Собственно говоря, теперь это была задача воли командовать: «Вперед!», «Только вперед, не умирать!» Но воля так и норовила увильнуть, сбиться куда-нибудь в сторону, объединиться с глупым телом и с важностью перебирать причины, по которым гораздо лучше было бы плюнуть на все и упасть, заснуть или умереть. Воля оказалась дамочкой крепкой, но тщеславной и до странного легко подпадающей под чужое влияние. Возьмет и вдруг заявит в гордом возмущении: «Нет, это выше человеческих сил! Мужественный человек не побоится сделать паузу!» А несчастное, усталое тело, едва услышав такое заявление, недолго думая, тут же отзывалось и, увлекаемое силой тяжести, ложилось. Хорошо еще, что такое происходило не со всеми одновременно!
Джон пока еще не упал, но он знал, его держит только то, что он командир. «Моя система не охраняет меня от неожиданных поворотов судьбы, — подумал он. — В некоторых ситуациях я на своем месте, в некоторых — нет, и от этого можно умереть. Нужно было все-таки сварить суп. Нам нужно было все-таки… Если я буду отвлекаться, то…»
Вдруг он увидел перед собою город Лаут, посреди мирных лугов со множеством коров, вдалеке — холмы и леса, он даже увидел баржи, которые шли по каналу. Потом он оказался в городе, увидел жителей, прогуливавшихся по обеим сторонам улицы, они любезно здоровались, вели себя почтительно и прекрасно понимали друг друга. А на другом конце города — огромная гора. Да это же он сам! Только он и другие горы на самом деле путешествовали. Только он один был командиром. Он держал для других веревку…
Очнувшись, он обнаружил подле себя Августа, который сидел и насвистывал какую-то мелодию.
— Почему ты свистишь? — спросил Джон.
— Свист отпугивает смерть, — ответил переводчик.
Джон поднялся.
— Ах вот оно что. Я думал, что я гора и мои ноги могут идти дальше без меня. А где остальные? Доктор Орм еще не появился?
Август испуганно смотрел на него, Джон резко развернулся и пошагал дальше. Теперь он знал, чего он боится больше всего на свете: что он угодит в море безумия, перевернется и затонет, как дурное судно, доставшееся неумелому штурману. Страх подгонял его, заставляя идти все быстрее и быстрее. Ему казалось, будто предвестники помешательства уже протягивают к нему свои руки: еще немного, и он поверит в черта и в то, что мертвые могут гнаться за ним и непременно догонят, раз они медленнее его самого. Кроме дурных судов бывают еще суда невезучие.
«Бек, вот кто сводит меня с ума, — подумал он. — Не доверяю я ему, справедливо или несправедливо, не знаю. Но он сводит меня с ума. Я должен его отослать».
Секстант, компас, план расположения форта Энтерпрайз, форта Провиденс, важнейших озер и рек — все это получил Бек от Джона в дорогу. Поделили боеприпасы: Беку выделили пятую часть всех запасов, не меньше. В конце концов, он берет с собой только четырех человек, но притом самых сильных: Сен-Жермена, Соломона Беланже, Бопарлана и Августа. Кроме того, он раньше остальной части отряда доберется до форта Энтерпрайз, где всего уже будет в достатке. Пусть берет пользуется! Даже если запасов окажется меньше, чем ожидалось, даже если Бек со своими людьми съест слишком много, все равно это лучше, чем открытый бунт быстрых против медлительных.
Похоже, его система все-таки действовала: Джон Франклин продолжал быть командующим, позволяя другим не уронить чести и достоинства.
Бек отправился вперед, Франклин остался. Все равно еще нужно было дождаться Самандре, Вайяна и Креди, состояние которых стало значительно хуже, чем у Худа.
Полчаса спустя появился наконец Самандре и сообщил, что двое других легли и не встают, никак их не поднять.
Ричардсон пошел по следам Самандре назад, чтобы посмотреть, что там с отставшими. Когда он их нашел, они лежали полуобмороженные на земле и не могли сказать ни слова. Поскольку он был слишком слаб, чтобы взять с собою хотя бы одного, он вернулся ни с чем.
Франклин подвернул себе ногу и теперь хромал. У кого еще достаточно сил? Они попытались уговорить Бенуа и Пельтье, которые еще хоть как-то держались, помочь дотащить товарищей, но уговоры не подействовали. Более того, вояжеры стали наседать на Джона: пусть отправит их вслед за Беком и вообще предоставит каждому самому решать, как ему двигаться дальше. Джон схватил Бенуа за плечи и хорошенько встряхнул:
— Вы не знаете, куда идти, понимаешь ты это?! Вы не знаете направления!
— Мы пойдем по следам мистера Бека.
— До первого снега или дождя, потом вы уже ничего не увидите! Тогда вам конец!
Нехотя Бенуа признал его правоту, но замерзших все равно отказался нести.
— Тогда мне точно придет конец!
Несколько минут Джон боролся с собой, а потом
сказал:
— Уходим! Мы оставим их здесь!
Это было поражение. Он не смог спасти этих двух людей. Хорош командир! Теперь нужно было хотя бы не дать умереть остальным — от отчаяния и слепоты. Нога предательски распухла и страшно болела. Он уже смутно догадывался, чем закончится для него это путешествие.
Через несколько миль свалился Худ, потеряв сознание. Поскольку нести его было невозможно, кто-то должен был остаться подле него. Вызвался Ричардсон, он доверял Джону, надеясь, что тот пришлет им из форта Энтерпрайз продовольствие и спасет их от неминуемой гибели.
— Нет! — сказал Джон. — Я капитан! Но я медленнее, чем вы. Я останусь с Худом, а вы с остальными пойдете дальше. Вот компас и секстант.
Он поступил так, потому что просто больше не мог. Ему было не угнаться за ними, и, следовательно, он, в силу сложившихся теперь обстоятельств, не мог их вести.
Они поставили палатку и перенесли туда Худа. Затем доктор собрал вокруг себя оставшихся членов отряда. Джон дал последние наставления:
— Чтобы все держались вместе! Кто один пойдет вперед, тот пропадет! Потому что сам заблудится и других собьет, будут ходить по его следам. Всем держаться вместе!
Хепберн выступил вперед:
— Я останусь с вами и с Худом!
Ричардсон тронулся в путь. Джон с Хепберном отправились на поиски дров для костра, «горной трухи» и следов диких зверей. Голода никто уже не чувствовал, только слабость. Самочувствие, впрочем, не имело теперь никакого значения, главное — выжить, но выжить можно было только при большом везении.
Хепберн подстрелил куропатку, которую они тут же поджарили. Они накормили Худа, и ему как будто полегчало. Себе же они набрали немного «горной трухи».
Два дня спустя возле палатки неожиданно возник Мишель, ирокез. Сказал, что испросил у Ричардсона разрешения вместе с Перро и Жан-Батистом Беланже вернуться в лагерь. К несчастью, он потерял своих спутников в темноте и не смог обнаружить их следов.
Джону это показалось странным, потому что дождя вроде не было, снега тоже и ветер был совсем слабым.
Фонтано, видимо, тоже умер, сообщил далее Мишель, упал, когда они переходили вброд реку, и сломал себе ногу. Они вынуждены были оставить его, но на обратном пути он почему-то его не обнаружил.
Мишелю повезло, он наткнулся на дохлого волка, погибшего, судя по всему, от рогов оленя. Мишель прихватил часть с собой, они жадно набросились на мясо и все нахваливали индейца. Мишель попросил дать ему топор, чтобы принести еще. Когда он ушел, Джон задумался: по его расчетам, что-то тут не сходилось.
— Откуда у него столько патронов? Маловероятно, что Ричардсон выдал ему так много. И почему у него теперь два пистолета?
Когда Мишель вернулся с очередной порцией мяса, Джон спросил его о пистолете. Мишель сказал, что это ему, дескать, подарил Пельтье.
Они продолжили свою трапезу, и скоро уже им стало казаться, что их несчастные кости как будто бы наливаются силой. Джон сосредоточенно думал: он пытался что-то такое вспомнить, но не знал что.
