— Я этого не говорил.
— Да, но ведь ты подумал именно об этом, о том, что я всегда ненавидела математику. Но не всем быть идеалистами и писать романы, как ты. — Она вдруг почувствовала себя такой одинокой, что задрожали губы. — На самом деле я пока не очень хорошо понимаю, что нужно делать. Моя жизнь сломана. Вот почему я здесь. Нужно отдохнуть и спокойно подумать, чему посвятить остаток жизни. — Она проговорила все это с безысходностью, тяжело вздыхая, и уронила голову на колени.
Дуглас, сидевший по другую сторону костра, тихонько рассмеялся.
— Разве мы не пара?
Она подняла на него взгляд.
— Пара зануд. — И оба рассмеялись.
— Думаю, крепкий кофе нам сейчас не повредит.
— А у тебя есть?
— Это первое, что я взяла с собой.
Она залезла в палатку и достала из корзины термос. У костра налила две чашки, одну протянула Дугласу. Их пальцы соприкоснулись, взгляды встретились.
— Дуглас?
— М-м?
— Я тоже прошу у тебя прощение за вчерашнее. Я сказала много такого, чего не следовало говорить.
— Все в порядке. Я пришел, чтобы принести извинения, а не выслушивать их. — Он не спеша пил горячий кофе, и она знала, что он снова думает о вчерашнем вечере.
— Мне, правда, очень жаль, что все так вышло, — сказала она. — Надеюсь, у тебя не осталось синяков после падения.
— После падения — нет. — Он отхлебнул кофе, глядя на огонь. Потом, почувствовав на себе любопытный взгляд, медленно закатал штанину джинсов.
Флоренс закусила губу и перевела взгляд с ссадины на голени на лицо. Он старался подавить улыбку.
— Я сделала глупость…
— Мягко сказано. Ты просто варвар.
Вдруг оба рассмеялись, избавившись от остатка напряженности.
Дуглас поставил чашку и поднялся. В мерцающем свете костра он был похож на огромного идола.
— Поскольку удалось заключить перемирие… я сейчас.
Он забрался на дюну и исчез в темноте. Но через минуту появился снова со спальным мешком на плече. Бросил его на песок и снова сел к костру.
— На самом деле мне не нравится, что вы будете ночевать здесь одни.
— Ох, и ты пришел оберегать нас?
Он улыбнулся:
— Что-то вроде, если ты не против? Я так давно не ходил в походы.
Она пожала плечами. — Пляж большой.
— Неужели ты заставишь меня ночевать под открытым небом? В такую прохладную ночь!
— Надо было захватить палатку. Передавали, что возможен дождь.
— Очень смешно. — Он взял чашку и допил кофе. Оба притихли, погрузившись в свои мысли.
— Фло, я чувствую себя последним мерзавцем, что до сих пор не принес тебе свои соболезнования. Но, честное слово, мне жаль, что тебя постигла такая тяжелая утрата.
— Да, конечно.
— Я знаю, что болезнь Остина была для тебя тяжким испытанием. Твой отец рассказывал мне об этом. Наверное, не хочется ворошить прошлое, но знай: я часто думал о тебе и молился, чтобы Бог дал тебе мужество. — Голос стал таким тихим, будто ветер шелестел в дюнах.
— Спасибо. Но лучше бы ты был опечален смертью Остина, не моими переживаниями.
— Прости, но я совершенно не знал его. Он… он был хорошим мужем?
— Да. И хорошим отцом для Криса.
— Я рад, что у вас все было хорошо. — Он вдруг нахмурился. — А мы с Долли никогда не были счастливы. — Полено в костре хрустнуло и переломилось, оранжевые искры взметнулись в темное небо. Казалось, что лишь этот костер согревает мир, что они одни на целом свете.
— Ты не рассказывал о вашей жизни.
— Но теперь должен рассказать. Прямо сейчас. Мне не хочется, чтобы ты верила в те сказки, которые я рассказывал вчера вечером, во всю эту чепуху о том, что Долли была очень довольна нашей жизнью. Она ненавидела ее. Мы постоянно ругались по поводу того, что я мало зарабатываю и что пишу. Всякий раз, когда я говорил, что хочу стать писателем, она поднимала меня на смех. Хотела только одного — чтобы я закончил аспирантуру и пошел работать в брокерскую контору ее отца в Бостоне.
— Дуглас, пожалуйста, — Флоренс прикрыла глаза, — не нужно рассказывать об этой женщине. Это все равно что сплетничать об усопших.
— Но об одном мы просто обязаны поговорить. Мы слишком долго таили злость друг на друга, и оба знаем ее причины.
— Нет! — отрубила она решительно. — Ничего не хочу слышать!
— Может быть, ты права. — Он поник.
Флоренс ничего не хотела знать о его семейной жизни. С ним становилось все проще, но гордость не позволяет заходить дальше. Ее боль не облегчишь сказками о том, как он был несчастен. Что было, то было. Все равно он врал, холодно и расчетливо, а потом просто бросил ее и ушел к Долли.
Сразу стало холодно и сыро, словно ветер развеял теплоту вокруг костра.
— Уже поздно, — сказала она и, прежде чем Дуглас успел запротестовать, поднялась.
В палатке забралась в спальный мешок и свернулась калачиком, чтобы поскорее согреться. Рядом сопел Крис. Снаружи Дуглас развязал тесемки и стал расстилать на песке спальный мешок. Вдруг Флоренс почувствовала неловкость. Дуглас устраивается возле палатки, как часовой у ворот. Он так беспокоился, не мог оставить их одних. Извинился за вчерашнее, они помирились. Ей и вправду стало лучше. А она оставляет его ночевать под открытым небом в сырую туманную ночь.
— Эй, — позвала она шепотом, — здесь есть место.
Через секунду Дуглас был уже в палатке и раскладывал спальный мешок с другой стороны от Криса.
— На самом деле меня крайне трудно упросить что-нибудь сделать, но при данных обстоятельствах… Однако не сомневайтесь, утром я снова заставлю себя уважать!
Улыбка коснулась плотно сжатых губ Флоренс. Он всегда умел вызвать улыбку, каким бы мрачным не было настроение.
— Замолчи и укладывайся. Боже мой, прямо как слон!
— О Господи, — вздохнул он.
Снаружи ветер вздымал песок и горстями бросал его на палатку. Костер едва мерцал, но в полумраке было видно, что Дуглас смотрит на Криса.
— Фло, не нужно убегать только потому, что не хочешь меня видеть. — Она попыталась сказать, что это не так, но он потянулся и прижал палец к ее губам. — Ч-шш! Я видел чемоданы, ты собиралась уехать. Я ни в чем не виню тебя. Вчера я наговорил таких гадостей и очень виноват. Но очень рад, что ты не уехала. Дом опустел бы без тебя. — Голос упал до шепота. У Флоренс перехватило дыхание.
Она перевернулась на спину и стала смотреть в брезентовый потолок палатки, не понимая, почему к горлу подкатил комок.
— Фло, я должен рассказать тебе все. Сегодня мы смогли наконец поговорить спокойно, а мы оба настолько горды и упрямы, что такой возможности может больше и не представиться.
Флоренс с трудом вздохнула. В горле пересохло.
— Фло, я уже пытался сказать тебе это и раньше… Я никогда не любил Долли. Наша семейная жизнь — сплошное недоразумение.
Слова падали, придавливая своей тяжестью. Флоренс отвернулась. Какого же ответа он ждет? Из
