озаглавленной «Похождения русского Жилблаза». Примечательно, что само название Некрасов использовал явно в пародийных целях, так как именно эта част* но своему содержанию лишена каких-либо жанровых признаков авантюрно-приключенческого романа. В сфере внимания Некрасова противоборствующие идейные лагери русской журналистике 1840-х гг., в существе которых писатель хорошо ориентировался. Содержание глав III, V («Почтеннейший»), VI части второй, посвященных событиям литературной, театральной жизни 1840-х гг., отражает борьбу Белинского с журнальными органами официальной народности, полемику между западниками и славянофилами о судьбах России, о роли и назначении передовой литературы. В остро памфлетной характеристике петербургской и московской журналистики («Журналистика русская представляла странное и горестное зрелище» — с. 156), за которой угадывались «Библиотека для чтения» О. И. Сенковского, «Сын отечества» Н. А. Полевого, «Москвитянин» М. П. Погодина и С. П. Шевырева, «Северная пчела» Ф. В. Булгарина и Н. И. Греча, проявилась сатирическая направленность дарования Некрасова. В романе дана оценка «состояния литературы и журналистики русской» с позиций передового современника. Позднее Некрасов повторит эту характеристику в поэме «Белинский» (см. об. этом: Евгеньев-Максимов, т. V с. 368–372).
Лагерю «литературных барышников» в главе III «Похождение русского Жилблаза» противопоставлен журнал, «в котором участвовали люди, недовольные настоящим порядком вещей и стремившиеся к идеалу какой-то другой более истинной и плодотворной литературы» (с. 159), — «Отечественные записки»; в них сотрудничай Белинский и сам Некрасов.
Факт основательного знакомства Некрасова в начале 1840-х гг. с литературно-критической деятельностью Белинского не вызывает сомнений. Рукопись части второй романа изобилует многочисленными вкраплениями, реминисценциями из текстов статей критика, демократа. Обращаясь к литературно-критическим суждениям Белинского и системе его литературно-эстетических воззрений, молодой писатель использует все наиболее близкое и созвучное своим; представлениям о назначении передовой литературы.
Многие параллели в романе Некрасова с важнейшими тезисами статей Белинского отмечались К. И. Чуковским (см.: Некрасов, Тростников, с. 37); В. Е. Евгеньевым-Максимовым (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 370); А. Н. Лурье (ПСС, т. VI, с. 547–548). Перечень таких совпадений можно продолжить. Например, оценка журналистики, данная Некрасовым в главе III «Похождений русского Жилблаза», соответствует мыслям Белинского в его «Литературных и журнальных заметках» 1843 г. Изложение критического отзыва журнала («Но всех более огорчила и оскорбила меня критика журнала, в котором участвовали люди, недовольные настоящим порядком вещей…» — с. 159) представляет собой в известной мере контаминацию выдержек из статей «Русская литература в 1840 году» и «Стихотворения Лермонтова» (см. ниже, с. 741). Оценка Некрасовым «старой литературы» (с. 122) совпадает с мнением Белинского о Державине, Сумарокове, Петрове, Хераскове, высказанным в его рецензии на полное собрание сочинений А. Марлинского (1840): «Эти люди пользовались удивлением, восторгом и поклонением от своих современников и, хотя недолго, даже и потомства» (Белинский, т. IV, с. 27). Суждения в рукописи романа о Вольтере и Руссо (с. 123) аналогичны высказываниям Белинского о французских просветителях (см. ниже, с. 734). В главе VI части второй ошиканный автор «Бобровой шапки» произносит по адресу «издателя газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа»: «Жанен! Жанен! <…> Вам всё бы острить» (с. 182). В статье Белинского «Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке» содержатся такое же ироническое сравнение Сенковского с Жаненом: «В иных местах хоть и вздор, но зато какое во всем остроумие <…> Жанен! Решительный Жанен!» (Белинский, т. VI, с. 352). Выпад Некрасова против славянофильских убеждений Шевырева, автора статьи «Взгляд русского на образование Европы» (М, 1841, № 1) и критического разбора «Полной русской хрестоматии…», составленной А. Галаховым (М, 1843, № 6), полностью совпадает с критикой славянофильства во многих работах Белинского (см. об этом ниже, с. 739–740).
В поле зрения Некрасова в период работы над рукописью находились литературно-критические выступления и других его современников (П. А. Плетнева, А. В. Никитенко, А. Д. Галахова), а также критика и публицистика «Литературной газеты» и «Северной пчелы». Об этом свидетельствуют цитаты из «Похвального слова Петру Великому» А. В. Никитенко в связи с критикой славянофильской позиции Шевырева, упоминания выпадов Булгарина на страницах «Северной пчелы», направленных против Белинского, выдержки из статей Ф. А. Кони в «Литературной газете» с рассуждениями о журналистике, совпадающими с некрасовскими.
Роман насыщен реалиями литературно-общественной жизни эпохи, намеками (часто отнюдь не завуалированными) на отдельные ее события, изучение которых позволило выявить прототипы писателей, редакторов, журналистов, издателей, театральных деятелей и других персонажей «Похождений русского Жилблаза». В «почтеннейшем» легко угадывается Ф. В. Булгарин, которому посвящена одна из ярких сатирических глав; в «журналисте, человеке среднего роста, в зеленом халате, зелено-серых чулках и старых калошах» (с. 93), — Н. А. Полевой; в облике издателя-гостинодворца можно обнаружить некоторые приметы В. П. Полякова; образ «сотрудника почтеннейшего, беспрестанно перебегавшего из журнала в журнал» (с. 190), заставляет вспомнить о характерных особенностях биографии В. С. Межевича; прототипом «веселого, беспечного и откровенного до дерзости» (с. 184) режиссера послужил Н. И. Куликов, ставивший ранние водевили Некрасова (см.: Некрасов. Тростников, с. 20–21, 32–41). К числу реальных лиц, изображенных в романе о Тростникове, принадлежал и редактор «Литературной газеты», «Репертуара и Пантеона» Ф. А. Кони, сыгравший положительную роль в жизни Некрасова. Он выведен здесь в образе «издателя газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа». В исследовательской литературе установилась точка зрения, высказанная К. И. Чуковским, о резко критическом отношении Некрасова к Ф. А. Кони (см.: Некрасов. Тростников, с. 36). Между тем рукопись свидетельствует о том, что в сознании Некрасова редактор «Литературной газеты» вовсе не ассоциировался с лагерем Булгарина, Сенковского, Межевича, а отношение к нему молодого писателя было значительно сложнее. Часто повторяемый иронический эпитет «издатель газеты, знаменитой замысловатостью эпиграфа», так же как и намеки на водевильные каламбуры Ф. А. Кони, — пример использования в романе многочисленной и постоянной критики «Северной пчелы» по поводу эпиграфа «Литературной газеты» и литературной деятельности ее редактора (см. ниже, с. 737). Помета «Рассказ, a la Кони ~ на свои собственные труды» в тексте главы VI части второй представляет интерес как заявка на художественную полемику с творчеством Кони-водевилиста. Таким образом, известная доля иронии по адресу Кони-журналиста не мешает Некрасову опираться на опыт Кони- повествователя.
Содержание и проблематика части второй романа, преимущественно главы V («Почтеннейший»), позволяет с достаточной определенностью говорить об ориентации Некрасова на широко распространенные в литературе 1840-х гг. жанры литературного памфлета, литературной пародии. Г. А. Гуковский, подобравший почти к каждому мотиву романа интересные параллели в современной и предшествующей ему французской и русской литературе,[20] в особенности убедительно сопоставил «Похождения русского Жилблаза» с двумя произведениями И. И. Панаева — очерком «Петербургский фельетонист» (впервые появился под названием «Русский фельетонист. Зоологический очерк») (ОЗ, 1841, № 3) и повестью «Тля. (Не повесть)» (ОЗ, 1843, № 2). [21] Основываясь на сюжетных, фразеологических аналогиях, исследователь возводит существенную особенность «Похождений русского Жилблаза» — портреты живых лиц — к названным очерку и повести И. И. Панаева.
Действительно, некрасовские памфлетные зарисовки беспринципных журналистов Булгарина («Почтеннейшего») и Межевича (Хапкевича) по чертам внешности, речи, бытовым деталям, использованным в романе, совпадают с сатирическими образами Фетюкова (Булгарина) и «петербургского фельетониста» (Межевича).[22]
Однако литературное творчество И. И. Панаева не было единственным источником, к которому обращался Некрасов, создавая меткие литературные портреты целого ряда современных ему деятелей журналистики и театра. «Петербургский фельетонист» И. И. Панаева восходил к памфлету Белинского «Педант» (ОЗ, 1842, № 3), направленному против Шевырева. В сфере внимания автора романа о Тростникове были и приемы памфлетного мастерства, благодаря которым современники безошибочно узнавали идеологического противника Белинского, и сама история создания «Педанта».
Характеризуя славянофила Шевырева в главе III части второй, обильно цитируя его статьи, Некрасов безусловно опирался на Белинского. К Шевыреву в романе относится такой штрих:
