знает, что я здесь; я в страхе подумала: уж не Ройбен ли следил за мной в прошлый раз?..
— А крыша? — быстро сказала я. — Что вы думаете о крыше?
Он на секунду глянул вверх.
— С крышей точно надо чего-то делать.
— Вот что, Ройбен, — сказала я. — Зря мы пришли сюда в такое время. И день-то несолнечный, а то все-таки было бы лучше видно. Я сделаю вот что — оставлю вам ключ от домика, чтобы вы пришли сюда как-нибудь с утра и хорошенько все осмотрели. А когда вы это сделаете, то дадите мне знать, и я решу, что мы сможем сделать. Ладно?
Он кивнул.
— Боюсь, сейчас уже слишком темно, чтобы что-нибудь делать. Здесь и в самые солнечные дни никогда не было много света. Но по утрам лучше всего.
— Нет-нет, — сказал Ройбен. — Лучше всего сейчас. Час пробил. Сейчас самое время.
Я попыталась не обращать внимания на его странные слова и двинулась к двери.
— Ну, Ройбен? — пробормотала я.
Но он опередил меня и преградил мне путь.
— Я так хочу вам сказать… — начал он.
— Да, Ройбен.
— Я так хочу сказать вам про нашу Хетти.
— Как-нибудь в другой раз, Ройбен. Глаза у него вдруг стали злыми.
— Нет, — сказал он.
— Ну, так что?
— Она холодная и мертвая, наша Хетти, — лицо у него сморщилось. — Она была такая хорошенькая… словно птичка, наша Хетти. Неправильно это. Он должен был жениться на ней, а взамен вы заставили его жениться на себе. Тут уж я ничего поделать не могу. Сол об нем позаботился.
— Это все позади, Ройбен, — утешающе прошептала я и постаралась пройти мимо него, но он опять меня остановил.
— Помнится, — сказал он, — как стена обвалилась, я ее видел. Она там всего мгновенье была — и пропала. Она мне кой-кого напомнила…
— Может, на самом деле вы ничего и не видели, Ройбен, — сказала я, обрадовавшись, что он перестал говорить о Хетти и заговорил вместо этого о Седьмой девственнице.
— Она там одно мгновенье была, — бормотал он, — а потом пропала. Если б я камни не убрал, она была бы там и по сей день. Замурованная за ее тяжкий грех. Она возлежала с мужчиной, а ведь давала святой обет! И она оставалась бы там… когда б не я!
— Вы не виноваты в этом, Ройбен. И потом, она была мертва. Неважно, что ее потревожили, если она была уже мертва.
— Все из-за меня, — сказал он. — Она была кое на кого похожа…
— На кого?
Его безумный взгляд устремился прямо мне в лицо.
— Она была похожа на вас, — зловеще прошептал он.
— Нет, Ройбен, это вам показалось.
Он покачал головой.
— Она согрешила, — сказал он. — Вы согрешили. Наша Хетти согрешила. Она поплатилась… а вы нет.
— Не надо печалиться, Ройбен, — убеждала я, пытаясь говорить спокойно, — вы должны попытаться забыть все это. С этим покончено. А теперь мне надо идти.
— Нет, — сказал он, — еще не покончено. Будет… но пока еще нет.
— Ну, не печальтесь больше об этом, Ройбен.
— Я не печалюсь, — ответил он, — потому что скоро с этим будет покончено.
— Ну, вот и хорошо. Доброй ночи. Можете взять ключ. Он там, на столе.
Я изо всех сил попыталась улыбнуться. Надо проскочить мимо него — надо бежать! Я пойду к Киму и расскажу ему, что с Ройбеном случилось то, чего все время опасались.
Трагедия исчезновения его сестры, обнаруженное в шахте тело окончательно погубили его слабый разум. Ройбен был теперь не чуть-чуть, а совсем умалишенный.
— Я возьму ключ, — сказал он, и, когда он посмотрел на стол, я шагнула к двери. Но он оказался рядом, и когда я ощутила его пальцы на своей руке, то сразу почувствовала, как он силен.
— Не ходи, — скомандовал он.
— Мне надо, Ройбен. Меня ждут… не дождутся.
— И другие тоже ждут… не дождутся.
— Кто?
—
— Ройбен, вы не знаете, что говорите.
— Я знаю, что мне надо делать. Я ей обещал.
— Кому? Когда?
— Я сказал: «Хетти, малышка моя, не тревожься. Тебя обидели. Ему б на тебе жениться, а не убивать, да тут, видишь ли, была эта… Она вышла из стены и обидела тебя, и не кто иной, как я, ее выпустил. Она плохая… ее место в стене. Не волнуйся. Ты найдешь покой».
— Ройбен, я ухожу…
Он покачал головой.
— Ты отправишься на свое место. Я тебя туда доставлю.
— Куда это?
Он придвинул свое лицо вплотную ко мне и засмеялся тем ужасным смехом, который будет преследовать меня до конца моих дней.
— Ты знаешь, дорогуша, где твое место.
— Ройбен, — сказала я, — это вы преследовали меня тогда в домике?
— Ага, — сказал он. — Ты заперлась. Но тогда не годилось. Я был не готов. Надо быть готовым.
— К чему?
Он улыбнулся, и опять домик заполнил его зловещий смех.
— Отпустите меня, Ройбен, — попросила я.
— Я отпущу тебя, моя маленькая леди. Я отпущу тебя туда, куда тебе положено. Это не тут, не в домике. Не на этой земле. Я собираюсь вернуть тебя туда, где ты была, когда я тебя потревожил.
— Ройбен, послушайте меня, пожалуйста. Вы не поняли. Вы никого в стене не видели. Вам это почудилось из-за всех этих историй… а если и видели, она не имеет ко мне никакого отношения.
— Я тебя выпустил, — снова сказал он. — Я сделал ужасную вещь. Погляди, что ты наделала с нашей Хетти!
— Я Хетти ничего не делала. Что бы с ней ни произошло, это произошло из-за того, что сделала она сама.
— Она была, как птичка… маленькая голубка, что всегда прилетает домой.
— Послушайте, Ройбен…
— Не время слушать. Твое гнездышко тебя ждет. Я его приготовил. Там ты отдохнешь. Удобно разместишься, как была, покуда я тебя не потревожил. И тогда ты больше никому не причинишь зла… а я смогу сказать Хетти, что выполнил ее волю.
— Хетти мертва. Вы не можете ей ничего сказать.
Его лицо опять сморщилось.
— Наша Хетти мертва, — бормотал он. — Наша маленькая голубка мертва. И
Когда он отпустил меня, я шагнула к двери, но бежать было некуда. Я услышала, как его смех наполнил домик, и увидела его руки — его сильные, умелые руки! Я ощутила их у себя на горле… они
