
— Да с сэром Джастином. Его, говорят, удар хватил в кабинете. Приходил доктор. Плохи его дела. Может, и не оклемается.
У Меллиоры явно отлегло от сердца:
— Кто говорит?
— Ну, мистер Белтер слыхал от главного конюха. Говорит, что они там все страсть как переживают.
Бесс ушла, а мы остались сидеть на лужайке, но заниматься рукоделием больше не могли. Как я понимала, Меллиора думала о том, что это будет означать для Джастина. Если его отец умрет, он станет сэром Джастином, владельцем аббатства. Интересно знать, что ее расстроило: известие о болезни или то, что Джастин теперь, пожалуй, окажется еще более недосягаемым, чем прежде?
А следующую новость первой узнала мисс Келлоу. Каждое утро она читала колонку объявлений, потому что, как она говорила, ей интересно узнать о том, кто родился, умер или сочетался браком в именитых семьях, где она служила.
С газетой в руке она вошла в комнату для занятий. Меллиора глянула на меня и незаметно от мисс Келлоу состроила гримаску. Это означало: «Ну, теперь послушаем, как сэр такой-то женился или умер, а когда она у них «служила», с ней там обращались как с членом семьи, что жизнь ее была совсем другой до того, как она опустилась до гувернантки в бедном доме сельского священника».
— Тут кое-что любопытное, — сказала мисс Келлоу.
— Да?
Меллиора всегда проявляла интерес, потому что у бедняжки мисс Келли, часто говорила мне она, так мало в жизни радостей. Пусть равлечется своими высокочтимыми и благородными.
— В аббатстве будет свадьба.
Меллиора не проронила ни слова.
— Да, — продолжила мисс Келлоу в своей обычной медлительной манере, означавшей, что она хочет подольше подержать нас в напряжении.
— Джастин Сент-Ларнстон помолвлен и обручен.
Никогда не думала, что могу так остро почувствовать чужое горе. Мне, в конце концов, было совершенно все равно, на ком женится Джастин Сент-Ларнстон. Но бедная Меллиора с ее мечтами! И даже отсюда я извлекла урок. Глупо мечтать и ничего не делать для осуществления своей мечты. А что сделала Меллиора? Только мило улыбалась, когда он проходил мимо, да наряжалась с особой тщательностью, получив приглашение на чай в аббатство! А он все это время считал ее ребенком.
— На ком он женится? — спросила Меллиора, тщательно выговаривая слова.
— Ну, вообще-то немного странно делать объявление сейчас, — сказала мисс Келлоу, все еще желая оттянуть развязку, — когда сэр Джастин так болен и может в любую минуту умереть. Хотя, наверное, в этом-то и дело.
— На ком? — повторила Меллиора.
Мисс Келлоу не могла больше сдерживаться. — На мисс Джудит Деррайз, — сказала она.
Сэр Джастин не умер, но его парализовало. Мы больше не видели его едущим верхом на охоту или пробирающимся по лесу с ружьем через плечо. Доктор Хилльярд посещал его дважды в день, и самым распространенным вопросом в Сент-Ларнстоне было: «Не слыхали, как он там сегодня?»
Все ожидали, что он того гляди скончается, но он остался жить, и постепенно до нас дошло, что он пока и не думает умирать, хотя разбит параличом и не может ходить.
Услышав о свадьбе, Меллиора удалилась в свою комнату и никого не желала видеть — даже меня, сказав, что у нее разболелась голова, и ей хочется побыть одной.
А когда я все же вошла к ней, она была очень спокойна, хоть и бледна.
Она сказала только:
— Джудит Деррайз! Одна из тех, над кем тяготеет проклятье. Она принесет его в Сент-Ларнстон. Вот чего я не хочу.
