пойдешь по этой дорожке и дальше, будет еще больнее. Ты будешь голодать, околевать от холода, истекать кровью и падать от усталости. Так чего тебе хочется? Провести остаток жизни за письменным столом? Тогда отправляйся домой. Тебя там ждут.
Глубоко-глубоко в бездонном изгибе ступицы послышался негромкий вой ветра. Где-то там громадные массы воздуха втягивались в вертикальную трубу 300 километров вышиной — трубу, населенную ангелами. Сирокко вздрогнула и глянула на Габи. Та улыбалась. 'Интересно, что она поняла такого, чего не поняла я', — удивилась Сирокко.
— Так что вы мне предлагаете?
— Очень и очень долгую жизнь — с большими шансами на то, что она окажется совсем краткой. Я предлагаю добрых друзей и жестоких врагов, вечный день и бесконечную ночь, вдохновенную песнь и крепкое вино, победы и тяготы, славу и отчаянье. Я предоставляю тебе возможность прожить такую жизнь, какую ты никогда не проживешь на Земле. Какую не проживешь и в космосе. Но прожить которую ты все- таки надеешься.
Мне нужен мой представитель на ободе. У меня там давно такого не было, ибо требования мои высоки. Я могу наделить тебя определенными возможностями. Задания ты будешь определять сама, сама будешь выбирать рабочее время и нужных сотрудников, сама во всем разбираться. С моей стороны будет лишь некоторая помощь — но никакого вмешательства.
Как тебе понравится стать здесь Феей?
ГЛАВА XXVI
Сверху базовый лагерь экспедиции казался уродливым бурым цветком. Словно рваная рана открылась в почве к востоку от Титанополя — и уже начала выпускать наружу людей Земли.
Казалось, это никогда не кончится. Прямо на глазах у Сирокко, наблюдавшей за высадкой из свистолетовской гондолы, почва выпустила наружу громадную пилюлю синего студня. Пилюля тут же завалилась набок. Затем обволакивающее вещество быстро растаяло — и явило на свет Божий серебристый вездеход. Вспенив целое море грязи, машина неторопливо подобралась к ровному ряду из шести своих близнецов, что выстроились у комплекса несгораемых куполов. Наконец, из вездехода выбрались пятеро пассажиров.
— Шикарно вытряхиваются, — заметила Габи.
— Да уж. И это только наземная партия. Валли держит корабль в сторонке. Боится, что подцепят.
— А ты уверена, что хочешь туда спуститься? — спросила Габи.
— Хочу, не хочу. Должна. Сама знаешь.
Кельвин окинул лагерь критическим оком и хмыкнул.
— Если тебе все равно, — сказал он, — я лучше останусь здесь. А то еще сболтну чего-нибудь.
— Не беспокойся, Кельвин. Я смогу тебя защитить.
— Это еще надо проверить.
Сирокко пожала плечами.
— А ты, Габи? Тоже хочешь остаться?
— Я туда же, куда и ты, — просто ответила Габи. — Пора бы уже запомнить. А как ты думаешь, Билл еще там? Может, его уже эвакуировали?
— Думаю, он ждет. И, кстати говоря, я должна спуститься хотя бы ради того, чтобы взглянуть вот на это.
Она указала на блестящую груду металла в километре к западу от лагеря, также расположившуюся на цветке из вывернутой наружу почвы. Никакой конструкции в груде не проглядывало — не было ни малейшего намека на то, что когда-то она представляла из себя нечто большее, чем просто свалка металлолома.
То были останки 'Укротителя'.
— Ну, пора прыгать, — сказала Сирокко.
— …А также утверждает, что действительно защищала наши интересы в течение всего упомянутого акта агрессии. Никаких конкретных доказательств данных утверждений я предложить не могу. По существу, никаких доказательств здесь быть и не может, если не считать чисто прагматического, а именно — ее поведения на протяжении достаточно длительного периода времени. Однако я также не вижу никаких доказательств того, что она представляет собой какую-либо угрозу человечеству — сейчас или в будущем.
Откинувшись на спинку стула, Сирокко потянулась за стаканом воды, желая, естественно, чтобы там оказалось вино. Тьфу, вода. Перед этим она проговорила битых два часа — и лишь изредка ее отчет со своими подробностями и уточнениями перебивала Габи.
Находились они под округлым куполом, где располагался главный штаб наземной партии. Места в помещении вполне хватило семерым собравшимся там офицерами, Сирокко, Габи и Биллу. Двух женщин доставили туда сразу после приземления, представили всем присутствующим и предложили приступить к докладу.
Сирокко чувствовала себя не в своей тарелке. Команда «Союза» и Билл щеголяли немнущейся, алой с золотом униформой, без единого пятнышка. От них буквально несло чистотой.
И смотрелись они, на вкус Сирокко, чересчур по-военному. Экспедиция «Укротителя» всячески этого избегала — отменены были даже все воинские звания, за исключением капитанского. В то время, когда запускали «Укротитель», НАСА как раз мучительно стирала свою военную родословную. Их экспедиция снаряжалась под покровительством ООН, хотя отрицание ее американских корней было бы откровенным лукавством.
'Союз' же самим своим названием свидетельствовал, что народы Земли вступили в более тесное сотрудничество. А многонациональный экипаж окончательно доказывал, что эксперимент «Укротителя» сплотил всех для достижения общей цели.
Но военная униформа ясно говорила Сирокко, что это за цель.
— Итак, вы советуете нам продолжать мирную политику, — сказал капитан Свенссон. Он общался с присутствовавшими через телевизор, установленный на складной стол в центре помещения. Другой мебели, кроме стульев и стола, под куполом не было.
— Самое большее, что ты можешь потерять, это исследовательскую партию. Пойми, Валли. Гея прекрасно сознает, что дальше последует чисто военный акт и что следующий корабль будет вообще без экипажа. Что там будет только здоровенная водородная бомба.
Лицо на экране помрачнело. Затем Свенссон кивнул.
— Извини, я тут отвлекусь на минутку, — сказал он. — Надо обсудить это с моим штабом.
И он уже отвернулся было от камеры, но затем вдруг помедлил.
— А ты-то как, Рокки. Ты не сказала, что ей веришь. Так правду она говорит или нет?
Сирокко ни секунды не колебалась.
— Да, это правда. Можете на нее положиться.
Лейтенант Григорьев, командир наземной партии, подождал, пока окончательно не убедился, что больше капитан говорить не собирается, — и только тогда встал. Симпатичного парня несколько портил тяжелый подбородок и — во что Сирокко верилось с трудом — принадлежность к Советской Армии. Григорьев казался совсем еще мальчишкой.
— Могу я вам чем-нибудь услужить? — спросил он на безупречном английском. — Должно быть, на обратном пути вы успели проголодаться.
— Мы поели как раз перед прыжком, — ответила Сирокко по-русски. — Вот если бы кофе?..
