цветы на их могилу.
И надо сказать, что эта работа была не только трудная и горькая, она была еще и опасная. Ведь в земле, где шли бои и сражения, оставались нередко неразорвавшиеся бомбы, снаряды, мины. Да была и другая опасность – нападения «черных копателей». Они тоже делали раскопки на местах боев, но совсем в других целях. Не ради памяти и славы, а ради наживы. Найденное оружие, остатки амуниции они продавали коллекционерам, а останки бойцов даже не зарывали снова, бросали на месте раскопок. И они нормальных поисковиков считали своими врагами и конкурентами.
Позже я узнал, что майор Максимкин обязал участкового не оставлять без внимания лагерь поисковиков, обеспечивать его охрану.
Алешке лагерь полюбился сразу же. Потому что его тут же угостили хорошим обедом – Алешка первым делом пожаловался, что Митек кормит его только яичницей и карасями с кишками и чешуей.
После обеда командир отряда Олег повел Алешку и Митька на место раскопок.
– Вот на этом поле, – рассказывал Олег, – три дня непрерывно шел жестокий бой. Вон, видите, бывшая линия обороны, окопы.
Окопы за годы, прошедшие после войны, почти исчезли. Обвалились, заросли, но их еще было немного видно. Особенно в тех местах, где старательно и аккуратно работали ребята.
– Вот это, – показал Олег, – бывшая пулеметная ячейка. Здесь мы откопали пулеметный кожух, весь иссеченный осколками, обрывки пулеметных лент, гильзы, пробитую каску и несколько гранат…
В голове у Алешки, когда он слушал этот рассказ, гремели взрывы, визжали осколки и пули, туманился пороховой дым.
– Закрой рот, – посоветовал ему Митек.
– Не мешай, – отмахнулся Алешка, – мне так лучше слышно.
– …Осколков целое ведро собрали, – продолжал Олег. – Видно, сильно их обстреливали. Пулеметную точку всегда в первую очередь стараются подавить.
– А они, эти пулеметчики, – спросил Алешка, – наверное, погибли.
Олег нахмурился.
– Скорее всего. Патронов мы здесь не нашли, значит, они их все израсходовали. А гранаты целые остались…
– Значит, они их не покидали, да? – догадался Алешка. – Грустная у вас работа.
– И очень важная, – сказал Митек.
С того раза Алешка обязательно забегал в лагерь, рассматривал разложенные на листе фанеры все новые и новые находки, бережно их перебирал и даже нюхал мятые гильзы. И ему казалось, что они до сих пор пахнут сгоревшим порохом. Однажды он подержал в руке пряжку от ремня, осторожно положил ее на место, вздохнул:
– Странно. Пряжка осталась, а человека нет.
– Зато благодаря ему, – сказал Олег, – осталось все это. – И он повел рукой, словно очерчивая, широкое травяное поле, синеющий вдали лес, едва заметную отсюда деревушку под синим небом с облаками и солнцем.
Как только стемнело, Алешка отправился в Пеньки. На этот раз ночь была лунная, светлая. Но сильно росистая и прохладная. В деревне еще не спали, в некоторых домах светились телевизоры, в других играла музыка, слышались разговоры и другие звуки. То зазвенит ведро, падая в колодец, то взмыкнет чем-то недовольная корова, но больше всего шума было от собак. Они лаяли вовсю – напоминали хозяевам, что неплохо бы их покормить.
Алешка, как к себе домой, шмыгнул в калитку и притаился под окном. Он уже знал, что пока деревня не уснет, Папа Карло за своей добычей в сарай не полезет. И он терпеливо сидел под окошком, слушая, как медленно успокаивается от дневных трудов деревня. Как потихоньку наступает на нее летняя ночь.
Постепенно затихли голоса, перестали хлопать двери, угомонились собаки, одно за другим стали гаснуть окошки.
Над его головой стукнула форточка и вылетел наружу тлеющий окурок. А потом послышался голос. Папа Карло с кем-то разговаривал. Через минуту Алешка понял, что тот говорит по мобильнику, стал сильно прислушиваться. Что-нибудь из этого одностороннего разговора понять было трудно. Но что-то Алешка все- таки ухватил.
– Тружусь, как папа Карло… Всю ночь вкалываю… Передай Жорику, что осталось немного… Да, это точно… Товар? Не уйдет товар. Пока на месте… Я с ментами вась-вась… Еще Жорику передай, чтоб был готов в любую минуту… Как узнаю, что товар будут передавать, сразу звякну… Лады, мне в шахту пора… Вкалываю, как папа Карло, каждую ночь.
Алешку так и подмывало брякнуть, что настоящий папа Карло и днем-то не больно вкалывал, но чем-то этот разговор показался ему странным и подозрительным. Какой-то товар, какие-то Вась-Васи. Шахта какая-то. Жорик. Словом, вопросов много, а ответов пока нет.
Тем временем настала в деревне полная тишина. Повис над ней ясный месяц. Громче заскрипели кузнечики и заквакали лягушки. Взвыл неподалеку ненормальный кот. Будто ему корова на хвост наступила. И снова все стихло. Кроме, конечно, лягушек и кузнечиков. И какой-то бессонной птахи.
Папа Карло выключил в доме свет и вышел на крыльцо, бормоча себе под нос по обыкновению. Пошел к сараю. Алешка за ним не поспешил, зачем рисковать? Он дождался, когда Папа Карло вкатил в сарай тачку и зажег внутри свет. Вот тут-то Алешка и подскочил к двери – страшно интересно было посмотреть, как человек добывает золото под носом у милиции. Полезно, во всяком случае. Может пригодиться.
Алешка прижался ухом к двери – внутри было тихо. Только в щели почему-то дуло холодным воздухом. Дверные петли были заботливо смазаны, и Алешка бесшумно отворил дверь. Сразу от нее опускалась вниз широкая толстая доска, вроде пандуса. А вдаль тянутся узкий тоннель, под сводом увешанный редкими и слабыми лампочками. И там вдали слышались слабые звуки, будто кто-то (Папа Карло, конечно) нагружал землей тачку. Золота ни под ногами, ни на сводах не замечалось. Замечались только деревянные подпорки, установленные, наверное, для того, чтобы тоннель не обвалился.
«Эх, Дим, – писал Алешка в своем письме, – мне так стало жалко, что тебя нет рядом со мной в эту трудную минуту. Уж ты бы сразу догадался, зачем Папа Карло роется в земле. Да еще ночью. Но я и без тебя сразу догадался».
Тут послышались в глубине тоннеля скрип тачкиного колеса и тяжелое дыхание Папы Карло – подземного труженика. Алешка мигом вылетел наружу и нырнул в заросли крапивы. И как в прошлый раз, мимо него Папа Карло прокатил полную тяжелой земли тачку.
Как только он скрылся в бурьяне на краю усадьбы, Алешка, не торопясь, вышел за калитку и зашагал домой. Когда он прошел совсем немного, кто-то крепко взял его за ухо. Алешка даже не взвизгнул – он эту руку на своем ухе изучил уже давно и ни с какой другой рукой не спутал бы даже в темноте.
– Что ты там делал? – строго спросил Митек.
Алешка не растерялся:
– Тачку хотел спереть.
– Зачем нам тачка? – удивился Митек. – У нас машина есть.
– Наша машина, – фыркнул Алешка, – дальше ворот ездить не любит. А тачку я хотел вернуть бабе Лиде. Папа Карло у нее давным-давно забрал, а обратно не отдает.
– Вот так, да? – призадумался Митек, не зная – верить Алешке или нет? – А почему ночью?
– А когда еще. Он весь день на лавочке сидит. Попробуй стащи у него тачку.
– И пробовать не буду. Я лучше Сережке позвоню. Чтобы он тебя домой забрал.
– Да хоть сейчас, – хихикнул Алешка. – Без вопросов. Сережка бросит свою Францию и примчится в твои Пеньки.
– Ах, да, – вспомнил Митек. – Он же в Париже.
– Не в Париже, а во Франции, – со знанием дела поправил его Алешка.
Так они и беседовали до самого дома. А когда пришли, Митек сказал:
– Нам ребята из лагеря гостинец прислали.
– Что-нибудь железное? – с надеждой спросил Алешка. Ему очень хотелось иметь какую-нибудь находку с поля боя.
– Совсем наоборот, – сказал Митек. – Они сегодня блины пекли. – И он кивнул на сковороду, на которой
