красильщики, хорошие деньги дают, внизу сама живу».
Действительно, Клим скоро узнал нужду. Долго бился он с копейки на копейку, наконец необходимость заставила его прибегнуть к помощи матери… Он, впрочем, надеялся, что, получив место, будет иметь возможность сейчас же возвратить ей деньги… Иначе он никогда бы не решился беспокоить ее и скорей согласился бы умереть с голоду. Такая уж странная натура была у него!
И вот он, получив аттестат, стал искать места. Счастие, казалось, полилось на него. Первый важный человек, к которому пришел он, принял его ласково, обнадежил и просил навещать его в ожидании места. Важный человек был средних лет, прекрасной наружности, говорил так сладко и увлекательно: Клим был. от него в восторге! Важный человек был себе на уме. Когда они довольно коротко ознакомились, он однажды сказал Климу, дружески взяв его за руку:
— Послушайте, молодой человек, от вас зависит сделать себе блестящий карьер… надеюсь, вы позволите мне быть с вами откровенным…
— Говорите, ваше превосходительство! Я готов на всё, что не противно чести и моим убеждениям.
— Нисколько… Я вам хочу сделать предложение, которое, напротив, очень приятно… Вот видите, у меня есть любовница, дама хорошей фамилии, прекрасная собой… Но я хочу жениться. Она мешает моим планам… нужно разорвать нашу связь… Понимаете?
— Нет, ваше превосходительство…
— Я доскажу… не удивляйтесь моей искренности… я хочу дать вам ход… Вы молоды, хороши собой… я введу вас в общество, познакомлю с ней, дам вам средства часто видеть ее… Если нужно, буду давать вам деньги, чтобы вы могли поддержать себя в свете и в глазах ее… понимаете?..
— Не понимаю, ваше превосходительство… Важный человек несколько удивился, но потом продолжал тем же тоном:
— Вы можете успеть, только примитесь за дело искуснее, настойчивее… Да и стоит похлопотать: красавица! То, что сделалось для меня в тягость, для вас будет очень приятно… Последствий не бойтесь: муж старый, недалекий, урод; вечно сидит за вистом… Место же вам я уж нашел… Итак, вы поняли?
— Понял! — сказал наш герой таким голосом, что важный человек вздрогнул… Клим наговорил ему грубостей и скорыми шагами вышел из кабинета, считая себя жестоко обиженным.
— Вы сумасшедший! С таким глупым характером вы век не найдете никакой должности! — гневно воскликнул вслед ему важный человек, считая себя в свою очередь обиженным еще более…
— Я не хочу купить счастия бесчестным поступком! — шептал про себя сердитый мечтатель, быстро сбегая с великолепной лестницы, и долго еще заревом вспыхнувшая краска горела на молодых щеках его, как горит она на щеках свежей душою девушки, при которой с уст отца-хомяка сорвалось неосторожное слово…
Прошло около четырех месяцев. Клим всё еще искал места. Истязания, которым он подвергался по случаю своих поисков, значительно уменьшили запас его терпения. Он почти отчаивался…
Завтра последняя попытка. После долгих отказов он наконец получил позволение явиться к какому-то директору, у которого в департаменте есть ваканция. Что-то будет?.. А между тем денег у него нет, платье доносилось, так что скоро стыдно будет показаться в люди. В таком, к несчастию автора, очень обыкновенном положении были дела нашего героя, когда мы увидали его сидящего и думающего крепкую думу с пером в руке. Он писал письмо к матери. Размышления о крайнем положении, о долгах, о сроке платить за квартиру заставили его снова прибегнуть к ее помощи, хотя он уже потерял надежду скоро возвратить ей деньги, которых в разное время выпросил довольно много. Жестокая борьба происходила в душе его, когда он писал. Ему мерещилась больная бедная старуха, которая продает последнее имущество, чтоб удовлетворить просьбу сына…
Вот он вскочил и начал ходить по комнате. Взор его случайно упал на образ, которым благословила его мать. Ему кажется, что образ смотрит на него укорительно, а прежде он смотрел на него всегда так умильно, так кротко…
Клим схватил со стола письмо, которое написал, и разорвал его на мелкие части…
Дверь скрипнула, вошла хозяйка: женщина лет под сорок, с немецкими ужимками и чисто русским дородством. Лет пятнадцать назад она, верно, была красавица, еще и теперь остались в лице ее следы прежней миловидности. Сердце нашего героя вздрогнуло…
— Здравствуйте, — сказала она, ставя на стол свечку, которую принесла с собою…
Он кивнул головой.
— Я смотрю, мне всё жаль вас; думаю, как бы вам поправиться; что за причина, что вы так бедняетесь!
— Я, кажется, вам говорил…
— Вот за вами довольно уже накопилось за квартиру, а между тем чем вам платить…
— Бог милостив, скоро отдам…
— Ох! вы уже давно так говорите… Да и к чему торопиться, когда обстоятельства не позволяют… Послушайте-ка, у меня просят вашу квартиру… Уступите…
— А мне-то как же?..
— Вон там подле моей спальни есть комната, вы будете получать и стол и чай…
— Ну?
— И свечи… всё… понимаете…
Клим с изумлением взглянул в лицо своей хозяйки, желая найти там разгадку ее странным словам, и он нашел ее: глаза хозяйки светились каким-то подозрительным пламенем, от которого героя нашего бросило точь-в-точь в такую же краску, как от слов важного человека…
С гневом объявил он хозяйке, что не далее как через две недели оставит ее квартиру, потому… потому… Он сказал причину довольно резкую, которую мы не хотим повторять…
— А деньги? — сказала раскрасневшаяся, как пион, хозяйка и с чувством обиженной гордости повторила: — А деньги?
— Деньги вы получите через две недели непременно… Прощайте!
— Так через две недели наверно?
— Да, прощайте.
— Смотрите же…
Она ушла. С стесненным сердцем герой наш взял бумагу и стал опять писать письмо к матери, с просьбой о деньгах… Тут я мог бы снова произнесть философскую истину: «Обстоятельства сильнее всякой решимости!» Но, повторяю, я пишу повесть, а не моральную проповедь, и никакие обстоятельства не заставят меня резонерствовать.
Приемная. Кругом стулья, на стенах картины, на двух столах по два подсвечника со стеариновыми свечами, на третьем столе два подсвечника и бронзовые часы.
Маленький человек в форменном фраке с пряжкой за 20 лет, с физиономией умной или только лукавой, доброй или только искусной в притворстве — как решить с первого взгляда! — беспрестанно кланяется и говорит «да-с», «может быть», «непременно». Дама лет под пятьдесят, в утреннем наряде, не чуждая, по-видимому, некоторых претензий на красоту, говорит важно, даже с некоторою повелительностию в тоне, говорит часто и бойко…
— Я лишаюсь терпения… я терзаюсь беспрестанно… мне нет покоя… надо скорей всё кончить. Вы меня понимаете?
— Отчего не кончить, — можно, очень можно, ваше превосходительство; нет ничего невозможного…
— Так вы беретесь?
— Берусь, берусь, ваше превосходительство; как я осмелюсь…
— Вы уже полгода тому назад обещали, а между тем она всё у нас на шее… Смотрите же, чтоб и теперь не было того же… Вы не останетесь внакладе…
— Помилуйте, ваше превосходительство, я и так очень доволен. Изволите знать… Я давно служу… еще в прошлом году генерал посулил… вам известно… служу беспорочно… формуляр не подскоблен… даже в отпуску восемь лет не бывал… Вам стоит только напомнить…
