— Да, — ответила я. — Его зовут Кай Макхэм. Мы с Ксандером плавали вместе с ним.
— Значит, он живет у Макхэмов, — произнес отец.
— Они его усыновили, — сказала я. — Он называет Аиду мамой, а Патрика — папой. Я слышала.
Родители снова обменялись взглядами. В нашей Провинции Ориа случаи усыновления практически неизвестны.
В дверь постучали.
— Побудь здесь, Кассия, — сказал отец. — Мы посмотрим, кто там.
Я ждала на кухне, но слышала через холл низкий рокочущий голос отца Ксандера, мистера Кэрроу. Нам не разрешают входить в дома друг друга, и я представила себе его, стоящего на ступенях нашего крыльца, — старшую версию Ксандера. Те же светлые волосы, те же смеющиеся голубые глаза.
— Я беседовал с Аидой и Патриком Макхэм, — сказал он, — и подумал, что вам лучше знать. Мальчик — сирота. Он из Отдаленных провинций.
— Ах, вот как. — В мамином голосе послышалась нота сомнения. Отдаленные провинции находятся на географических окраинах Общества. Жизнь там тяжелее и менее цивилизована. Иногда их называют «Малые» или «Отсталые» провинции, потому что там значительно меньше порядка и культуры. Там гораздо выше концентрация лиц со статусом «Отклонение от нормы», чем среди основного населения. Говорят, там даже есть люди со статусом «Аномалия». На самом деле никто не знает, где они живут. Обычно они обитают в специально охраняемых домах, но большинство таких домов теперь пустует.
— Он находится здесь с ведома и полного одобрения Общества, — продолжал мистер Кэрроу. — Патрик показал мне все бумаги. Он просил меня сказать об этом всем, кто может проявить озабоченность. Я знал, что вас это может обеспокоить, Молли. И вас, Эбран.
— Ну, хорошо, — сказала мама. — Значит, все в порядке.
Я подошла к двери и, заглянув в холл, увидела стоящих там родителей и мистера Кэрроу на ступеньках крыльца. За его спиной сгустилась темнота.
Потом отец Ксандера понизил голос, и я с трудом могла услышать, что он говорит, сквозь низкое жужжанье порта в холле.
— Молли, вам бы повидать Аиду и Патрика. Они как будто снова ожили. Этот мальчик — племянник Аиды. Сын ее сестры.
Мама подняла руку к волосам; она всегда так делает, когда волнуется. Мы все хорошо помнили то, что случилось у Макхэмов.
Это был редкий случай вины правительства перед гражданами. Люди со статусом «Аномалия» должны быть на учете. Недопустимо, чтобы такой человек свободно ходил по улицам и тем более проникал в правительственный офис, где работал Патрик и куда в тот день к нему пришел его сын. Все молчали об этом, хотя все знали. Потому что сын Макхэмов погиб, был убит, пока ждал возвращения отца с какого-то совещания в том же здании. Потому что Патрик Макхэм и сам лежал потом в больнице — человек со статусом «Аномалия» дождался и напал и на него.
— Ее племянник, — произнесла мама голосом, полным сочувствия. — Понятно, что она хочет его вырастить.
— И правительство, понимая свою вину перед Патриком, сделало для него исключение, — сказал отец.
— Эбран, — произнесла мама укоризненно.
Но отец Ксандера согласился с ним:
— Это логично. Исключение в качестве компенсации за несчастный случай. Мальчик заменит им сына, которого они потеряли. Наверное, правительство так смотрит на это.
Позднее мама пришла в мою комнату, чтобы уложить меня спать. Голосом мягким, как одеяло, которым она меня укрыла, она спросила:
— Ты слышала наш разговор?
— Да, — призналась я.
— Племянник Макхэмов, который стал их сыном, завтра в первый раз придет в школу.
— Кай, — сказала я, — так его зовут.
— Да. — Она наклонилась, и ее длинные светлые волосы рассыпались по плечам, и веснушки, как звездочки, сияли на ее коже. Она улыбнулась мне. — Ты будешь приветлива с ним? — спросила она. — Поможешь ему освоиться? Ведь это нелегко — быть новеньким.
— Да, конечно, — обещала я.
Но вышло так, что мне не пришлось воспользоваться ее советом. Придя на следующий день в среднюю школу, Кай поздоровался со всеми и представился каждому. Спокойно и быстро двигаясь между рядами, он объяснил каждому, кто он такой, так что никому не пришлось ничего спрашивать. Когда прозвенел звонок, он смешался с толпой учеников. Просто удивительно, как быстро он освоился. Вот только что он был новеньким, чужим, стоял отдельно, а через минуту стал привычным и знакомым, будто жил здесь всегда и не общался ни с кем, кроме нас.
Как я теперь понимаю, в характере Кая есть одна особенность: он всегда плавает по поверхности. Только в тот, первый день мы видели его нырнувшим в глубину.
— Я хочу кое-что сказать тебе, — говорю я дедушке, придвигая свой стул поближе к нему. Чиновники не задержали меня надолго в игровом центре, после того как я наступила на контейнер с таблетками. У меня осталось достаточно времени, чтобы посетить дедушку. И я благодарна им, потому что сегодня я прихожу к нему в предпоследний раз. Эта мысль порождает во мне чувство пустоты.
— А-а, — произносит дедушка. — Что-то хорошее?
Он сидит у окна, как это часто бывает по вечерам, и наблюдает, как заходит солнце и появляются звезды. Иногда я гадаю, не сидит ли он так, пока солнце не взойдет снова. Наверное, трудно спать, зная, что твоя жизнь почти закончилась. Не хочется пропускать ни одного мгновения, даже такого, какое в другом случае казалось бы скучным и не стоящим внимания.
Сумерки смывают все яркие краски, оставляя лишь серые и черные. Там и здесь вспыхивают пятнышки света от уличных фонарей. Рельсы аэропоездов, тусклые при дневном свете, при вечерних огнях становятся светящимися тропинками над черной землей. И я смотрю, как поезд мчится вдаль, унося людей в своем ярко освещенном чреве.
— Что-то странное, — говорю я, и дедушка опускает вилку. Он ест кусок чего-то, что называется «пай». Я этого никогда не ела, но выглядит восхитительно. Хотелось бы, чтобы правила не запрещали ему поделиться со мной кусочком. — Все прекрасно. Я обручена с Ксандером. — Общество учит нас так сообщать новости: сначала хорошее, остальное потом. — Но в мою микрокарту вкралась ошибка. Когда я просматривала ее, лицо Ксандера исчезло, и я увидела другого.
— Ты увидела другое лицо?
Я киваю, стараясь не смотреть слишком пристально на еду у него на блюде. Пятнышки сахарной пудры на глазурной корочке похожи на снежинки на льду. Какие, должно быть, вкусные спелые красные ягоды, разбросанные тут и там по этой корочке! Сказанные мною слова врезались в мое сознание, как тяжелая серебряная вилка врезается в свежий пирог. Я увидела другое лицо.
— Что ты почувствовала, когда увидела на экране лицо другого мальчика? — спрашивает дедушка мягко, положив свою руку на мою. — Ты заволновалась?
— Немного, — признаюсь я. — Я запуталась. Потому что второго мальчика я тоже знаю.
Дедушкины брови изгибаются, выражая удивление:
— Вот как?
— Это Кай Макхэм, — говорю я. — Сын Аиды и Патрика. Он живет на нашей улице.
— Как объяснили тебе чиновники свою ошибку?
— Это не Общество ошиблось. Общество не делает ошибок.
— Ну, конечно нет, — спокойно согласился дедушка, при этом добавив: — Однако их делают люди.
— По мнению чиновницы, как раз это и случилось. Она думает, что кто-то по ошибке вставил изображение Кая в мою микрокарту.
— Зачем? — удивляется дедушка.
