Смеясь, рассматриваешь зубки,Прижавшись к зеркалу лицом.Тебя лепечущие юбкиОбвили сладостным кольцом.Полураздета, неодета,Смеясь, томясь, полулежа,В тисках упругого корсета,Вся холодаешь ты, дрожа.Тебе томительно заранеВ мечтах о сладком торжестве. –Вокруг тебя шелка и тканиВ своём шуршащем волшебстве!..Мороз ревнив и не позволит.Оставь лукавые мечты.Он настоит, он приневолит.Его послушаешься ты.Сердито свечи он задует.Не пустит он тебя на бал.О, он ревнует, негодует!..Он все метели разослал!Уж он занёс просветы окон,Чтоб не увидел кто-нибудь,Как ты приглаживаешь локонИ охорашиваешь грудь.О, уступи его причуде,Ты, что бываешь так нежна.О, не ходи туда, где люди.Не будь с другими. Будь одна.Ты знаешь, ведь и мне обидно,Что ты побудешь у других.Что будет всем тебя так видноСредь освещений золотых,Что будут задавать несмелоТебя, твой веер, кружева,Смотреть на ласковое телоЧерез сквозные рукава.
VI. ЧТО ЗНАЛИ ЦВЕТЫ
Une veillee.
Georg Bachmann
И вот отлетел оборвавшийся вздох.На лице ее — бледность и мрак.И цветут у ее холодеющих ногЛилия, роза и мак.И шепчет лилия; видела я,Как вчера прокралась она, радость тая.Сюда, где зеркал ослепляющий ряд,Бросить взгляд на свой бальный наряд.— Отчего ж его нет? Отчего ж он далек?Был так нежен тревожный упрек.Умерла она чистой, как лилии цвет,В непорочности девственных лет.Роза сказала: нет.Шепчет роза, бледнея: я знаю, зачемЦелый день ее вид был так нем.О, я знаю, как жарко в полуночный часВ ее губы другие впивались не раз.В эту ночь ни на час не сомкнула я глаз.Неотвязная музыка мучила нас…Вот сюда прокралась она, в дальний покой,Она и другой, молодой.Здесь томились они меж узорных ковров,Меж дыханий тлетворных моих лепестков.