А потом все-таки потеряла сознание. Но, наверное, совсем ненадолго. Потому что тут же опять услышала испуганный крик Чижика и инстинктивно рванулась на этот крик, а потом уже почувствовала сопротивление воды и открыла глаза… Лучше бы она их не открывала. Длинная зубастая пасть широко открылась прямо перед ее лицом, крикнула что-то тревожно — или сердито? — и захлопнулась, как показалось Ольге, с отчетливым лязгом.
— Уйди, — с ужасом шепнула Ольга этой зубастой пасти и опять хотела потерять сознание, но голос Чижика удерживал ее.
И еще голос Игоря Дмитриевича вдруг перекрыл все остальные голоса. А потом что-то тяжело ухнулось в воду совсем рядом с ней, и она опять чуть не пошла на дно, глотнув противной горько-соленой воды, отчаянно забарахталась, завертела головой, пытаясь увидеть Чижика. И увидела Игоря Дмитриевича — он внезапно вынырнул прямо передней, отфыркиваясь и мотая головой. Лицо у него было отчаянное и почему-то очень сердитое.
— Скорее, — с трудом произнесла Ольга и опять глотнула воды. — Чижик там… Скорее!
Она опять ушла под воду, но сильные руки подхватили ее, выдернули на поверхность, и Игорь Дмитриевич сердито крикнул у нее над ухом:
— Держись за меня! Положи руки мне на плечи!
Ольга вцепилась в его плечи, скользя пальцами по мокрой ткани его шелковой рубашки, и, задыхаясь и отфыркиваясь, тоже закричала сердито и испуганно:
— Чижик! Где Чижик?
— Да вот она!
Игорь Дмитриевич без видимых усилий за пару секунд достиг берега, уцепился за поручни лесенки, ведущей наверх, и оглянулся на Ольгу:
— Держись за шею!
Ольга повисла у него на шее, и он мощным рывком выдернул их обоих из воды, тут же оказался на бетоне бортика и, ловко сняв Ольгу с собственной шеи, сильно встряхнул ее:
— Ты же плавать не умеешь! Кой черт тебя в море понес?
Она клацнула зубами, чихнула и стала в панике вырываться из его рук, вертя головой:
— Чижик! Где Чижик? Чижик в воде!
Игорь Дмитриевич развернул ее лицом к бассейну и опять чувствительно встряхнул:
— Чижик с двух лет плавает как рыбка! Что ж тебя все время тянет кого-нибудь спасать?! Ну разве так можно?! Оленька, как ты меня напугала…
— И там рыбы эти, — не слушая его, бормотала Ольга. — С зубами… Страшные…
Игорь обхватил ее за плечи, прижал к себе и нервно рассмеялся.
— Глупая, — шепнул он ей в мокрую макушку. — Хорошая ты моя, глупая совсем…
Ольга замерла, таращась на жутковатую картину, открывшуюся перед ней. Длинная зубастая пасть смеялась прямо рядом со смуглой мордашкой Анны, и Анна тоже смеялась и обнимала маленькой рукой страшное чудище за шею… ну, за то место, где у нормальных созданий должна быть шея. И дружная банда Калмахелидзе хохотала навзрыд, и молоденькая Нино смеялась, утирая глаза мокрой Ольгиной шляпой, и щелкали и булькали три дельфина, приплывшие на шум. Наверное, тоже над ней смеялись. И даже хмурый пес Коба расплылся в улыбке, радостно поскуливая. Только Игорь Дмитриевич молчал и тяжело дышал у нее над ухом.
— Очки утонули, — сообщила Ольга дрожащим голосом. — Как я теперь без очков? При таком солнце… — И совершенно неожиданно для себя разревелась — громко, неудержимо, с чувством огромного, оглушающего облегчения.
Игорь Дмитриевич развернул ее лицом к себе, обнял, уткнулся ей носом в макушку и серьезно сказал:
— Очки мы тебе новые купим. Целый вагон. Топи их по сто штук каждый день. Только сначала мы тебя плавать научим, ладно?
Глава 21
К вечеру у Ольги поднялась температура. Она страшно удивилась и даже немного испугалась: вдруг зараза какая-нибудь, а она с Чижиком целый день была… Долго рассматривала в зеркале собственное горло, но ничего особенного не высмотрела — горло как горло, никаких признаков воспаления. И вообще никаких признаков никакой заразы. Она совсем не чувствовала себя больной. Она вообще никогда не болеет. А что температура так с каждым может случиться после купания в холодной воде, да еще и с полной выкладкой.
— Ничего не знаю, — безапелляционно заявила Катерина Петровна. — Болеешь не болеешь — твое личное дело. А раз температура — ложись и лежи. Сейчас дам тебе таблеточку. К утру как новая будешь.
— Не буду я таблетки глотать, — возроптала Ольга. — Я никогда таблетки не пью… И что за манера у людей такая: чуть что — сразу таблетку суют… Не буду я таблетку!
— Будешь, будешь. — Катерина Петровна вытряхнула из темного пузырька пару мелких желтеньких таблеток и зловеще добавила: — А то Анну к тебе не пущу.
— Наверное, Чижику ко мне так и так нельзя. — Ольга послушно проглотила лекарство, а потом уже поинтересовалась: — Что это я съела?
— Валерьянку. Все болезни от нервов… — Катерина Петровна подтолкнула Ольгу к дивану. — Давай ложись. Вон как шатает тебя… Совсем на ногах не держишься.
Ольге казалось, что она вполне уверенно держится на ногах, только вот трясет ее почему-то и очень плакать хочется.
Катерина Петровна вышла, плотно прикрыв дверь, а Ольга, не раздеваясь, хлопнулась на диван поверх покрывала и тут же заревела. Реветь было ужасно стыдно. Но еще стыдней вспоминать, как она спасала Чижика. Вот, правда, утонула бы, и Чижик без нее осталась бы… И Игорь Дмитриевич нашел бы Чижику другую няню. А другая няня называла бы Чижика Анной Игоревной, заставляла бы носить очки, разрешала бы есть колбасу, а может быть, даже и против операции не возражала бы. Ольга аж задохнулась от ненависти к этой дуре, к этой гипотетической другой няне, и от страха заплакала еще сильнее, сунув голову под подушку, чтобы за дверью никто не услышал ее рыданий.
Кажется, она все-таки уснула, потому что вдруг почувствовала, что в комнате не одна, но не слышала, чтобы кто-нибудь входил. Чижик, наверное. Никого другого Катерина Петровна к ней не пустила бы.
Ольга повертела под подушкой головой, вытирая о простыню мокрое лицо, и вынырнула на свет божий. В кресле рядом с диваном сидел Игорь Дмитриевич и смотрел на нее. Очень печально смотрел, как показалось Ольге.
— Ты опять плакала. Почему ты плакала? У тебя болит что-нибудь?
— Ничего не болит, — сипло отозвалась Ольга и закашлялась. — И я не плакала. Я никогда не плачу.
— Да, я знаю. — Игорь Дмитриевич вздохнул. — Ты никогда не плачешь и никогда не болеешь.
— Никогда, — подтвердила Ольга хмуро. — Во всяком случае, раньше никогда не болела. Что ногу ломала — это ведь не считается, это с каждым может случиться. А сейчас это просто недоразумение. Ерунда какая-то, не понимаю, с чего Катерине Петровне вздумалось меня от людей изолировать.
Игорь Дмитриевич опять вздохнул, поднялся и пересел к ней на диван. Ольга сжалась, невольно отодвинулась, и на его лице мелькнуло какое-то странное выражение — не то обида, не то неудовольствие, не то печаль.
— Только не говори, что ты меня боишься. — Игорь Дмитриевич наклонился ниже, положил ладонь ей на лоб и близко заглянул в глаза. — Как мы уже выяснили, ты вообще ничего не боишься — ни ноги ломать, ни в воду прыгать… Даже если не умеешь плавать. Даже если в воде такие страшные зубастые звери, как бедная старушка Дафна…
Ольга вспомнила свой позор с несостоявшимся спасением утопающих и даже зажмурилась от
