Вы хотели войны? Вы ее получите!

– Хватит?

– Хватит.

Зеленые бумажки тут же исчезли в его руке.

Эдисон пролавировал среди танцующих тел и исчез в самом темном углу клуба. Скользнул за бордовую портьеру, приоткрыл дверь отдельного кабинета. Все было, как обычно: «завсегдатай» Вальтер в черной расстегнутой рубашке с золотой цепью напоказ сидел за столиком и пил кофе с молоком. На полочках – индийская ваза с искрученной сухой веткой – «икебана», и в горшке кактус, размером со страусиное яйцо.

Эд без слов подсел за столик.

– Чего тебе? – спросил Вальтер.

– Лекарство от скуки для молодежи. Витаминчик.

– Сколько?

– Шесть, – Эдисон бросил деньги на стол.

Вальтер профессиональным движением, наощупь, проверил на подлинность, бросил деньги в книгу, лежавшую перед ним, пальцем показал на полочку с вазой. Эдисон кивнул, взял вазу, вынул ветку, вытряхнул из нее горсть розовых таблеток, отсчитал шесть штук, завернул в салфетку.

– Корягу обратно, – подвел итог общения Вальтер.

Эдисон сунул ветку в вазу и молча вышел.

Глеб, Яна и Кристина, умаявшись, стояли на выгоне у танцпола. Бархатная Рыбка зажигала русско- английскими глаголами, танцующая масса превратилась в единородное скопление извивающихся тел и конечностей, среди которых головки танцоров жили как бы сами по себе.

Эдисон подошел к ребятам, по выражению их лиц можно было понять, что они беседовали на светские темы на англосаксонский манер. Глеб тут же, несколько торопливо представил приятеля Кристине.

– Это – Эдик. В просторечии – Эдисон.

– Кристина.

– Привет, Эдик, – кивнула Яна, как знакомому.

– Вы – изобретатель? – иронично прищурилась Кристина.

– Да, сверхзвуковых самолетов, – Эдисон надул щеки. – Таблетки вот изобрел для ощущения состояния невесомости. Пошли за столик, угощу...

Гурьбой расселись за столиком.

Иван вяло пожал руку Эдисону, познакомились: Иван – Эдик.

* * *

Вальтер раздраженно поставил вазу с «икебаной» на свое место, вышел из кабинета, но остался в темном углу. Отсюда, как паук, он мог наблюдать практически за всеми посетителями клуба. А сам оставался невидимым для тех, кто в сверкающей россыпи огней искал удовольствие и развлечения. В свои тридцать лет он все реже позволял себе «отрываться» на дискотеках, считая это безмозглым времяпровождением. Когда Вальтер был студентом философского факультета МГУ, он последовательно увлекался учениями Дао-дзен буддизма, Конфуция, Юма, Абеляра, Монтеня, Канта, Шопенгауэра, Кьеркегора, Ницше, Сартра, Камю... На Фрейде, вконец иссякший, он потерял всякий интерес к философии, уяснив из трудов психоаналитика, что человек – это животное, подверженное самыми низменными инстинктами и влечениями. И не без удивления открыл, что лично для него подавляющим из всех этих влечений был не хваленый сексуальный инстинкт, а страсть к обладанию крупных денежных купюр в большом количестве. Осознав, что занимался не тем делом, Вальтер с трудом таки закончил филфак, поставив крест на профессии. После выпуска устроился на работу в фирму, которая делала деньги из ничего. Когда она прогорела, Вальтер вскоре нашел другое ООО, как он назвал про себя, фирма «Три ноля». Она занималась посредническими услугами для дам и господ, не желавших торчать в очередях при оформлении загранпаспортов, водительских удостоверений, техосмотра и прочего, вплоть до заочных похорон. Директор заметил его рвение и старание и назначил старшим клерком. Он стал получать чуть больше своих коллег. Но разве это были деньги для столицы, где буквально рядом, над головой вращались почти касаясь, обжигали вихри миллионов и миллиардов рублей, долларов, евро... Эта страсть выворачивала и выкручивала, либидо тут просто отдыхало. И вот однажды в одном из элитных клубов судьба свела его с бывшим однокурсником по филфаку. Вальтер знал, что Владимир после выпуска поступил в аспирантуру. Преуспевающий вид однокашника свидетельствовал, что философия, мать наук, мачехой для аспиранта явно не была. Володя расхохотался, какая научная карьера! Когда они хорошо нагрузились шотландским виски, Владимир, хохотнув (он все время смеялся), сказал: «Валька, моя философия – это деньги. Любой ценой». Такое вот простенькое кредо было у сокурсника. Вальтер спросил: «Любой ценой? А вступительный взнос есть?» Владимир сказал, что подумает на этот счет. Когда Вальтер забыл этот разговор, да и не мудрено было, фрагменты вечера в клубе вспоминались с трудом, а иные вообще стерлись, как тряпкой на школьной доске, несостоявшийся аспирант дал знать о себе коротким телефонным звонком. На встрече, все в том же клубе, он предложил заняться делом, которое «кормит миллионы людей». «Это что-то связано с поставками продовольствия?» – спросил Вальтер. Владимир рассмеялся, потом сказал: «Можно сказать и так. Этот продукт для многих важнее хлеба». «Водка?» – предположил Вальтер. – «Уже ближе». И тут он допер: «Наркота?» – «Угадал». Вальтер спокойно воспринял информацию и попросил время на раздумье, а Владимир на прощание доверительно и задушевно предупредил, что об этом разговоре никто не должен знать, потому что в этой системе очень серьезные люди, и голову отрывают вместе с языком. И, как всегда, рассмеялся.

Вальтер по-прежнему ходил на службу в опостылевший ООО, смотрел из окна, как подъезжают к «Президент-отелю» крученые иномарки, сверкающие, как черные зеркала, из них вальяжно выходили хозяева жизни, его ровесники, а с ними изящные, как бриллианты в оправе, красотки. Впрочем, девки его волновали меньше всего. Самая бессмысленная трата денег – на женщин. И никто не догадывался, почему Вальтер стал появляться на работе все в более изысканных костюмах, купил себе шикарную черную машину из последней серии «Аудио». А дело было в том, что тихий служащий из «Трех нолей» вступил в систему, стал ее частью, винтиком, звеном. И дал клятву верности старшему «звеньевому» – человеку без имени и фамилии, в буквальном смысле, почти присягу: «И если я нарушу верность системе, то пусть меня постигнет суровая кара, ненависть и презрение наркоманов». Так Вальтер несколько перефразировал. Мысленно.

Это была смертельно опасная работа: смертельная, естественно, для кретинов-наркоманов, смертельная для него, если нарушит правила системы, и тем паче – убийственная, если попадет в тюрьму, существование в которой для него было немыслимым. Кроме источника дохода, у него было еще одно тайное удовольствие: наблюдать, как на его глазах наркодоза «овладевает умами и сердцами молодежи». Как кокаин возбуждает похоть, марочка ЛСД на язычке окунает в игру привидений, а экстези превращает юнцов в безмозглый танцевальный аппарат, способный без устали всю ночь выламываться на «диске».

* * *

Компания за столиком и не подозревала, что за ними зорким, как луч лазера, оком наблюдал завсегдатай из углового кабинета.

Глеб подзавелся дозой, его потянуло на яркие воспоминания.

– Ну и вот, маман надумала купить в Шотландии какой-то родовой замок.

– А в этом замке жило отстойное привидение, – радостно ввернула Кристина.

– Да, типа Гамлета или тени от его папаши, – Глеб дурашливо покачал головой. – Маман говорит: только привидений мне не хватало! А риэлтер говорит: «Что вы, мадам! Замки с привидением, наоборот, сейчас в моде, очень высоко котируются...»

– Посоветуй мамане непременно купить, – из-под челки оскалился Эдисон. – Будет вам штатный глюк. Оплаченный... А то вот в моем отчем доме, секете, среди знакомых, блин, с детства вещей и бирюлек, вдруг неожиданно чувствуешь, что тебя глючит и плющит без всяких видимых причин. Каково?

– Недо-доз... – констатировала Яна и с явным нетерпением напомнила: – Ты, кажется, обещал нам состояние невесомости?

– Бортовые самописцы работают нормально! – подобравшись, объявил Эдисон. – Предлагаю в знак дружбы и доверия на орбите закинуться по космическому колесику. Ваши руки, друзья.

Передавая таблетки, Эдисон по очереди пожал руки Глебу, Кристине и Яне.

– А ты будешь? – спросил Ивана.

– А что это?