не продам наше стихотворение. Я эгоистка. Кроме клочка ткани, стихотворение — это все, что я смогла дать Каю, и мы с ним — единственные люди на земле, которые знают его целиком. Даже если это тупик, даже если моя последняя идея не сработает. Я могла бы записать стихотворение, но это не даст мне ничего. Это не то, чем я могу меняться; это то, что я должна исполнить.
— Нет, спасибо, — говорю я этому человеку, хотя на самом деле мне хотелось бы знать истинную историю того места, где я живу. Но я не думаю, что кто-нибудь знает ее по-настоящему.
Перед уходом я еще раз бросаю взгляд на географическую карту нашего Общества. Здесь, в середине карты, расположены провинции, в которых живут сытые и счастливые люди. А вокруг, по окраинам, находятся Отдаленные провинции, разделенные линиями на секции, но названий у них нет.
— Подождите, — окликаю я человека в форме.
Он оборачивается и смотрит на меня выжидающе.
— Да?
— Кому-нибудь известны названия Отдаленных провинций?
Он машет рукой, не заинтересованный в продолжении разговора, потому что видит, что я ничего не собираюсь ему продавать.
— Это и есть их название, — отвечает он, — «Отдаленные провинции».
Эти белые, разделенные на части Отдаленные провинции по-прежнему приковывают мой взгляд. На карте такое множество букв и информации, что трудно различить все названия. Я сканирую их все, не вчитываясь, не будучи уверенной, что именно я ищу.
Затем что-то останавливает меня, какая-то часть информации приковывает к себе внимание моего привыкшего к сортировке мозга: Сизифова река. Она рассекает надвое несколько западных провинций, затем — две Отдаленные провинции и исчезает где-то в Чужих странах.
По-видимому, Кай должен быть родом из одной из этих двух Отдаленных провинций. Если тогда, когда он был ребенком, там шли военные действия, они могли вспыхнуть и сейчас. Наклоняюсь ближе к карте, чтобы запомнить эти две области, где он может находиться.
Снова слышу шаги и оборачиваюсь.
— Вы уверены, что я не могу помочь вам чем-нибудь? — спрашивает маленький человек.
«Я ничего не хочу продавать!» — почти вслух восклицаю я и вдруг соображаю, что он искренне хочет мне помочь.
Я указываю на Сизифову реку на карте, тоненькую линию надежды, бегущую по бумаге.
— Вы знаете что-нибудь об этой реке?
Он понижает голос:
— Однажды, когда я был моложе, я слышал одну историю. Много лет назад воды этой реки на каком- то участке содержали яды, и никто не мог жить по ее берегам. Но это все, что я слышал.
— Спасибо, — благодарю я его. Потому что у меня появилась идея. К тому же я теперь знаю, как умирают наши старики. Способно ли было наше Общество отравлять реки, которые текли по враждебным странам? Но Кай и его семья не были отравлены. Возможно, они жили выше по течению реки, в одной из этих двух Отдаленных провинций.
— Но это только слухи, — предупреждает маленький человек.
Возможно, он заметил вспышку надежды на моем лице.
— И это все? — спрашиваю я. И ухожу из Музея не оборачиваясь.
На зеленой лужайке перед Музеем меня ждет «моя» чиновница. В белой униформе, на белой скамье, в бело-золотых лучах солнца. Это слишком. Я моргаю.
Если я прищурюсь, то могу представить, что это зеленая лужайка у игрового центра и что я вижу «мою» чиновницу в первый раз. Я могу притвориться, что она собирается сказать мне об ошибке, которая произошла с моей парой. И дело примет другой оборот, пойдет по другой тропинке, туда, где мы с Каем могли быть вместе и счастливы.
Но нет такой тропинки здесь, в Ориа.
Она жестом приглашает меня подойти и сесть рядом на скамейку. Меня поражает, что она выбрала такое странное место для встречи, около входа в Музей. Потом я понимаю, что это отличное место, тихое и пустое. Кай был прав: прошлое здесь никого не интересует.
Эта скамейка, вытесанная из камня, кажется твердой и холодной, она остыла за то время, пока находилась в тени от здания Музея. Усевшись, я кладу руку на камень скамьи, думая о том, где добыли этот камень. Кому его пришлось тащить. На этот раз первой начинаю я:
— Я совершила ошибку. Вы должны вернуть его обратно.
— Для Кая Макхэма уже было сделано одно исключение. Большинство людей со статусом «Отклонение» не имеют и этого, — говорит она. — Вы — та, кто отослал его отсюда. Вы доказали нашу точку зрения. Люди, которые выбирают друг друга случайно и дают волю эмоциям, создают для себя хаос.
— Это вы создали хаос, — возражаю я. — Вы затеяли этот отбор.
— Но вы его осуществили, — говорит она. — И отлично, могу добавить. Вы, может быть, расстроены, его семья, может быть, разрушена, но наше решение было правильным, поскольку его способности вызывали сомнения. Вы знаете, он всегда был сильнее, чем хотел показать.
— Он должен был решать сам, уехать или остаться. Не я. Не вы. Нужно было позволить ему выбирать.
— Если бы мы это допустили, все бы развалилось, — убеждает она терпеливо. — Как вы думаете, почему мы можем гарантировать людям такую долгую жизнь? Как мы избавились от рака? Мы подбираем пары, исходя из всего. Включая гены.
— Вы гарантируете долголетие, а под конец убиваете нас. Я знаю об отравленной еде для таких, как мой дедушка.
— Мы гарантируем высокое качество жизни до последнего вдоха. Вы знаете, сколько бедных и несчастных людей в бедных и несчастных обществах отдали бы все за такую жизнь? И метод, который регулирует...
— Яд.
— Да, яд, — подтверждает она без колебаний. — И это невероятно гуманно. В маленьких дозах, в любимом блюде пациента.
— То есть мы едим, чтобы умереть.
Она игнорирует мой выпад:
— Каждый ест, чтобы умереть, независимо от того, что мы делаем. Ваша проблема в том, что вы не уважаете систему и то, что она вам предлагает. Даже теперь.
Эта реплика почти смешит меня. Чиновница видит, что у меня дрожат губы, и начинает перечислять нарушения мною правил за последние два месяца — а ведь худшее из них ей не известно. Но она не смогла бы найти у меня ни одного нарушения за все прошедшие годы. Если бы она могла просканировать и мои воспоминания, то они были бы чисты. Я искренно хотела соответствовать: быть обрученной и всегда и во всем соблюдать правила. Потому что я верила им.
Какая-то часть меня и теперь верит.
— В любом случае, настало время свернуть этот маленький эксперимент. — В голосе чиновницы звучит сожаление. — Мы больше не можем тратить на него силы. И конечно, обстоятельства складываются так...
— Какой эксперимент?
— Над вами и Каем.
— Я уже знаю, — говорю я. — Знаю, что вы сказали ему. И что это была еще худшая ошибка, чем та, в которую вы меня заставили поверить в первый раз. Что Кай был по ошибке введен в базу данных для Обручения.
— Это не было ошибкой.
И я снова падаю, хотя думала, что я уже на дне.
— Мы решили ввести Кая в базу данных для Обручения, — говорит она. — Время от времени мы вводим туда людей со статусом «Отклонение от нормы», просто чтобы собрать дополнительные данные и просмотреть разные варианты. Широкая публика не осведомлена об этом, этого не надо знать. А для вас
