— Ну нет, — ответил я. — В самой большой стране им удалось добиться своих прав.
Потеряв на момент самообладание, старик выпалил:
— Они же язычники, черт побери! Я слышал от одной женщины, на ее слова я могу полностью положиться, что они расправляются со служителями церкви — священниками, епископами. А кому же, как не богу, человек может поверить свою душу в тяжелую минуту?
Тур исправно посещал церковь по воскресеньям, внимая елейным проповедям, специально предназначенным для рабочих, чтобы поколебать их боевой дух. В особенности нравилось ему пение псалмов. А вот в кино Тур никогда не бывал. Он питал истинное отвращение ко всем развлечениям, за которые приходилось платить деньги. Однако я никогда не забуду, с какой радостью он как-то в воскресенье отправлял своих внуков в кино, дав им при этом три кроны. Три кроны — немалые деньги по тому тяжелому времени!
— Чего только не сделаешь для детей! — сказал он, улыбаясь самому себе. — До чего же славные ребятишки!
Несколько лет спустя, ранней весной 1932 года, в жизни старого рабочего произошло событие, имевшее серьезные последствия: умер его зять-рыбак. Было бы более естественным, если бы он утонул. Но бедняк просто умер от какой-то болезни. Осиротели трое детей и жена, ходившая на сносях. Рыбак не оставил им иного наследства, кроме города. Впрочем, это происходит со многими бедняками. По простоте душевной они надеются, что об их детях будет заботиться город, воздвигнутый их руками, но принадлежащий богатым, тот самый чудесный город, где все улицы проложены руками рабочих. Видно, поэтому им дали право ходить по этим улицам беспрепятственно.
Не всегда, правда. Взять, к примеру, хотя бы 1 мая. В этот день рабочим разгуливать по улицам не подобает. Стоит им только показаться, как откуда ни возьмись появляются сынки богачей со свастиками в руках, полиция с дубинками. Они спешат предупредить рабочих, что по улицам, проложенным их руками, среди домов, построенных ими, следует им ходить с осторожностью. Как уже сказано, в наследство своим детям рыбак оставил этот прекрасный город.
Оказалось, что только один Хромой Тур открыл дверь своего чердака, пригласил их заходить, располагаться и чувствовать себя как дома, не дожидаясь, когда город и добрые христиане — члены городского совета вздумают пригласить их к столу поесть. И вот вся семья рыбака перекочевала к Туру. Он делился с ней не только своим жилищем, но и скудной пищей. Это называется солидарностью рабочих. Она существует повсюду, во всех странах. Этой же весной город помог старику: он получил работу.
Перед отъездом я заглянул к нему, чтобы попрощаться. Дети были дома. Я разговаривал с ними. Старик Тур прав: они очень славные ребята. Вдова смущалась и не решалась заговорить со мной. Рабочим вдолбили в голову, что люди умственного труда куда выше тех, кто добывает хлеб своими руками. Но старик Тур сказал ей, что меня не следует бояться.
— Итак, мой старый друг, — начал я, — я пришел попрощаться с тобой, скоро еду в Советский Союз.
— У тебя, верно, не все дома! — выпалил он.
— Это самая большая страна в мире, — сказал я, как бы в оправдание своего путешествия.
— Меня это не касается, — возразил старик.
— Это — единственное место в мире, где рабочие взяли власть в свои руки, — продолжал я.
— Полно тебе заводить старую песенку, я ее не раз слыхал. У вас, образованных и полуобразованных парней, нет никакого чувства ответственности. Только и знаете орать: революция, революция и Россия, Россия! Это только выводит из себя капиталистов. Вот теперь они пустили в ход банду преступников, чтобы проучить нас, рабочих. Только такие безответственные выскочки, как вы, могут вызвать к жизни эту свору вместо того, чтобы действовать исподволь, осторожно. Что пользы раздражать господ? Нужно действовать спокойно, шаг за шагом, поверь мне.
— В Советском Союзе нет капиталистов, — возразил я. — С ними давно расквитались; там человек не может нажиться на труде другого.
— Они же антихристы! Они же не признают бога! Они добиваются своего насилием. Нет, ты уж лучше не говори мне ничего, я и слушать не хочу о большевиках, я за мирную эволюцию.
Старик ошеломил меня: «мирная эволюция»! Откуда бедный крестьянин из Эстерланда мог знать такие слова? Я еще долго размышлял над этим.
И вот пришла весна. 1 мая на улицу вышли рабочие. Как и прежде, они двигались двумя враждующими колоннами. Одна колонна выкрикивала: «Революция! Революция!» и «Россия! Россия!», — накликая на себя свору самых отъявленных преступников. Другая колонна была за мирную эволюцию, за осторожные действия.
9 ноября 1932 года, в этот примечательный для истории исландского рабочего движения день, я был в Советском Союзе.
Только вернувшись домой, я узнал все, что произошло здесь в этот день. Оказывается, отцы города пришли к блестящей идее: снизить рабочим заработную плату. В результате дети тех, кто строил город, оказались без молока. Отцы города также единогласно порешили не отпускать из казны сто пятьдесят тысяч крон на организацию общественных работ в эти тяжелые дни. Они торжественно приготовились к настоящей безработице, чтобы сбить спесь с этих глупцов, построивших город. Господа хотели доказать рабочим, что они в них вовсе не нуждаются, рабочие могут отправляться ко всем чертям.
До чего же хорошо, когда к твоим услугам муниципалитет! Стоит нескольким толстякам поднять руки в воздух, и этого вполне достаточно, чтобы лишить жизни несколько сотен ребят, разрушить голодом и холодом здоровье многих людей, ввергнуть не одну семью в тяжкую нужду и тревогу. Разве этот способ не совершеннее того, который применяли викинги, их братья по классу, насаживавшие детей на острые копья?
Как и следовало ожидать, муниципалитет и правительство на сей раз, как и всегда, оказались правы. Да и в самом деле, приятно ли господам, когда они не нуждаются в рабочей силе, сознавать, что рабочие и их дети пользуются правом на жизнь? Государственная власть — это власть господ, а не рабочих. Рабочие — злейшие враги господ. К чему вскармливать своего врага, если ты в нем не нуждаешься? Если рабочие возьмут власть в свои руки, сбросят капиталистов, как этому учат Маркс и Ленин, разве они станут отпускать большие денежные ссуды экспроприированным, чтобы те вновь создали себе капитализм? Нет, конечно! Им это и в голову не придет. Каждый разумный человек должен понять, что капиталисты поступают правильно, не расточая денег на рабочих, когда они в них не нуждаются. Это хорошо усвоили рабочие Рейкьявика. Им стало ясно: чтобы как-нибудь протянуть эту зиму и чем-нибудь прокормить своих детей, они должны наперекор всем законам и праву заставить богачей найти для них работу в эту зиму.
9 ноября 1932 года народ стихийно собрался перед муниципалитетом. Никто не пререкался, не обзывал друг друга ни большевистскими агентами, ни социалистическим сбродом; рабочие самых различных партий — коммунисты, социал-демократы и правые социалисты — столпились у дверей и заявили, что они не выпустят ни одного члена муниципального совета, пока те не откажутся от намерения снизить заработную плату и не примут решения оказать помощь безработным. В ответ на эти требования отцы города послали полицию убивать и калечить людей. Завязалась драка. Рабочие все как один бросились против своих врагов. В этот день стихийно возник фронт единства. Не было времени ни для сделок, ни для болтовни о мирной эволюции, чтобы помешать его возникновению. Объединившись, рабочие оказали сопротивление и победили. Этот день показал, что ничто не может сломить единства рабочих, что только единый фронт тружеников может заставить господ выполнять требования народа — дать ему хлеб и работу.
Очевидцы и участники могли бы рассказать много поучительного о сражении у здания муниципалитета 9 ноября 1932 года. Я расскажу только об одном эпизоде, переданном мне знакомыми. Произошел он с Хромым Туром. Старик был среди тех, кто стоял у двери в тот знаменательный день и требовал, чтобы их впустили на заседание. Дверь охранялась полицией. Началась драка. Люди уже прекрасно поняли, что в стране две нации: нация бедняков и нация богачей. Первым в строю бедняков находился Хромой Тур. Единственным его оружием были кулаки. Но, заметив во дворе огромный столб, он ринулся к нему. Столб, очевидно, был велик, чтобы один человек мог с ним справиться, не говоря уже о том, чтобы нанести им удар по голове полицейского. Пока Тур возился со столбом, на его голову обрушились два удара полицейской дубинки. Ведь принято бить народ именно по затылкам. Старик повалился навзничь. Несколько минут он лежал без сознания. Двое товарищей помогли старику встать на ноги и повели его к врачу. Туру нанесли
