— Иногда обедать вместе, как прежде.
— Ну, разумеется.
— Играть в гольф по субботам, а иногда в сквош. А когда ты женишься и обзаведешься собственным домом, я стану время от времени заходить к вам выпить пару коктейлей.
— Да, пожалуйста.
— Непременно. Хотя мне потребуется нечеловеческое самообладание, чтобы сдержаться и не треснуть шейкером по башке эту тупорылую притворщицу миссис Бертрам Вустер, урожденную Уикем.
— Неужели обязательно называть ее тупорылой притворщицей?
— А ты что, можешь придумать что-нибудь позабористее? — спросил он с видом человека, готового обсудить любые разумные предложения. — Слышал когда-нибудь про Томаса Оттуэя?[74]
— Не припоминаю. Это твой приятель?
— Драматург семнадцатого века. Он написал «Сироту». Так вот, в этой пьесе есть такие строки: «Какое зло на свете не совершалось женщиной? Кто предал Капитолий? Женщина. Кто погубил Марка Антония? Женщина. Кто стал причиной бесконечных войн, повергших в прах славную Трою? Женщина. Вероломная, коварная, все разрушающая женщина». Оттуэй знал, что говорил. Он взглянул на женщин под верным углом. Можно подумать, что он лично был знаком с Робертой Уикем.
На моем лице снова заиграла едва заметная улыбка. Все это меня ужасно забавляло,
— Знаешь, Селедка, может быть, я заблуждаюсь, но мне что-то подсказывает, что на данный момент ты не слишком высокого мнения о Бобби.
Он пожал плечами.
— Нет, отчего же. Не считая того, что мне хочется задушить ее собственными руками, а потом поплясать на останках в подбитых гвоздями сапогах, я к ней вполне равнодушен. Она предпочла тебя мне, и больше здесь разговаривать не о чем. Самое главное, чтобы наша с тобой дружба не пострадала.
— И ты проделал столь длинный путь лишь для того, чтобы в этом убедиться? — растроганно спросил я.
— Честно говоря, я надеялся, что мне удастся получить приглашение на ужин и отведать кулинарных изысков Анатоля прежде, чем я сниму комнату в «Безрогом быке» в Маркет-Снодсбери. Анатоль готовит все так же восхитительно?
— Лучше прежнего.
— Могу себе представить — все, наверное, так и тает во рту. Прошло два года с тех пор, как я имел счастье приобщиться к его шедеврам, а я до сих пор не могу забыть их вкус. Великий артист!
— Что и говорить! — воскликнул я и с удовольствием обнажил бы в знак уважения голову, не окажись я без шляпы.
— Как ты считаешь, есть у меня шанс напроситься на ужин?
— Разумеется, мой дорогой друг. В этом доме никогда не откажут нищему и убогому.
— Вот и чудесно. А после ужина я сделаю предложение Филлис Миллс.
— Что?
— Я знаю, что тебя смутило. Она родственница Обри Апджона, подумал ты про себя. Но, с другой стороны, Берти, разве это ее вина?
— Пожалеть, а не осуждать?
— Именно. Нужно шире смотреть на вещи. Она милая, славная девушка, не то, что некоторые медноволосые Далилы, не буду уточнять, кого я имею в виду. Мне она очень нравится.
— Мне казалось, вы едва знакомы.
— Вовсе нет, в Швейцарии мы много времени проводили вместе. Мы с ней большие друзья.
Тут я понял, что пора, наконец, открыть миру благую весть.
— На твоем месте, Селедка, я не стал бы делать предложение Филлис Миллс. Бобби это может не понравиться.
— Но в этом-то весь смысл — показать этой змее, что на ней свет клином не сошелся, и, если ей я не нужен, кое-кто думает иначе. Чего это ты ухмыляешься во весь рот?
На самом деле на моем лице играла едва заметная улыбка, но я решил не цепляться к мелочам.
— Слушай, Селедка, — сказал я. — Я расскажу тебе одну занимательную историю.
Не знаю, доводилось ли вам когда-либо принимать «Желчегонную микстуру доктора Гордона» — «дает мгновенное облегчение при расстройствах печени, обладает чудодейственным лечебным эффектом и вызывает приятное ощущение теплоты внутри». Самому мне не доводилось, потому что состояние моей печени всегда держится на одном и том же, пусть и не лучшем, уровне, но я видел рекламный плакат. На нем изображен печеночный страдалец до и после приема микстуры, сначала с перекошенным лицом и ввалившимися глазами, кажется, он вот-вот прилюдно продемонстрирует все, что съел за обедом, потом — весь излучающий энергию, довольство и то, что французы называют bien etre.[75] Я это все к тому, что занимательная история, которую я рассказал Селедке, произвела на него такое же действие, как суточная доза для взрослых. Он тотчас воспрянул духом, он весь пришел в движение, он снова ощущал струение жизни под килем и, хотя вряд ли прибавил несколько фунтов, как было обещано в рекламе, но мне показалось, что он на глазах расправляется, точно резиновый утенок, которого надувают, прежде чем пустить в ванну.
— Что б мне сдохнуть! — воскликнул он, когда я выложил карты на стол. — Да я теперь… я просто не знаю, что готов сделать!
— Не сомневаюсь.
— Господи, ну что за умница! Много ли найдется девушек, у которых так варит серое мозговое?
— Считанные экземпляры.
— Да, это то, что я называю спутница жизни! В смысле служения друг другу и сотрудничества. Ну и как, по-твоему, план уже действует?
— По-моему, пока все идет как по-писанному. Прочитав объявление в «Таймс», Уикем-старшая забилась в истерике, а потом грохнулась в обморок.
— Ты ей не нравишься?
— Такое у меня сложилось впечатление. Впоследствии оно было подкреплено адресованными Бобби телеграммами, где она называет меня дебилом и имбецилом. Кроме того, она считает, что я олигофрен.
— Но ведь это же прекрасно! Похоже, после тебя она примет меня, как… Господи, прямо вертится на языке…
— Как освежающий фруктовый десерт?
— Именно. Ставлю десять фунтов против пяти, что в финальных кадрах фильма мы увидим, как леди Уикем заключает меня в объятия, целует в лоб и выражает уверенность в том, что я сделаю ее девочку счастливой. Берти, Берти, как представлю себе, что она скоро станет моей — я имею в виду, конечно, Бобби, а не леди Уикем — и что сегодня после захода солнца я буду наворачивать за обе щеки яства Анатоля, мне хочется станцевать сарабанду. Кстати, как ты думаешь, у меня есть шанс получить здесь не только стол, но и кров? В «Путеводителе для автомобилистов» неплохо отзываются о «Безрогом быке», но я не очень доверяю этим деревенским трактирам. Я предпочел бы остаться в «Бринкли-Корте», с которым у меня связано столько счастливых воспоминаний. Не мог бы ты замолвить за меня словечко перед тетушкой?
— Ее сейчас нет. Уехала ухаживать за Бонзо, он в школе заболел корью. Но она сегодня звонила и велела послать тебе телеграмму с просьбой приехать в «Бринкли».
— Шутишь!
— Считай это официальным приглашением.
— Но с чего она вдруг обо мне вспомнила?
— Хочет тебя кое о чем попросить.
— Она получит все, о чем просит, — хоть полцарства. А что, собственно… — Он умолк, и по его лицу пробежала тревожная тень. — Только не говори, что она просит меня вручать призы в местной школе, как некогда Гасси.
Он имел в виду нашего общего друга, Гасси Финк-Ноттла, на которого престарелая родственница возложила прошлым летом эту почетную миссию, а он назюзюкался в хлам и выставил себя во всей красе,
