просто из города. Имеет свободный вход к шэльскому грифу.
По комнате гулял холодный ветер, свободно проникающий через опустевшие рамы окон. Звуки улицы слышались отчетливо и резко. Хрустя по стеклам и удивляясь внезапности и плотности наколдованного снега, Хорь прошел к окну. Нагнулся, всматриваясь в ночь. Разобрал две метнувшиеся от дерева к дереву тени. Воины уже миновали ограду посольства и занимали первый этаж. Судя по всему, сопротивление было незначительным. Еще бы: все, кто прилетел в корпусе мальта, одеты в куртки из брогримской лисицы, у каждого на правом плече герб рода Сарычей. Воевать с людьми своего же грифа рядовые стражи посольства и не подумают! Скорее обрадуются, что из столицы к ним прибыла подмога в смутное время, когда все так неподобающе запуталось и перемешалось…
Капитан попросил сидеть в комнате и смотреть за пленными. Хорь молча кивнул, признавая справедливость предложенной роли. Горько усмехнулся. Его извечный удел — быть форхом. Выведывать, вынюхивать, рыться в помойках и кусать исподтишка: готовить основы для чужих громких деяний. Чтобы заметили самого — надо уродиться крупнее телом, благообразнее ликом и богаче голосом. А он как заболел в первый раз пять зим назад, так и не смог оправиться. Ни роста, ни вида, ни силы… Юноша подошел к столу, с неприязнью изучил изысканные блюда. Думать, что на золото, принадлежащее ее милости Берне, здесь кормили ее же отравителей, противно. И кто кормил? Тот, кто обязан всем, почти сын. Зим пятнадцать назад крысеныш Векша сам был, по сути, форхом, жил на севере, никому не нужный, голодный и ничтожный. Помыслить не смел, что назовется «милостью» и станет гордо носить мех серебристого ориша. А теперь вот до чего додумался: стать единственным живым Сарычем.
Барн приволок несколько толстых ковров и закатал всех пленников, перетянул ремнями и защелкал, гордо скаля клыки. Хорь улыбнулся, расстелил возле стола последний свободный ковер и указал на него жбрыху:
— Садись к столу, я тебе подам тарелку с хорошей едой. Здесь три перемены, супница полна, да и сковородники загружены. Ты сейчас состоишь на службе его милости, имеешь право угощаться. А они — крысы, дорвавшиеся до чужого добра. Вот ребрышки, Баф такие очень любит. Свежий хлеб. Сейчас снизу поднимут сладкое, вряд ли кухню уже заняли воины. Слышишь? Поднос скрипит, ползет вверх.
Хорь прошел в угол комнаты, открыл дверцы и дождался, пока усердные слуги намотают трос до упора на подъемный вал, вытягивая платформу с пищей на третий этаж. Подхватил поднос, дернул шнур, давая сигнал к обратному движению. Донес припасы до стола и выложил перед Барном, уже очистившим суповую тарелку и все прочие до блеска.
— Знать бы, — вздохнул Хорь, устраиваясь в одном из кресел и пряча в сумку бережно обмотанный тканью горшочек с медом, — чем я приглянулся зрецу? Представляешь, Барн, он хотел меня взять к себе. По-настоящему, не слугой, а в ученики. Я сперва не поверил. Думал, опять за дурачка сочли, дешево покупают на красивые посулы. Что я теперь ему скажу? Яд приготовить обучен, коня могу свести, кошель стащу незаметно у кого угодно, даже при свидетелях…
Жбрых возмущенно фыркнул и стал обнюхивать кувшины с напитками. Хорь сбегал к камину, снял большой заварник с травами и поставил перед Барном. Снова уселся и грустно вздохнул.
— Не возьмет он меня теперь. И рассмотрел уже, и в ухватках моих разобрался… Гриф ему не указ. Зрец — он на всю Дарлу один.
Внизу, на лестнице, возник шум шагов. Барн и ухом не повел, потягивая обжигающе горячий взвар и щурясь от удовольствия. Хорь согласно кивнул: свои. Идут не таясь, но без спешки. Двигаются ровно и достаточно тихо, хорошая выучка.
Женщина, которую все смешно называли Кошкой, возникла в дверях мягко и внезапно. Улыбнулась. Хорь тоже робко растянул губы. Трудно поверить за несколько часов, что резковатая и порывистая зеленоглазая Лэйли из чужого неведомого народа такая же добрая, как и ее милость Берна. Еще труднее привыкнуть к тому, что эта девушка, в знатности равная грифам, позволяет себя называть на «ты». А уж про ее возраст и волшебство лучше сразу забыть — так проще.
— Устал? — спросила Лэйли, подсаживаясь за стол.
— Нет. Думаю, что же насчет меня гриф решит.
— Ничего плохого. Хорь, нам надо лететь в здешний дворец. Мы с братом чуток перенастроили… в общем, если по-простому, мы теперь знаем, как отличить нелюдей. И, кажется, во дворце их еще двое. Надо изловить обоих и забрать самого грифа. Пусть с Варзой пообщается, а то все остальные приезжали и прилетали в столицу, но этот не был. Хотя его вызывали почтовой птицей, как и прочих. Укажешь, где он может проводить вечер?
— Сегодня именины двоюродной тетушки его милости, — прикинул Хорь. — Он в особняке, на празднике. Отсюда взлетите и держите прямо на закат, вам нужна третья поперечная улица. Белый каменный дом окажется чуть к югу, выстроен в два уровня, приметный, с большим парком. Как я слышал, этот гриф почтительный и приятный в общении человек. Даже жаль, что он не друг Загорью.
— Ты все знаешь! Варза прислал сюда нового посла и велел оставить два десятка людей для его охраны. Сходили бы вы с Барном да указали, кому из старой стражи пора в столицу, на грифский суд. Не хочется оставлять за спиной тайных врагов.
— Посмотрю, — кивнул Хорь. — Почему вы все мне верите? Это ненормально.
— Ненормально осознавать, что тебе верят, и при этом воровать, — назидательно сообщила Кошка. — Верни Лоэлю платок, он уже зим тридцать им протирает руки, привык. Что за гадость такая: брать без спроса?
— Привычка, — смутился Хорь. — Я беру на память. Обычно не особенно ценное, чтобы не расстраивать. Вот у грифьи тогда, по осени, утащил завязку для букета. Кто ж знал, что она дорогущая? Попробуй теперь его милости докажи, что не со зла и просто темно было…
— А у меня запасную заколку для волос, — добавила Лэйли. — Ее можешь оставить. Но привычку забудь. Ёрра узнает — расстроится.
Хорь дернул плечом и пошел из комнаты — думать и заодно, как было велено, определять людей, ненадежных для работы в посольстве. Когда он закончил, Лисс уже вернулся от особняка тетки грифа и создал трап для загрузки воинов и пленных. Посольские дома стояли тихие и темные. Деревья в парке зябко постукивали обмерзшими тонкими веточками, сетуя на припозднившуюся весну. О ночном визите мальта напоминали двумя темными провалами разбитые окна на третьем этаже.
Новый посол, пожилой человек из свиты грифа, провожать Лисса вышел на большой балкон второго этажа. Изредка он гладил браслет на руке, словно проверяя, на месте ли тот. Шутка ли! Прямая и мгновенная связь с его милостью Варзой. И, несмотря на всю полезность чуда, посол уже осознал и его худшие особенности: уменьшение своей самостоятельности, например. А более того — необходимость короткими простыми предложениями излагать вслух неприятные выводы по итогам просмотра свитков и денежному отчету. Он уже пробежал глазами несколько документов и понял: хорошего сказать не сможет… Куда удобнее доверять столь тонкие и щепетильные вопросы пергаменту, подавая самые горькие истины под утешительной маскировкой длинных витиеватых фраз. Читать гриф стал бы — вынужденно. Но слушать занудную нескончаемую болтовню, сплошные намеки и недомолвки? Никогда. Придется прямо указать: здесь воровали и вели двойную игру. Прямо! Для него, опытного в дворцовых делах человека, это куда тяжелее. Ведь о сыне его милости речь, не о случайном приказчике или торговце…
В корпусе мальта царило не менее подавленное настроение. Хорь вернул свои трофеи Лоэлю и Кошке Ли. Теперь страдал, забившись в уголок. Стражи посольства молча хмурились, ожидая скорого суда и прикидывая: попробовать соврать или сразу выкладывать все начистоту. Украденный с праздника гриф Шэльса сидел окончательно потерянный. У него во дворце — демоны? Его воины напали на Клыки Ролла? Векша Сарыч вовсе не новый гриф Загорья, поскольку его отец пребывает в добром здравии… Столько событий, прошедших мимо внимания! И он не просто плохо осведомлен, а, по всему выходит, уже под стражей. Значит, виновен в глазах новой власти.
— Вы так не переживайте, — старался утешить грифа Фоэр. — Сарыч разумный человек, он поймет, что птиц перехватывали и вы не получали почту.
— Меня, сидящего в тварьем брюхе, успокаивает упырь, похитивший из-за стола, да еще при помощи летающего зверя… — ужаснулся гриф. — А мой лекарь — вдвойне вампир! В замке моего советника, как я теперь понимаю, рассадник кровопийц. Вы правы, переживать поздно. Даже храм замешан в темном деле!
