— Самым лучшим, — подхватила Стиффи. — Сейчас он не может развернуться. Никакого размаха, сплошные ограничения. Дайте ему возможность показать себя в качестве приходского священника, и о нем заговорят в церковных кругах. Он способен горы свернуть.
— Я всегда был самого высокого мнения о Гаролде Пинкере.
— И неудивительно. Все важные шишки о нем самого высокого мнения. Они ему цену знают. Образован, хорошо разбирается во всех тонкостях, а проповедь читает — заслушаешься.
— Да, мне нравятся его проповеди. Простые и мужественные.
— Это потому, что он ведет здоровую жизнь на свежем воздухе. Он сильный и тренированный. Атлетический христианин — вот его идеал. Он ведь играл в регби за сборную Англии.
— Неужели?
— Да, был пропфорвардом.
— Правда?
При слове «пропфорвард» я, понятное дело, встрепенулся. Мне и невдомек было, что Раззява, оказывается, пропфорвард. Ирония судьбы, подумал я. В том смысле, что Планк днем с огнем ищет этого самого форварда и, отчаявшись, уже, кажется, готов отказаться от безнадежных поисков, а я вот мог бы осчастливить его, но наши отношения сложились так, что я лишен возможности это сделать. Огорченный, я в который раз подумал о том, что надо всегда проявлять доброту к любой мелкой сошке, ибо никому не дано знать, когда эта сошка может нам пригодиться.
— Значит, я могу сказать Гаролду, что дело на мази? — спросила Стиффи.
— Прости?
— Я хочу сказать, ты официально объявляешь, что отдаешь Гаролду приход?
— Да-да, конечно, безусловно.
— Ох, дядя Уоткин! Как мне тебя благодарить?
— Не беспокойся, дорогая, все в порядке, — сказал папаша Бассет, обретая еще большее сходство с диккенсовским героем. — А теперь, — продолжал он, снимаясь с якоря и направляясь к двери, — ты, Стефани, и вы, мистер Вустер, Должны меня извинить. Надо пойти к Мадлен и…
— Поздравить ее?
— Я хотел сказать, осушить ей слезы.
— Ну, это вряд ли.
— Думаешь, она не в отчаянии?
— Дядя Уоткин, ну какая девушка придет в отчаяние, чудом избавившись от необходимости идти замуж за Гасси Финк-Ноттла?
— Да, правда, истинная правда, — сказал папаша Бассет, выскакивая из комнаты, как полузащитник, который хоть и не научился подавать обратный пас, бегал, как страус.
Если у меня возникали сомнения, отбивал ли сэр Уоткин Бассет чечетку, то насчет Стиффи все было яснее ясного. Она совершила грациозный пируэт, и даже самый невнимательный наблюдатель тотчас догадался бы, что будь у нее сейчас на голове шляпа, а в шляпе розы, она бы принялась осыпать ими все вокруг. Кажется, мне еще не приходилось видеть юную пигалицу в таком восторженном состоянии. Само собой, интересы Раззявы Пинкера были дороги моему сердцу, а потому я отринул свои печали и разделил с ней ее радость. К чему постоянно и неизменно готов Бертрам Вустер, спросите вы, и я вам отвечу — забыть о своих бедах, когда друг празднует счастливый поворот в своей судьбе.
Стиффи говорила без умолку, не давая мне рта раскрыть. Женщины — народ в этом смысле чрезвычайно одаренный. Посмотришь, в чем душа держится, а запросто граммофон переговорит, и рассуждает складно и без устали, точно какой-нибудь ротный старшина, словечка не вставишь. Моя тетушка Агата, например, как пустится меня бранить на одном дыхании и без единой запинки, так и не остановится, пока ее изобретательность не иссякнет.
На этот раз Стиффи распространялась на тему о том, какое невероятное счастье привалило прихожанам Раззявы Пинкера, ибо они получат не просто замечательного приходского священника, святого человека, который будет пестовать их души, но еще и такую жену вышеупомянутого священника, какая им и не снилась. Когда она перевела дух, расписав, как будет раздавать суп благочестивым беднякам и нежным голосом справляться об их ревматизме, я, наконец, смог взять слово. В самый разгар ликования и потирания рук меня посетила одна здравая мысль.
— Согласен с тобой, — сказал я, — действительно все счастливо устроилось, и, вероятно, ты права, считая этот день счастливейшим днем в этом самом радостном году твоей жизни, однако, по-моему, ты кое- что упускаешь из виду, а об этом следовало бы подумать.
— О чем ты? Кажется, я ничего не упустила.
— Я об обещании папаши Бассета.
— Все в ажуре. Чего ты бьешь копытом?
— Будь я на твоем месте, я бы попросил у папаши Бассета письменное обязательство.
Стиффи словно с разбегу налетела на пропфорварда. Выражение восторга у нее на лице уступило место озабоченности, и она, нахмурившись, прикусила нижнюю губу. Очевидно, мои слова дали ей пищу для размышлений.
— Думаешь, дядя Уоткин нас надует?
— Твой дядя Уоткин способен на любую подлость, если на него наедет, — серьезно сказал я. — Ни на грош ему не верю. Где Пинкер?
— Наверное, остался на лужайке.
— Тогда хватай его и тащи сюда, надо заставить папашу Бассета оформить его предложение в письменном виде.
— Слушай, по-моему, ты меня запугиваешь.
— Да нет, просто советую себя обезопасить.
Стиффи снова призадумалась, покусывая нижнюю губу.
— Ладно, — наконец сказала она. — Сбегаю за Гаролдом.
— Не мешало бы прихватить парочку юристов! — добавил я ей вдогонку.
Минут пять я посидел, погруженный в раздумья о своих плачевных делах, а потом вошел Дживс и сказал, что меня просят к телефону.
17
Наверное, я побелел, несмотря на здоровый загар.
— Кто меня просит, Дживс?
— Миссис Траверс, сэр.
Именно этого я и опасался. Как уже упоминалось, от «Тотли-Тауэрса» до «Бринкли-Корта» рукой подать, и, кроме того, Гасси в лихорадочном возбуждении наверняка всю дорогу жал на акселератор и гнал с предельной скоростью. Видимо, они только что подвалили, и тетя Далия звонит, чтобы узнать, какого черта. Зная, как старушенция ненавидит, когда с ней разыгрывают шуточки, — а непрошеное вторжение Гасси в сопровождении Эм — деяние, которое, безусловно, можно отнести к категории шуточек, — я собрался с силами, чтобы во всеоружии встретить надвигающуюся бурю.
Разумеется, вы можете сказать, что я не обязан отвечать за дурацкий поступок Гасси, но на самом деле у теток так уж заведено — винить племянников во всем, что бы ни случилось. Видимо, для этой цели племянники и существуют. Думаю, только по чистой оплошности моя тетя Агата не обвинила меня, когда года два назад ее сына, Тоса, чуть не поперли из школы за то, что он удрал вечером в парк с аттракционами, чтобы выиграть кокосовый орех.
— Ну и как она, Дживс?
— Сэр?
— Вам не показалось, что она рвет и мечет?
— В общем, нет, сэр. Голос у миссис Траверс всегда довольно громкий. Позвольте узнать, разве имеется какая-либо особая причина, чтобы, как вы изволили выразиться, ей рвать и метать?