то же самое, что сделала Россия — некое табу на резкие движения, на силовое решение территориальных вопросов, и так подмытое действиями США теперь было окончательно сломлено. Скорее даже Россия его сломала — она поступила точно так же, как поступали и поступают США, но Америка в глазах мирового сообщества была легитимным «мировым жандармом», который вправе так поступать, а вот Россия — нет. Сложную позицию занял Казахстан — осуждая Россию (тише всех), он не вышел из таможенного союза, но одновременно резко переориентировался на Китай. Китай же неожиданно повел себя довольно холодно, сразу дав понять, что кроме экономического сотрудничества и природных ресурсов Казахстана больше его ничего не интересует и ни о каких китайских базах или китайских военных советниках не может быть и речи. Если Казахстан желает приобрести китайское оружие — то это его право, и оружие будет продано — но опять таки без всякого продолжения и без всяких военных обязательств. Немало озадаченный такой постановкой вопроса Казахстан решил «придержать коней» и больше ни к кому с предложениями вассалитета не обращался.
В Ильюшине — 76 было холодно и шумно, они сидели на горах военного имущества, которое перебрасывалось по совершенно дикому маршруту, минуя Казахстан — морем через Астрахань на Туркменбаши и потом машинами через Туркменистан им через весь неспокойный Узбекистан. Намного проще было бы — железной дорогой, через Казахстан — но Казахстан запретил транзит военных грузов через свою территорию, заявляя что опасается террористических актов на железной дороге и вообще не хочет иметь ничего общего с миротворческой операцией в Узбекистане, если его изначально не пригласили. Казахстан тоже можно было понять — самая развитая страна региона, в чем-то даже более успешная, чем Россия была жесткими действиями отодвинута на задний план — Казахстану как бы указали его место. Как тут не обидеться…
Был, кстати, еще один путь — старая, еще в СССР построенная ветка железной дороги из Туркменбаши на Ашхабад, дальше на Мары, Бухару, Навой и Самарканд. Но ее подрывали со столь печальной периодичностью, что она не работала нормально ни дня, тем более что грузы, остановившиеся в пути, очень быстро разворовывались. Так что основным был все-таки автомобильный конвойный маршрут через порт Туркменбаши.
Из тех, кто летел сейчас с Юрьевым — сержант знал лично только троих, с ними и сел, подложив под задницу что помягче. Курить было нельзя, поэтому — травили разговоры и байки почти все время полета. Разговоры были веселыми, не подавленными — в основном о бабах. Ташкент считался не таким плохим местом, почти европейский город с метро, население больше миллиона человек, узбеков немало — но и русские есть, и казахи — много кто есть, Ташкент в отличие от старой столицы региона Бухары развивался как многонациональный город.
Самолет тяжко плюхнулся на бетонную полосу, пробежал по ней и, завывая моторами, начал заворачивать на стоянку. В десантном отсеке те кто спал — проснулись, собирали вещи, хлопали по карманам — не потеряны ли документы… и у всех было какое-то сосущее чувство в груди, какое бывает, когда после долгой дороги прибываешь в чужое и незнакомое место. Чувство, словно предсказывающее сложности и неприятности на новом месте…
— Будь здоров, братуха — Санек, «владимирский тяжеловоз», пулеметчик Национальной гвардии, сбежавший в армию из спившегося в ухнарь русского села и грошовой зарплаты тракториста, первым встал, протянул огромную как лопату руку — даст Бог, свидимся.
— Тебя куда, говоришь, дергают?
— В Ургенч, нефтяников и газовиков охранять. Глушь страшная.
— Обязательно свидимся. В Ташкент — все дороги сходятся — пожимая руку, сказал Юрьев с видом бывалого кадрового офицера, тщательно скрывая свой страх.
— Бывай и ты, казак — сам Владимир протянул руку чернявому, резкому с короткой бородкой несмотря на молодость[116] Михаилу, с которым познакомился в сержантском учебном центре под Уфой — если что, не забывай, заходи.
— Обязательно Владимир — Михаил, почему-то говорил как нерусский, произносил имена полностью, а не как обычно «Вован» или «Вовчик» — и ты, если в Термезе будешь, милости просим.
— Нет, уж лучше вы к нам.
Термез славился как место скверное, опасное — граница, одним словом, с той стороны в то время уже такой бардак был…
Естественно, никто их встречать не собирался — довезли и ладно, в русской армии не было принято излишне заботиться о личном составе, как скажем в армии американской. Здесь, в апреле было самое время — не мрасная слякоть с остатками черного от грязи снега как в России, не разъезжающаяся под ногами жирная жижа, после километра бега по которой сапоги по пару килограммов точно весят — а теплая и сухая восточная весна, с цветами на деревьях, сухой землей, первыми листками на деревьях, и приветливым, ласкающим а не обжигающим солнцем. Температура была градусов двадцать — в самый раз для человеческого существования, и в воздухе пахло почему-то хлебом. Может быть, поэтому эвакуированные говорили — Ташкент — город хлебный…
В штабе до Михаила и до всех, кто прилетел, конечно же, не было никакого дела, в одной комнате его послали в другую, в другой — элементарно послали по известному адресу и неудивительно — в разгар рабочего дня там собрались военные, и на столе открыто стояла бутылка 0,7 — Кремлевская, видимо с бортом привезли, только разливать начинали. С трудом Михаилу удалось разыскать какого-то майора, ответственного за кадры — тот сидел за столом, перед ним был специальный, ударопрочный мобильный компьютер, недавно закупленный для армии в большом количестве, всю оставшуюся часть стола занимали небрежно сваленные бумаги. Майор тыкал в клавиатуру одним пальцем и матерился — не привык, видимо, к сложной технике.
— Тебе чего? — неприветливо спросил он
— Сержант Владимир Юрьев, прибыл для дальнейшего прохождения службы, одиннадцатая мотострелковая.
Майор повертел в руках новомодную карточку — удостоверение личности военнослужащего, там была магнитная полоса, и надо было ее прокатать, чтобы получить всю информацию, но прокатывать здесь было негде. Повертел в руках командировочное предписание.
— И чо? — задал он поразительный по глубине мысли вопрос.
Когда их офицерское училище закрыли в неделю, а всех недоучившихся офицеров надо было куда то девать — приехавший из Москвы полковник толкнул речь. Из этой глубокомысленной и тщательно выверенной речи следовало, что армии сейчас крайне нужны сержанты, просто страсть как нужны. А офицеры не нужны. Вот так разом — неделю назад были нужны — а теперь вдруг раз — и не нужны. Зато очень нужны новой русской армии сержанты, потому что сержантов нет и с личным составом заниматься некому. Так что если кто пойдет в сержанты — то потеряет он на этом немного, а в денежном довольствии даже приобретет.
