— Имейте в виду, что по-настоящему на этом свете вашего пасынка интересуют только деньги.
Он внимательно проследил за изменением выражения глаз своей собеседницы, чтобы понять, дошло ли до ее сознания сказанное им. Теперь он и сам нахмурился, — словно ее однозначная реакция нарушала какой-то установленный им внутренний баланс.
— А что будет с Блэквудом?
Голос Дорис напомнил шелест легкого ветерка.
— Учитывая настроение сидящей рядом со мной его обитательницы, не знаю, что вам ответить, дорогая. А вы-то как думаете?
Эту фразу он произнес медленно, растягивая и смакуя слова.
В широко раскрывшихся глазах Дорис сверкнул протест.
— Патрик любит Блэквуд… Несколько поколений его рода жили в этом поместье. В течение многих десятилетий они владели и всей землей в округе. Для вас Блэквуд — это груда камней, кирпича и бревен. Разве вы можете понять, что каждый дом имеет собственную душу?
Этот вопрос она задала с издевательски снисходительной улыбкой.
Брюс предлагает совершить настоящее жертвоприношение, подумала она. Патрик не сможет расстаться с Блэквудом — это его родной дом.
— Дорогая, — откуда-то издалека прозвучал голос Брюса, — зачем вы с таким надрывом произносите слова «душа», «дом»? Ведь и вы, и я отлично понимаем, что оба понятия чужды вам по самой своей сути. — Тут он громко хрустнул длинными сухими пальцами. — Патрик не откажется от сделанного ему предложения из-за какого-то дома. Он весь устремлен в будущее, свое будущее.
— Да вам-то откуда все это известно?
Квадратная челюсть Брюса выдвинулась вперед, губы превратились в две узкие полоски, из-за чего рот стал похожим на щель.
— Интересно, о чьих это родовых корнях мы тут рассуждаем. Что-то я не вижу циркуляции голубой крови в ваших очаровательных венах. Между прочим, может быть, вас это удивит, но я лично вырос в доме, не сильно отличающемся от Блэквуда.
— Так и катитесь туда!
Дорис понимала, что ведет себя недостойно, ей самой был противен ее голос, наполненный злобой. Но сдержать себя она просто не могла.
— Ах, если бы это было возможно!
Он холодно парировал ее выпад. Зеленые глаза смотрели на нее с такой откровенной враждебностью, что Дорис даже вздрогнула, но взгляд отводить не стала.
— Учтите, если Патрик не воспользуется этим шансом, его всегда будет грызть мысль, что ключ к главному успеху в жизни был у него в руках. А подобная навязчивая идея способна вывести из себя и более уравновешенного человека. — Брюс говорил, как бы размышляя вслух. — И опять же Патрик станет искать рано или поздно козла отпущения за свое поражение. Сейчас ваше очарование и ослепительная улыбка убеждают его в том, что лучше мачехи просто не бывает. Но потом… — он даже причмокнул от удовольствия, представив себе это «потом», — потом он поймет, что это вы были главным препятствием на его пути к благополучию… Надеюсь, такие соображения могут поколебать вашу твердокаменную позицию. — Брюс даже не считал нужным скрыть издевку в голосе. — Вы женщина сообразительная и уже, наверное, поняли, что в описанной мной ситуации ваши оправдания задним числом останутся гласом вопиющего в пустыне. Был бы я попрямолинейнее, то с самого начала открыто заявил, что такой маленький социальный паразит, как вы, вообще не может отвечать за разрушение чьего-либо родового гнезда, потому что не обладает присущими нормальному человеку эмоциями. Когда дело касается таких особ, как вы, не могу заставить себя церемониться… — завершил он свои обличения хриплым скрипучим голосом.
Даже не догадываясь, Брюс ударил ее по самому больному месту. Дорис не раз задумывалась над секретом ее неравного брака с Дейвидом. Взял ли он взял ее в жены, если бы не знал, что жить ему остается совсем недолго? А впрочем, осознавал ли он, сколько, собственно, ему отведено времени на этом свете?
— Два года жизни с благородным человеком стоят целой жизни с подобным вам. — Брюс не понимал ее запальчивости, а она продолжила с пафосом: — Честное слово, я предпочла бы пожизненное заключение в камере с дьяволом совместной жизни с таким прожженным циником и негодяем, как вы. Такие типы не должны произносить святое слово «любовь»!
При этих словах он разразился смехом, похожим на хруст раздавливаемого стекла.
— Любовь — это выдумка, кость, которую бросают толпе, чтобы отвлечь плебеев от более серьезных размышлений.
Брюс опять хрустнул длинными пальцами загорелых рук и окинул ее странным взглядом.
— У меня нет сомнений в том, что, завершив этап великой любви к старику Леноксу, вы сохранили достаточно энергии, чтобы выдавить из него все возможные блага, какие он только мог вам предоставить. Не секрет, что Дейвид был достаточно богат. Потом денежки каким-то образом улетучились. Интересно узнать, куда они подевались?
Дорис просто затрясло от возмущения. Это ее-то он обвиняет в том, что она промотала состояние Дейвида! Будь он жив, он защитил бы ее! В ее муже было так сильно стремление любой ценой выжить: диеты, лекарства, всевозможные знахарские снадобья — все шло в дело. Он каждый раз с надеждой начинал очередной курс и бросал его, убедившись в бесперспективности и этого вида лечения.
Последней попыткой стала поездка в Мексику, где в одной из клиник пообещали совершить чудо. Поездка стоила огромных денег, но уже с первых дней стало ясно, что это пустой номер. Дейву становилось все хуже, и Дорис настояла на том, чтобы прервать лечение.
— А что же вы хотите, — произнесла она задиристо. — Молодой женщине приходится задумываться о собственном будущем. Особенно в такой ситуации, как моя. — В ней кипела злость, глаза лихорадочно блестели. — Вы ведь сами захотите напомнить мне, что прелести мои имеют временной предел и в скором времени я увяну.
Он понял ее выпад по-своему: она не прочь получить плату за определенные услуги. На лице Брюса отразилось неприкрытое отвращение.
А она продолжала свой странный розыгрыш, подначивая его все больше.
— Я вас заинтересовала, не так ли? А хватит ли у вас средств, мой милый?
Ее голос звучал до отвратительности сладко, словно она решила довести собеседника до белого каления, умышленно подтверждая его самые скверные подозрения.
— Ну что ж, я достаточно богат, — произнес он, еле сдерживая внутреннее раздражение, вызванное этой, по его мнению, маленькой глумливой тварью.
— Так что же вы, в конце концов, хотите получить от меня?
Дорис задала этот вопрос по-детски невинным голоском.
— А вам так важно это узнать?
Прядь темных волос упала ему на лоб, и он нетерпеливым движением отбросил ее назад.
Дорис отметила, что волосы его, тщательно уложенные в начале обеда, сейчас вышли из повиновения. Шевелюра была густой, по стрижке чувствовалась рука мастера. Вместе с тем он вовсе не напоминал напомаженный манекен. И тут Дорис поймала себя на запретном желании — ей нестерпимо захотелось запустить пятерню в эту шикарную гриву, растрепать ее, а затем добраться до корней волос и прикоснуться к голове, в которой крылся такой заряд неприязни к ней. От этой мысли в кончиках ее пальцев забегали электрические разряды. Дорис неожиданно глубоко вздохнула и, выходя из минутной задумчивости, ощутила на себе его изучающий недобрый взгляд. Взгляд стал откровенно удивленным, когда от тайных желаний щеки Дорис стал заливать предательский пунцовый румянец.
— Как мне будет жаль, если карьера Патрика лопнет из-за такой алчной сучки!
Казалось, он вслух продолжал свои внутренние, не прерывающиеся ни на минуту размышления.
Напряженность его мощного тела, которое обычно находилось в грациозной расслабленности льва, заставила ее усилить бдительность. Она понимала, что его состояние связано с ее поведением, и ее это радовало.
— Патрик, видимо, напоминает вам самого себя в его возрасте. Как это трогательно и благородно, что вы стараетесь вымостить ему гладкую дорожку в дальнейшую жизнь. Удивительно, что вы, так относясь к
