— Слава богу! — Наконец-то дружелюбное лицо. Джоузи повернулась в направлении голоса, от облегчения едва не свалившись с веревки…
И у нее чуть не остановилось сердце.
Потом ей показалось, что оно выпало у нее из груди и теперь лежит на земле, задыхаясь и вертясь, как умирающая рыба.
Она снова принялась всхлипывать. Собака вновь завыла.
— Ради всего святого…
Мужчина свирепо на нее смотрел, переступая с ноги на ногу. Он подбоченился. Она не могла не заметить, что у него красивые мощные бедра.
— Почему вы плачете, черт возьми?
Она предпочла бы видеть не мощные бедра, а его улыбку.
Но он не улыбался. Она уставилась на его суровое лицо. Вряд ли он может вести себя дружелюбно. В его лице не было ничего дружелюбного.
Помоги ей небо! Такой мужчина не возьмет ее под свое крылышко.
— Вы — мой домовладелец?
Незнакомец прищурился.
— Вы — Джоузефин Питерсон?
Она кивнула.
— Так. — Он нахмурился. — Я — Кент Блэк.
Он не протянул ей руку, но Джоузи не могла не признать — это было вполне разумно, если учесть, что она разговаривала с ним с веревки для белья.
— Я спросил, почему вы плачете.
Он снова переступил с ноги на ногу. У него были длинные, стройные ноги.
— Почему я плачу? — истерическим тоном спросила Джоузи. Она могла поспорить — он принял ее за сумасшедшую.
— Да.
— Почему я плачу? — Ее голос поднялся на целую октаву. — Я вам скажу, почему я плачу. Я плачу, потому что… ну, посмотрите вокруг. — Она подняла руку. — Это же край земли. — Джоузи свирепо посмотрела на мужчину. Если бы она этого не сделала, она бы снова заплакала. — Как могли Марти и Фрэнк подумать, что я захочу сюда приехать?
— Послушайте, мисс Питерсон, я думаю, вам надо успокоиться…
— О нет, вы так не думаете. Вы задали вопрос и потребовали, чтобы я ответила, так что слушайте. — Джоузи указала на него пальцем, словно он лично нес ответственность за все случившееся с ней сегодня. — Я застряла здесь, на краю земли… Нет, на веревке для белья на краю земли. А до того я заблудилась и оказалась в Тимбукту со спущенной шиной. Потом ваша собака загнала меня на веревку для белья, а здесь везде паутина! А миссис Пенджилли сегодня утром стало плохо, и я должна была вызвать «скорую помощь», и… и я похоронила отца две недели назад, и… — Ее гнев иссяк. Она закрыла глаза и опустила голову. — И я по нему скучаю, — еле слышным шепотом договорила она.
Проклятие! Джоузи неохотно открыла один глаз и увидела, что мужчина смотрит на нее как на сумасшедшую. Она открыла другой глаз и выпрямилась. Потом пригладила волосы. Она не была сумасшедшей. И, несмотря на свою вспышку, не хотела извиняться. У него было лицо, которое не располагало к извинениям. Она сделала вдох и встретилась с ним взглядом.
— Вы боитесь моей собаки?
Она подняла бровь. Неужели он думает, что она забирается на веревки для белья ради развлечения?
— Даже на краю земли вы должны предупреждать людей, что у вас злая собака. Писать об этом на воротах!
Мужчина сурово и пристально глядел на Джоузи. Она залилась румянцем. Со вздохом задрала футболку. На правом боку и животе виднелся белый шрам. При виде его Кент еле заметно моргнул.
— Сколько вам было лет?
— Двенадцать.
— И вы боитесь Молли?
Джоузи взглянула на собаку. Молли? То есть не Убийца, не Забияка и не Камнедробилка? Рядом с Кентом Блэком собака казалась не такой страшной, как минуту назад. Джоузи прерывисто вздохнула.
— Это девочка?
— Да.
Пес, который когда-то на нее напал, был большим кобелем породы доберман.
— Она зарычала на меня!
— Вы ее испугали.
— Я? — Она чуть не свалилась с веревки для белья.
— Если бы вы хлопнули в ладоши и сказали «уу!», она бы убежала.
Джоузи ему не поверила. Губы мужчины дрогнули, но он не улыбнулся.
— Молл! — Собака завиляла хвостом и подошла к нему. Он почесал ее за ушами. — Перевернись, девочка.
Он говорил тихо и мягко, и его голос подействовал на Джоузи. Молли легла на спину, и Джоузи всей душой поняла ее. Если бы он так говорил с ней, она бы тоже перевернулась.
О, не глупи, приказала она себе и снова взглянула на Кента. Он расчесал на пробор шерсть на животе собаки. У него были большие, закаленные руки. Даже с веревки для белья Джоузи видела мозоли у него на пальцах.
— Смотрите, — приказал он.
Она увидела, что у собаки такой же шрам, как у нее. Безобразный белый выпуклый шрам на животе и ребрах.
— Это с ней сделал один человек, он ударил Молли обитым гвоздями обломком доски.
Джоузи охватили сочувствие и ужас. Как можно обидеть такое беззащитное животное? Это же бесчеловечно!
Она слезла с веревки, упала на колени и протянула руки.
— Бедняжка!
Молли подошла к ней и дала себя обнять.
Кент ни разу не видел ничего подобного. Молли пряталась от незнакомцев. Когда кто-нибудь заставал ее врасплох, как Джоузефин Питерсон, она рычала и уходила. Потом пряталась. Но она никогда не позволяла себя ласкать незнакомым людям. И, черт возьми, не позволяла им себя обнимать.
Впервые за долгое время Кенту захотелось улыбнуться. Потом он вспомнил леденящий крик о помощи, который издала Джоузефин Питерсон, и снова принял неприветливый вид. Ему не нужна такая женщина в Игл-Риче.
Женщина, не способная о себе позаботиться.
Он мог бы поспорить на всех своих волов, переведенных на подножный корм, что Джоузефин Питерсон не способна быть самостоятельной. И провалиться ему на этом месте, если он возьмет на себя роль ее защитника!
Кент скривил губы. Она была мышкой. Мышиные волосы, мышиные карие глаза и худое, как у мыши, тело, которое, судя по его виду, согнулось бы под вязанкой дров. Даже ее застенчивая и неуверенная улыбка напоминала мышь. Сейчас она ему улыбалась, но он не улыбнулся в ответ.
Ее губы задрожали, и она перестала улыбаться. Кент почувствовал себя виноватым. Захотелось выругаться, но он сдержался.
Джоузи поднялась и испуганно посмотрела в сторону дома.
— У вас… у вас есть другие собаки?
