Девиз Вустеров — безопасность прежде всего.
Глава XIX
От «Бринкли-Корта» до Маркет-Снодсбери рукой подать, поэтому, высадив Апджона у дверей «Безрогого быка», я покатил обратно к дому. Не скажу, чтобы мы расстались друзьями, но в общении с Апджоном есть одно преимущество — распрощавшись, уже не переживаешь, как он и что с ним, и если бы у меня не болела душа за Селедку, положение которого рисовалось мне все более и более безнадежным, я был бы вполне доволен жизнью.
Мне плохо верилось, что Селедке удастся без потерь выйти из сложной ситуации, в которую он угодил, точно кур в ощип. Во время нашей короткой поездки мы с Апджоном не обмолвились ни словом, но краем глаза я успел заметить, что вид у него самый суровый и решительный и что запас человеколюбия в его душе израсходован на несколько лет вперед. Я не видел никакой возможности заставить его изменить решение.
Я поставил машину в гараж и прошел в кабинет тети Далии убедиться, что она остыла после жаркой баталии и не представляет опасности в пожарном отношении — меня все еще беспокоило ее давление. Я не мог допустить, чтобы любимая тетушка сгорела, как стог сена в сухую погоду.
В кабинете ее не оказалось — как я узнал позже, она удалилась в свою комнату, чтобы натереть виски одеколоном и проделать дыхательную гимнастику йогов, зато я обнаружил там Бобби, и не одну, а в обществе Дживса. Я видел, как Дживс передал ей какой-то большой конверт, на что она сказала: «Я вам так благодарна, Дживс, вы спасли человека от гибели», — на что он ответил: «Не стоит благодарности, мисс». Я, честно говоря, не понял, в чем дело, да и некогда было разбираться.
— А где Селедка? — спросил я и с удивлением заметил, что Бобби приплясывает по комнате, издавая время от времени ликующие крики, напоминающие вопли ночных животных в джунглях.
— Где Реджи? — переспросила она, на секунду прервав свой дикарский танец. — Он пошел прогуляться.
— А он знает, что Апджону известно, кто написал статью?
— Да, твоя тетя ему все рассказала.
— По-моему, нам нужно собраться и обсудить план действий.
— Ты насчет этого иска о клевете? Апджон нам больше не страшен. Он лишился речи.
Я ничего не мог понять. Похоже, барышня задумала поиграть со мной в шарады. Я решил обратиться к более надежному источнику:
— Что это значит, Дживс? Апджон что — утратил способность говорить?
— Нет, сэр.
— Тогда что за бред несет эта рыжая бестия?
— Мисс Уикем имеет в виду отпечатанный на машинке текст речи, которую мистер Апджон должен произнести завтра перед учениками средней школы в Маркет-Снодсбери, сэр.
— Так, значит, у него пропал текст?
— Именно так, сэр.
Я вздрогнул от страшной догадки.
— Не хотите же вы сказать…
— Именно это он и хочет сказать, — произнесла Бобби и вернулась к хореографическим экзерсисам в лучших традициях русского балета. — Твоя тетя попросила его упаковать чемоданы Апджона, и первое, что попалось ему на глаза, была речь Апджона. Он сунул ее в карман и принес мне.
Такого я от него не ожидал.
— Ну, Дживс, это уж… признаюсь.
— Я полагал, что это наилучший выход, сэр.
— И правильно полагал, — сказала Бобби, исполняя па-де-что-то-там из балета Нижинского. — Либо Апджон согласится закрыть дело о клевете, либо не получит назад эти, как он их называет, тезисы, без которых он не в состоянии издать ни звука. Ему придется согласиться на наши условия, чтобы вернуть свои бумажки. Верно, Дживс?
— Мне кажется, мисс, у него нет иного выхода.
— Разве что стоять на сцене и беззвучно открывать рот, как щука. Он у нас в руках.
— Так-то оно так, да вот только…
Мне не хотелось этого говорить. Я ни за что не стал бы отравлять юной деве миг душевного восторга, если бы не одно соображение.
— Я прекрасно понимаю ход ваших мыслей. Тетя Далия упоминала, что Апджон теряет свое хваленое красноречие, если перед ним не лежит печатный текст; но что если он скажется больным и не придет на выступление?
— Он этого не сделает.
— Я бы именно так и поступил.
— Но ты же не хочешь, чтобы тебя выдвинули кандидатом консерваторов в дополнительных выборах от Маркет-Снодсбери. А Апджон хочет, и для него жизненно важно предстать завтра перед широкими массами и произвести хорошее впечатление, поскольку у половины членов избирательной комиссии сыновья учатся в этой школе, и они придут лично убедиться, что он собой представляет как оратор. Прежний кандидат страдал сильным заиканием, а они обнаружили это, только когда пришло время выступать перед избирателями. Так что они боятся снова промахнуться.
— Теперь понятно, — сказал я, вспомнив, что тетя Далия рассказывала мне о политических амбициях Апджона.
— Значит, дело в шляпе, — сказала Бобби. — Его будущее зависит от этой речи, у него ее нет, а у нас она есть. Вот от этого и будем плясать.
— Но как ему об этом сообщить?
— Мы уже все продумали. Он должен позвонить с минуты на минуту, чтобы узнать, куда делся текст. Когда он позвонит, ты подойдешь к телефону и изложишь ему наши условия.
— Я?
— Разумеется.
— Но почему я?
— Дживс считает, что ты — лучший кандидат.
— От вас я этого не ожидал, Дживс! А почему не Селедка?
— Мистер Апджон не разговаривает с мистером Сельдингом, сэр.
— Подумай, что произойдет, когда он услышит по телефону голос Реджи. Он просто бросит трубку, и все придется начинать сначала. Тогда как тебя он выслушает с глубочайшим вниманием.
— Но, черт побери…
— Как бы там ним было, Реджи пошел прогуляться, и его здесь нет. Почему с тобой всегда так трудно, Берти? Твоя тетя говорит, что ты с детства такой. Когда тебе давали овсянку на завтрак, ты всегда топорщился, как еж, и упирался, точно ионова ослица в Библии.
Этого я не мог пропустить незамеченным. Всем известно, что в школе я получил приз за знание Священного Писания.
— Валаамова ослица. Иона — это тот парень с китом. Дживс!
— Сэр?
— Разрешите наш спор — ведь это валаамова ослица объявила nolle prosequi?
— Да, сэр.
— Я же тебе говорил, — сказал я Бобби и непременно стер бы ее в порошок, если бы в этот момент не зазвонил телефон и не отвлек меня от этой увлекательной темы. При звуке звонка у меня обмякли ноги — я знал, что он предвещает.
Бобби тоже не осталась безучастной.
— Ага! — вскричала она. — Если я не ошибаюсь, вот и наш клиент. Вперед, Берти, и ни пуха ни