А если пуля в желудке? Если разорвано легкое? Если в перебитом бедре нагноение и красная гангренозная полоса ползет к животу? Если нет воды и температура 41°, а над головой холодное февральское небо и комья земли от разрывов сыплются на лицо? Если от боли синеет под ногтями и мутится разум? Если с перебитыми ногами надо не уйти от пулемета и час, и два, и три? Или совсем не уйти…
Это было. И совершали это обыкновенные люди, не силачи какие-нибудь, нет, обыкновенные в полном смысле слова — в самом высоком смысле.
5 февраля в 22 часа 30 минут канонерская лодка «Красный Аджаристан» подошла к плацдарму южнее пристани рыбозавода. Спустя 40 минут севернее этой пристани подошла к берегу «Красная Грузия». Несмотря на сильный шторм, сопровождавшийся снежными зарядами, в эту ночь на плацдарме были высажены 255-я бригада морской пехоты полковника А.С. Потапова, часть 165-й стрелковой бригады и часть отдельного парашютно-десантного полка.
Борьба в одиночку кончилась».[64]
У немцев полная неразбериха
А как выглядели эти события с точки зрения немцев? Исследователь Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт. Выжженная земля» так описал советский десант: «Там себя в операции проявил русский офицер. События в поселке Станичка — особая глава в истории войны в России.
В ту ночь, когда в Озерейке осуществлялась главная десантная операция, диверсионно-десантный отряд в несколько сотен человек высадился у Станички, предместья Новороссийска, в качестве отвлекающего маневра. Командовал майор ЦЛ. Куников, офицер морской пехоты, по профессии инженер.
Куников набирал себе людей в самых разных частях Черноморского флота. Все они были отчаянные смельчаки и получили специальную подготовку для ближнего боя и диверсий.
4 февраля за два часа до рассвета бойцы Куликова погрузились в Геленджике на суда 4-й флотилии под командованием лейтенанта Н.Я. Зипядона. Когда корабли подошли к мысу Мысхако и им оставалось еще пятнадцать — двадцать минут хода, советская артиллерия, находившаяся на восточной стороне бухты, открыла огонь по немецким сооружениям береговой обороны и береговым батареям.
Под прикрытием этого заградительного огня небольшая флотилия Зипядона понеслась к берегу у Станички. Когда глубина была примерно по грудь, десантники Куникова выпрыгнули за борт и пошлее к берегу по воде.
Через четверть часа первые двести пятьдесят моряков оказались на берегу. Они были у самых ворот в Новороссийск и уже захватили несколько домов на окраине поселка Станичка.
В морской крепости Новороссийск сравнительно хорошо закрепилась 73-я пехотная дивизия. В городе находились пехотные, инженерные части и части истребителей танков, а также штаб 186-го гренадерского полка, там же располагались и два главных управления — 16-е и 18-е управления базой флота.
Западный мол занимала батарея 105-мм гаубиц. Ядро обороны бухты и порта составляло зенитное боевое подразделение 164-го резервного зенитного дивизиона с двумя 88-мм орудиями, собственно береговая оборона внизу на берегу находилась в руках частей 10-й румынской дивизии.
И под носом этих сил майор Куников высадился у Станички! При первых лучах восходящего солнца его небольшая флотилия вошла в Цемесскую бухту. Мимо корабельных орудий. Мимо грозных 88-мм пушек, установленных на голом холме в трехстах метрах над входом в бухту. С немецкой стороны не последовало ни единого выстрела.
«Я хорошо видел корабли. Но тревоги не было, и я не мог знать, свои это или нет», — впоследствии говорил трибуналу лейтенант, командовавший зенитным подразделением с двумя 88-мм орудиями.
В итоге, когда заговорила русская артиллерия и лейтенант понял, что происходит, действовать было уже поздно: береговой плацдарм Куникова находился в мертвом пространстве, вне досягаемости немецких орудий.
У второго 88-мм орудия, согласно свидетельству унтер-офицера Эберса, вообще не видели десантных судов, а телефонная связь с батареей прервалась, как только был открыт заградительный огонь. Более того, орудие очень скоро получило несколько серьезных ударов и потеряло боеспособность.
Прикрывающие берег отряды 10-й румынской пехотной дивизии были полностью деморализованы мощным артиллерийским огнем русских, и, как только перед их разрушенными оборонительными сооружениями появился первый советский солдат, румыны побежали, не выпустив ни единой пули.
Через полчаса один из штурмовых отрядов Куникова достиг позиции еще боеспособной 88-мм пушки. Поскольку это была не самоходная пушка и без тягача, немецкий лейтенант приказал взорвать орудие и отступил вместе с расчетом. Впоследствии его отдали под трибунал, но оправдали.
Второе орудие, поврежденное, расчет взорвал, когда все попытки восстановить связь с ротой не дали результата.
При такого рода обороне неудивительно, что первая волна майора Куникова не только не понесла никаких потерь, но и быстро продвинулась вперед, смогла закрепиться и создать плацдарм для остальных сил. Шестьсот русских десантников, пришедших со второй волной, нашли, таким образом, хорошо подготовленные позиции.
У немцев, напротив, все шло не так. Никто не знал, что произошло. Владевшие необходимой информацией румынские части отступили в горы. Бойцы Куникова окопались поодиночке или маленькими группами и так бешено отовсюду стреляли, что у непосвященных складывалось впечатление, будто высадилась целая дивизия. Абсолютное незнание ситуации лишило немецкое командование твердости.
…Утром 4 февраля и немецкое, и советское командование оказалось перед совершенно неожиданной ситуацией. Советский командующий Черноморской группой генерал Петров, до последнего момента угнетенный провалом главного десанта в заливе Озерейка, понял, что, вопреки всем ожиданиям, горстка его солдат захватила береговой плацдарм непосредственно у Новороссийска и, более того, захватила стратегически ключевую позицию на Новороссийском фронте. То, что планировалось как ложный маневр, обернулось главным успехом.
Генерал фон Блинау, командир 73-й пехотной дивизии в Новороссийске, и генерал Вецель, командир 5-го корпуса, с удивлением признали успешность операции русских. Однако они тоже обратили внимание на то, что высадились лишь небольшие силы русских. Обе стороны, следовательно, имели перед собой одни и те же факты, но выводы, которые они из них сделали, были прямо противоположны. Вот откуда пришла настоящая беда.
Любой знакомый с советскими методами ведения боев и русскими солдатами должен был бы понимать, что, когда они совершают прорыв, меры нужно принимать немедленно. Если русским позволить окопаться и организовать оборону, выбить их с позиций чрезвычайно сложно.
Необходимо было тут же предпринять контратаку всеми доступными силами. Привлечь военно- морской штаб, личный состав, руководителей управлений порта, а также все имеющиеся в распоряжении части, такие как 73-я пехотная дивизия, румыны и 10-й штрафной батальон. Всех нужно было бросить в бой туда и тогда. Включая поваров и писарей, сапожников и пекарей и бесчисленных чиновников. Всех. И сразу.
Однако дивизия и корпус хотели действовать наверняка, начали подготовку. Роты и батальоны подтягивались из самых разных участков фронта корпуса, и контратаку назначили на 7 февраля.
Но 7 февраля — три раза по двадцать четыре часа. Генерал Петров, напротив, ждал только двенадцать часов. И начал действовать.
В ночь с 4 на 5 февраля под прикрытием поразительно точных советских береговых орудий, расположенных лишь в полутора километрах на восточном берегу Цемесской бухты, он двинул на плацдарм целый воздушно-десантный полк на катерах и небольших десантных судах. У берега русские солдаты прыгали за борт и плыли в ледяной воде.
В последующие две ночи Петров решительно перебросил на береговой плацдарм все те формирования, которые первоначально предназначались для главного десанта в заливе Озерейка — три бригады морской пехоты и войска специального назначения, в целом более восьми тысяч человек. Среди
