Он разговаривал с мальчиком, пытался убедить его, что жизнь сельского ветеринара, достаточно приятная для необразованного дядюшки Джо, не годится для сэра Карлиона.
Но Карлион остается непреклонен, и я тоже. Я замечаю, что он уже избегает бывать со мной наедине. От этого, и от того, что я вынуждена каждый день с завистью смотреть на счастливую семью в аббатстве, я задаю себе вопрос: «Какую удачу принесли мне все мои ухищрения?»
Дэвид Киллигрю часто пишет мне. Он все еще викарий, а его мать все еще жива. Мне бы надо написать Дэвиду и сказать ему, что я больше никогда не выйду замуж. Но я этого не делаю. Мне доставляет удовольствие думать, что Дэвид ждет и надеется. Благодаря этому я чувствую, что и я для кого-то много значу.
Ким и Меллиора говорят мне, что я много значу для них. Меллиора зовет меня своей сестрой — и Ким зовет меня сестрой. Ким, к которому я всегда тянулась душой и телом! Мы были созданы друг для друга, иногда мне хочется сказать это вслух, но ему невдомек.
Он однажды сказал мне, что полюбил Меллиору, когда услышал, как она забрала меня домой с Трелинкетской ярмарки. «Она выглядела такой мягкой, нежной, — сказал он, — и оказалась способна на такой поступок. Мягкость и сила, Керенса. Превосходное сочетание, причем сила всегда для кого-то другого. Такова моя Меллиора. А потом она привела вас на бал! Не стоит обманываться мягкостью моей Меллиоры — это мягкость силы».
Мне приходится смотреть на них и притворяться. Я присутствовала при рождении детей. Двух мальчиков и двух девочек. Будут и еще. Старший унаследует имение. В нем воспитывают любовь к аббатству и желание трудиться ради него.
Почему же такое случилось со мной, ведь я планировала свое будущее и изо всех сил трудилась ради него… и взлетела так высоко?..
Но у меня по-прежнему есть Карлион, и я все время напоминаю себе, что он когда-нибудь станет сэром Карлионом, потому что Джастину вряд ли долго осталось жить. Он болен. Сэр Карлион! Он должен иметь достойное будущее. У меня есть Карлион, ради которого нужно трудиться. Я никогда не позволю, чтобы он стал сельским ветеринаром.
Иногда я сижу у окна, глядя на башни аббатства, и молча плачу. Никто не должен знать, как я страдаю. Никто не должен знать, какое поражение я потерпела.
Иногда я выхожу и стою в хороводе камней, и мне кажется, что моя судьба несчастнее, чем у них. Они были обращены в камень, когда танцевали, дерзко бросая вызов судьбе. Лучше бы и мне так.
9
В тот вечер из аббатства пришли Меллиора и Ким.
Они были напуганы.
— Мы хотели бы, чтобы ты переехала к нам, Керенса, пока они
Я была спокойна. До сих пор мне удавалось скрывать свои чувства; собственно говоря, это было предметом моей гордости — немного поводов для гордости у меня осталось! Ведь я заставила их поверить, что я просто хороший Друг.
— Кого найдут?
— Ройбена Пенгастера. Он сбежал. Думают, что он скорее всего вернется сюда.
Ройбен Пенгастер! Прошли годы с тех пор, как он пытался замуровать меня в стене. Порой я говорила себе: уж лучше бы у него получилось задуманное — тогда я бы встретила смерть, веря, что Ким любит меня, как я люблю его; а узнать, что на самом деле все было иначе, оказалось величайшей трагедией моей жизни.
Я рассмеялась.
— Я не боюсь.
— Послушайте, Керенса, — заговорил Ким; голос у него был напряженный, взгляд отуманен беспокойством. — Мне сообщили об этом из Бодмина. Они очень встревожены. В последние несколько дней он вел себя странно. Сказал, что ему надо кое-что сделать. Ему помешали сделать это перед тем, как его увезли. Они убеждены, что Ройбен вернется сюда.
— Тогда, значит, здесь расставят караульных. Его будут искать.
— Такие, как он, хитрые. Вспомните, что он едва не натворил тогда.
— Если бы не вы, Ким, — мягко напомнила ему я. Ким нетерпеливо пожал плечами.
— Пойдемте в аббатство. Тогда у нас будет спокойней на сердце.
Я подумала, а почему у вас должно стать спокойно на сердце? В моем сердце уже столько лет нет покоя из-за вас. Я сказала:
— Вы преувеличиваете. Мне и тут будет хорошо. Я не пойду.
— Это безумие, — настаивал Ким, а Меллиора чуть не расплакалась.
— Что ж, тогда мы придем сюда, — предложил Ким. Мне доставляло радость видеть его тревогу. Мне хотелось, чтобы он беспокоился обо мне всю ночь.
— Нет, вы сюда не приходите, это лишнее, — поставила я точку. — Не надо преувеличивать. Ройбен Пенгастер давно забыл о моем существовании.
Я отослала их и стала ждать.
Ночь в Дауэр Хауз. Карлион в школе. Дейзи по-прежнему со мной. Я ничего не сказала ей, потому что не хотела ее пугать. Она спала в своей комнате.
Я села у окна. Ночь была безлунная, но морозная, и звезды светили ярко.
Мне как раз был виден хоровод камней. Что это за шум там? Что за звук я услышала? Опускают оконную раму? Поднимают защелку на двери?
Почему я чувствую такой подъем? Кроме того, что я, как обычно, заперла дверь, больше никаких мер предосторожности предпринято не было. Знает ли он, где меня искать? Когда его увезли, я жила в Дауэр Хауз, где и сейчас живу.
Найдет ли он способ проникнуть в дом? Услышу ли я крадущиеся шаги у самой двери, этот внезапный страшный смех? Он до сих пор слышится мне во сне. Порой мне виделись большие сильные руки, готовые сомкнуться у меня на горле.
Порой я кричала в ночи:
— Зачем Ким пришел и спас меня? Лучше бы он оставил меня умирать.
Вот почему я сидела сейчас, то ли боясь, то ли надеясь. Мне хотелось убедиться, выяснить для себя, рада я или сожалею о том, что осталась жива.
Я представила его себе: горящие глаза, сумасшедший смех. Знала, что он сбежал, чтобы прийти за мной. Ройбен психически болен — опасно болен; но Ким был прав, говоря, что у таких людей своя хитрость. Вот когда он придет за мной, я узнаю.
Он убьет меня, может, спрячет где-нибудь, пока не сумеет замуровать в стену. Я знала, он верит, что должен это сделать.
Замурованная, как Седьмая Девственница! Уже долгие годы была я замурована, отгорожена от всего, что делает жизнь счастливой. Солнечный свет не согревал меня, жизнь моя была и не жизнь вовсе.
Не шаги ли там внизу? Я прошла к окну и увидела снаружи темную фигуру в тени садовой изгороди. У меня пересохло в горле, а когда я попыталась закричать, мне отказал голос.
Там был Ройбен. Он пришел за мной, как и говорил. Ну, конечно же, пришел. Разве не с этой целью он бежал? Ему надо было кое-что сделать, и вот он пришел…
Пока я стояла у окна, неспособная в ту секунду ни двинуться, ни сообразить, что делать, все вспомнилось мне очень ясно. Вновь я пережила тот ужас, когда оказалась наедине с Ройбеном в домике, и потом, когда немного пришла в себя на холодном ночном воздухе перед тем, как он собрался запихнуть меня в стену, и заглянула в лицо смерти.
Тут я поняла, что мне не хочется умирать. Что я хочу жить, несмотря ни на что.
А там, снаружи, был Ройбен, карауливший меня, чтобы убить.
