Сожженные мосты. Часть 7 [СИ]

существовали между всеми четырьмя крупнейшими островами собственно Японии. Испытываемый долгими годами страх перед новой войной естественным образом трансформировался в ненависть — и сэр Джеффри знал, что Япония немедленно кинется на Россию, как только увидит, что она ослабла и не может защитить себя свои земли. Японцам нужна была территория для расселения своего многочисленного народа и вассальных народов, им нужны были ресурсы и земля — и потому то на некоторых японских картах территория России до Урала называлась «территорией северных ресурсов». Если начнется война — Япония ринется на Россию как гиена, желая отхватить побольше кусок — и окажет тем самым услугу Великобритании и всей международной коалиции. По крайней мере, именно об этом — не раскрывая конечно подробностей — сэр Джеффри говорил во время встречи с руководителем японской разведки «Кемпетай» Ёшики Иосидой во время их личной встречи. Он просто попросил быть наготове на севере — и генерал это понял и оценил, поблагодарив британского собеседника сдержанным кивком головы. Если Британия преподнесет Японии часть территории России — Япония этого никогда не забудет, у японцев очень сильно развито чувство долга.

Таким образом — он переделает мир. И для этого нужны будут — всего лишь две стальные авторучки, которые он везет с собой. В них — альфа и омега, живая и мертвая вода, конец старого мира и начало нового.

Жаль только вот чего… Ни один человек в мире не знает этого всего полностью. Каждый знает лишь то, что должен знать, лишь свою партию в этом спектакле — и лишь он знает все. Знает — но не скажет. Как жаль, что с его смертью все это канет в лету, и никто и никогда не узнает про человека, который лишь своим умом и волей победил величайшую в мире империю зла.

Он был обречен на победу…

А за несколько дней до этого, в Чикаго — там расположен один из крупнейших в САСШ аэродромных узлов — хабов, частным самолетом, зафрахтованным в Париже, прибыл еще один человек. Человек, не имеющий ни прошлого, ни будущего — только настоящее. Человек, не оглядывающийся назад, опасаясь превратиться в камень — ибо за его спиной были только горящие города, ужас и кровь. Много крови…

В этой стране его ждал брат. А больше у него в этой жизни кроме брата и Всевышнего — никого и не было…

— Ты готов, Джабраил?

— Да, брат…

— Исправность цепи проверил?

— Исправность механизма инициации. Цепь сделана так, что если какой-то провод и порвется — на все остальные участки цепи это не повлияет. К тому же три провода ведут к каждой закладке из трех — соответственно достигается тройное резервирование. Сработает.

— Аллах с нами, брат.

— Да, Аллах с нами.

Бейрут. Госпиталь ВМФ. Продолжение кошмара…

Когда-то один североамериканский генерал сказал — опасайся гнева терпеливого человека. Только Аллах знает — как он был прав.

Его звали Джабраил — Гавриил, если по-русски, а его младшего брата звали Муса, и они оба были родом из Персии. Они оба были шиитами и давно были мертвы изнутри. Их души давно были у Аллаха, на земле оставались лишь их тела, чтобы отомстить и присоединиться к родителям, которых они убили.

В Персии, среди множества жутких и изуверских обычаев, о которых мало кто знал — существовал и такой: за предательство отвечаешь не только лично ты, но и вся твоя семья. Шахиншах Мохаммед знал, каким народом он правит, знал он и то, что среди шиитов всегда найдется человек, готовый пожертвовать своей жизнью ради благополучия уммы, ради всех мусульман. Среди шиитов жертвенность очень высока: поэтому он ввел правило: за покушение на его жизнь и государство, которое он создал, уничтожались не только все покушавшиеся — но и все члены семьи до третьего колена. Чтобы не было мстителей.

Наверное, каждый выгребает по делам своим, и все что происходит справедливо. И пролитая русскими людьми, тысячами и десятками тысяч русских людей кровь, и смерть Государя — возможно, это тоже справедливо. Это — за то, что видели зло и не сражались с ним. Это — за то, что решили, что со злом можно существовать в одном мире. Это — за то, что взялись взвешивать пользу зла — вместо того, чтобы без колебаний уничтожить его.

Каждый выгребает по делам своим…

Они были обычными детьми, самыми обычными и даже счастливыми. Их отец был генерал-майором и командиром дивизии, их мать сидела дома с ними, потому что жалования отца хватало на все — на квартиру в роскошном районе Тегерана, на дом на побережье Каспия, на прислугу и на несколько автомобилей. Старший — Джабраил — уже был юнкером, в военном училище, младший — Муса — готовился пойти по стопам отца и старшего брата. Они были семьей, они жили счастливо и верили в мудрость Светлейшего. В то — что он не может быть не прав.

Они оба — между ними до сих пор сохранялась незримая связь, типичная для братьев — отчетливо помнили тот самый день. Они всей семьей выехали на Каспий — там, у небольшой рыбацкой деревушки их отец построил дом. Большой и уютный дом, в котором умещались они все. В то утро мать разбудила их пораньше, как они просили — и они, наскоро проглотив завтрак, пошли на берег. Им обоим нравился Каспий, его соленые валы накатывались на песчаный берег и выбрасывали на него гальку, красивые ракушки, а иногда и рыбу. Рыбаки с почтительного расстояния рассматривали резвящихся на берегу сыновей генерала — а они наоборот часто подбегали к ним, интересовались как у них дела, и иногда рыбаки дарили им рыбу, еще живую. А они выпускали ее в море.

Тогда в тот самый день Муса, подвернув штаны, смело бросился в воду, почувствовал, как песчаное дно ушло из-под ног — но волна уходила назад, и тащила его за собой. Конечно же, брат успел подхватить его — он был юнкером и не из худших, он готовился тоже стать генералом, а вот Мусе до генеральских эполет было далеко. Зато до хорошего подзатыльника — как нельзя близко…

И тогда Муса, сидя на песке и просушивая на себе одежду, спросил брата — а что будет, если рядом не будет тебя? И брат подумал, и сказал — ничего. Я всегда буду рядом…

А потом прилетел вертолет. Заметил заходящую со стороны Эльбруса черную точку, стремительно превращающуюся в страшно шумящую винтокрылую птицу, которая летит, опираясь на серебристый диск над ней — они вперегонки припустили к дому. Припустили — чтобы у входа столкнуться с отцом. Отец был необычайно серьезен, он одевал свой полевой мундир, а мать пыталась ему помочь. Когда они подлетели к нему и спросили — а можно, они полетят на вертолете с ним — отец коротко улыбнулся и сказал — не сегодня. Полетаем потом. Скоро. Когда я вернусь.

И пошел к вертолету.

Но вертолет больше не прилетел, он не привез отца назад. Ни на этот день, ни на следующий…

Чрез два дня мать решила ехать. Она собрала их, и они поехали на автобусе, машина была, но мать не умела ее водить. Она вообще мало что умела, если не считать домашнего хозяйства, но она любила их и отца — а это было самое главное. Вот только защитить их от внезапно сошедшего с ума мира она не могла. Никто был не в силах это сделать.

На въезде в Тегеран их остановил военный патруль — это были несколько солдат, большой внедорожник, такой же, в каком возили папу, но не белый, а серо-пятнистый и бронетранспортер. Никто из них не ждал ничего плохого от солдат — ведь отец часто брал их в дивизию, и все солдаты любили их, маленьких сыновей генерала, а порученец отца майор Фарбуб даже впотаек от отца разрешил Мусе сесть за руль того самого большого белого внедорожника, и сделать несколько кругов по стоянке. Конечно, он сидел рядом — но ведь Муса был за рулем. Только Аллах знает, как был счастлив в тот момент этот семилетний мальчишка, оседлавший стального коня.

Солдаты поднялись в салон автобуса, и пошли между сидениями, проверяя у каждого документы. Это делалось быстро, потому что солдат было немного, а машин много и за постом уже образовался большой хвост машин, в которых сидели истекающие потом водители. Раскрыл-посмотрел-вернул, раскрыл- посмотрел-вернул, раскрыл-посмотрел…

Когда мать протянула свои документы, солдат почему-то запнулся, перелистал коричневую книжечку паспорта еще раз — и мать обеспокоенно спросила его — все в порядке? Солдат ответил что да — но нужно