кто-то из командиров эскадрилий, успевших его освоить. А тут как раз идет немецкий самолет-разведчик, он к нему пристроился и не стреляет. Я думаю: «Что же ты делаешь?!» Он отвалил, еще раз зашел — опять не стреляет. Когда он приземлился, мы подошли выяснить, в чем дело. Говорит: «Гашетки не работают». А они были просто прикрыты предохранительными рамками! Их просто надо было откинуть!»[52]
И такие описания использования новой авиационной техники 22 июня можно приводить до бесконечности. Согласно Резуну, ВВС Красной армии, только начинавшие освоение новых машин, должны были 6 июля превратить немецкие аэродромы в сплошные пожарища, закрытые «черными столбами дыма».
Противник контролировал каждое наше движение
Впрочем, ведь главным козырем советского нападения должна была быть совершенная внезапность. «Обеспечил» ее Резун полностью, застиг немцев врасплох.
Попробуем представить себе эту «внезапность» в реальности. Нет, наверное, ни одной работы о предвоенном периоде и начале Великой Отечественной, в которой не упоминалась бы активная воздушная разведка немцев, их бесконечные «случайные» перелеты на советскую территорию и «вынужденные» посадки на наши аэродромы.
Бесценный для Германии вклад в решение этой задачи принесли разведывательные полеты над территорией СССР немецких самолетов из «команды» подполковника Ровеля. Воздушная разведка со стороны Люфтваффе, начатая в 1937 году, значительно активизировалась с осени 1940 года. Отряд Теодора Ровеля, действуя с баз в Румынии, Венгрии, Польше и Финляндии, практически безнаказанно вел фоторазведку западных районов Советского Союза от Прибалтики до Черного моря и обнаружил много приграничных аэродромов. С октября 1939 года и до июня 1941 года немецкие самолеты более 500 раз нарушали воздушные границы СССР.
Ну и как втайне от немецкой авиаразведки Красная армия могла бы подготовиться к внезапному масштабному нападению? Неужели по просьбе автора «Ледокола».
Но мало того что подготовку гипотетического советского наступления 6 июля в упор не замечает немецкая авиаразведка, проморгала ее и разведка агентурная. А ведь известно, какими возможностями она обладала в приграничной полосе. В Прибалтике и на Западной Украине 22 июня диверсанты резали связь, уничтожали командиров, наводили немецкую авиацию. Трудно найти мемуары переживших первый день войны на западной границе, в которых нет описания чего-то подобного.
Пожалуй, самый яркий пример возможностей немецкой агентуры приведен в воспоминаниях Попеля:
«Мы стояли тогда в недавно лишь освобожденной Западной Украине. До Сана, по левому берегу которого вышагивали германские пограничники, было рукой подать. В этом заключалось некоторое своеобразие.
Помню, еще в августе сорокового года я вместе с бригадным комиссаром Сергеевым ехал однажды в Станислав. По пути, в небольшом районном городишке Калуше, увидели на лотке арбузы. Мы вышли из машины и встали в очередь.
Вдруг появляется хорошенькая девушка с длинными, как тогда было модно в этих краях, локонами.
Шепнула что-то продавцу, сама отобрала три кавуна, поднося каждый к уху, проверила — хрустит ли — и дала нам. Сергеев, подхватив арбузы, пошел к машине, я стал расплачиваться.
— Неужели товарищ комиссар не узнает меня? — кокетливо улыбнулась девушка.
Я пожал плечами. Она назвалась машинисткой райкома партии и сказала, что не однажды видела меня у секретаря…
Когда уже показался Станислав, Сергеев неожиданно спросил:
— Хороша?
Хотя прошло уже около часа после покупки арбузов, я понял, о ком речь, и ответил утвердительно:
— Хороша.
А месяца через три узнал, что «красотка» стала женой офицера гаубичного полка, стоявшего в Калуше. Теперь я видел ее не только в райкоме, но и в Доме Красной армии. Она умела одеваться и слыла среди командирских жен, усвоивших лексикон западных областей, «элегантской». На вечерах держалась скромно, но непринужденно! Много танцевала, шутила. Вокруг нее всегда толпились командиры. Молодой муж сиял, вызывая зависть холостяков.
Безоблачная жизнь молодоженов прервалась неожиданно. В июне 1941 года к нам поступило сообщение, что на северной окраине Калуша, в сараях со старым сеном, должны встретиться местные вожаки бандеровцев. Под утро банда была накрыта. Двое погибли при перестрелке. Трое попали в плен. В том числе калушская «красотка». Она представляла на нелегальном сборище бандеровское руководство. Подобная история выглядела бы очень эффектной в детективном романе или на киноэкране. Но в жизни мы ощутили ее, как удар в спину. Связи бандеровцев с германской разведкой в ту пору уже не были секретом. Значит, досье с надписью «8-й механизированный корпус», хранившиеся в штабных сейфах по ту сторону Сана, пополнились новыми данными.
Хорошо запомнились и другие характерные детали того времени. Что ни день, военные самолеты Германии «по ошибке» пролетали над нами. Еще ранней весной к нам в Дрогобыч явились одетые в гражданское платье немцы с мандатами организации по розыску останков и могил германских военнослужащих. И не надо было обладать особой проницательностью, чтобы разглядеть военную выправку этих «штатских гробокопателей» и понять действительные цели их предприятия…»[53]
Досье на 8-й механизированный корпус немцы с помощью галицийской агентуры составили действительно солидное. Но одним досье бандеровцы свою помощь немцам не ограничивали:
«В восемь утра 24 июня 1941 года, когда мотоциклетный полк вступил на обычно людные улицы Львова, нас встретила недобрая тишина. Только по центральной магистрали непрерывным потоком ехали и шли беженцы. Изредка раздавались одиночные выстрелы.
По мере того как машины втягивались в город, выстрелы звучали все чаще. Мотоциклетному полку пришлось выполнять не свойственную ему задачу — вести бои на чердаках. Именно там были оборудованы наблюдательные и командные пункты вражеских диверсионных групп, их огневые точки и склады боеприпасов.
Мы с самого начала оказывались в невыгодном положении. Противник контролировал каждое наше движение, мы же его не видели, и добраться до него было нелегко.
Схватки носили ожесточенный характер и протекали часто в самых необычных условиях. Вот несколько человек, перестреливаясь, выскочили на крышу пятиэтажного дома. Понять, где наши, где враги, никак нельзя — форма на всех одинаковая — красноармейская. Здание стояло особняком, побежденным отступать некуда. Раненый покатился по наклонной кровле, попытался зацепиться за водосточный желоб, не смог и с диким криком полетел вниз. Мы подбежали. Изуродованное, окровавленное тело конвульсивно вздрагивало. Кто-то расстегнул гимнастерку. На груди синел вытатуированный трезубец — эмблема бандеровцев».[54]
Спрашивается, если 24 июня 8-й механизированный корпус ведет настоящие бои с вездесущими и бандеровцами, как бы он сумел незаметно для них и немецкой разведки подготовиться к внезапному наступлению 6 июля?
«Петренко привел ко мне пленного офицера.
— Судя по документам и картам, — у Петренко в руках солидный портфель с большими никелированными застежками, — штабник и, вероятно, из крупных. Схватили ночью у Птычи. Разговаривать, сучий сын, не желает.
Пленный невысокого роста, ладный, с розовым холеным личиком, смотрит независимо и, как мне
