кто поможет сохранить вид народ Карпат. Их собственные женщины оказались бесплодными.
Четвертый обмен кровью, преобразовывая Александрию, так же привязывал ее к нему навсегда. Принимать такое решение без ее согласия было эгоистично, но, в конце концов, она была его единственным спасением. Он держался в течение многих столетий, ожидая свою Спутницу жизни, избегая превращения в вампира. Она была предназначена быть его Спутницей жизни, не Уохенстрия, вне зависимости от ее согласия. Единственное что он мог — это дать ей как можно больше своей древней сильной крови, чтобы процесс изменения в Карпатку прошел легче.
Он чувствовал ее беспомощный крик, наполненный отчаянной болью. Александрия была смущена и испугана: она была связанна с ним, неосознанно разделяя с ним мысли. Она боялась его, но испугалась, когда Охотник ушел, боялась, что он может наслаждаться ее болью, как это делал вампир. Но больше всего она боялась за своего брата, Джошуа. Он был один, беззащитный, в доме вампира, настолько сильного, что убил другого за считанные минуты.
Эйдан поднялся в ночное небо, чувствуя необходимость преодолеть расстояние между ними как можно быстрее. В этот момент он не заботился, видел ли кто-нибудь странную большую сову, пролетающую над городом. Он был нужен ей. Она просила Мэри позвать доктора. Мэри была расстроена и желала утешить девушку, зная, что Эйдан был единственным, кто мог помочь ей. Он слышал все ясно — мягкий голос, полный слез, моливший о помощи экономку. Он разделял мысли Александрии, испытывая все, что и она.
Он летел к ней, чтобы быть ближе, когда она позовет его. И он надеялся, ради них обоих, что это будет скоро. Ей был нужен он, но Эйдан обещал не принуждать ее, ни к чему кроме обмена кровью. Алекс должна сама позвать его.
Он летел, слыша жалкие крики Александрии далеко за пределами подземной комнаты. Они посылали сигналы боли через его собственное сердце. Через некоторое время Эйдан остановился у двери. Желание, даже необходимость, толкала его в комнату. Она должна сама позвать его. Алекс должна была поверить и понять, что он никогда не причинит ей вред. Охотник прислонил лоб к двери и испытал шок, увидев темно-красный след от прикосновения. Он потел кровью, в муке, слыша мольбы и чувствуя скручивающую боль и жар в ее теле. Он мог управлять физическими страданиями, но его сердце и мозг пылали.
Это казалось бесконечным кошмаром. Эйдан знал, когда она сползла на пол, пытаясь избавиться от собственного тела. Он знал, когда ее вырвало зараженной кровью вампира. Он ощущал, как ее внутренности горели и протестовали против изменений. Все внутри нее перерождалось, становясь другими. Ее клетки, каждая мышца, ткань, каждый дюйм ее тела горел в пламени изменения.
— Где Вы? Вы обещали помочь мне.
Эйдан услышал зов. Но он так долго ждал приглашения, что сначала подумал, будто у него галлюцинации. Он с силой распахнул дверь в комнату и буквально ворвался туда. Мэри со слезами на лице стояла на коленях и пыталась сдержать конвульсии тела.
Эйдан почти выхватил Александрию из рук Мэри и стал укачивать ее у себя на груди.
— Ступай, Мэри. Я помогу ей.
Глаза Мэри смотрели с симпатией и сочувствием на Александрию, гневом и обвинением на него. Она быстро одернула подол своей юбки, хлопнула дверью и ушла.
С того момента, как экономка пропала из поля его зрения, он выкинул ее из головы. Охотник полностью сосредоточился на Александрии.
— Ты думала, что я покинул тебя, малышка? Это не так. Просто я не мог ничего сделать, пока ты сама не позовешь меня. Ты помнишь? Ты сама заставила пообещать это.
Александрия отвернулась, огорченная тем, что Эйдан Сэвэдж снова видит ее такой уязвимой, такой растрепанной. У нее не было времени, чтобы заострять на этом внимание. Следующая волна жара начала скручивать ее живот, печень и почки, проходя, словно паяльной лампой, по сердцу и легким. Ее крик отозвался эхом через комнату — мучительный крик агонии. Она хотела, чтобы все закончилось, чтобы она могла дышать, но это продолжалась все дальше и дальше. Слезы струились по ее лицу.
Эйдан утирал ее слезы рукой, сочащейся кровью. Он дышал за нее, за них обоих.
Руки Эйдана были прохладны и успокаивали пылающую кожу. Его древние песни, фиксировали ее сознание, создавая якорь, чтобы цепляться за него в безумном мире. Спустя некоторое время Александрия поняла что, он разделяет боль. Он был там, в ее сознании, защищая от ужасного жара, от полного понимания происходящего. Она словно плыла в тумане, в стране мечты. Алекс попыталась открыть глаза. Она увидела собственную агонию, отраженную в его глазах, алую полоску, пересекающую его лоб.
Когда ужасные судороги выпустили ее из своей власти, давая отсрочку в несколько мгновений, она прикоснулась к лицу Охотника своими пальцами.
— Я не думала, что Вы вернетесь. — Ее голос был хриплым из-за опухшего горла. — Это больно.
— Я знаю, Александрия. Я взял главный удар на себя, но не смогу сделать большего сейчас. Отравленная кровь, которую ты приняла, делает изменение намного болезненнее. — Он сказал это с сожалением, виной и скромностью, со всеми сильными новыми эмоциями.
— Как ты это делаешь? — Ее язык коснулся сухих губ, чувствуя страшные раны.
— Теперь мы связаны кровью. Именно так я услышал, как ты зовешь меня. Это — точно чувствуешь меня в своем сознании. — Он еще раз коснулся лечебным бальзамом ее губ: единственное, что он мог сейчас сделать для нее.
— Я так устала.… Сомневаюсь, что смогу вынести еще. — Если бы он мог прочитать ее мысли, то увидел бы, что она говорила правду. Эйдан укачивал, забывая об ее отвратительном условии, держа ее, как будто она была самой драгоценной, самой красивой в этом мире. Он был в ее сознании, его руки прижимали ее к сердцу, оберегая и защищая. Это помогало расслабиться, заставляя чувствовать, что она не одинока. Но даже с его помощью Александрия не смогла бы выдержать другой приступ этой пытки. Она знала, что не в силах вынести этого. Новый приступ уже начинался; Алекс чувствовала, как медленно, но неуклонно поднимался жар. Огненные пальцы сжали его руку; ее синие глаза посмотрели вверх, встречаясь с золотистым пристальным взглядом.
— Я действительно больше не могу…
— Разреши мне погрузить тебя в сон. Не бойся. Это просто будет бессознательное состояние людей, не сон нашего вида. Твое тело должно полностью измениться, прежде чем я смогу поместить тебя в целительный сон нашего рода. — Его мягкий бархат голоса был неотразим и красив.
— Я не хочу больше ничего слышать. — Ее тело напряглось. Судорога боли почти выворачивала ее из его объятий, несмотря на огромную силу Эйдана. Низкий стон вырвался из-за ее сжатых зубов, ногти впились в его руки. Александрия цеплялась за него, в то время как ее тело избавлялось от заражённой крови и собственных клеток, органы продолжали трансформироваться. Ее сознание стало пристанищем хаоса и боли, местом страха и муки.
Судорога длилась целых три минуты, а затем откатилась как морской прилив. Потея, она была покрыта бисеринками крови. Ее дыхание стало прерывистым и неритмичным, сердце почти разрывалось.
— Я не могу вынести это, — задохнулась она.
— Тогда доверяй мне. Я вернулся, чтобы помочь тебе, не так ли? Я не причиню тебе вред и буду рядом, пока ты спишь. Почему ты сопротивляешься?
— Пока я не сплю, я знаю, что это такое.
— Ты не знаешь, малышка. Я разделяю твое сознание. Ты не понимаешь ничего кроме боли. Позволь мне помочь тебе. Я не могу забрать больше твоей боли. Я боюсь, что потеряю контроль и буду вынужден нарушить свое обещание, принуждая тебя. Не заставляй меня разрушать твое доверие. Дай мне свое согласие, чтобы я смог тебя усыпить.
Она слышала мольбу и искренность в его голосе. Она также чувствовала, как теплый, чувственный бархат, словно обволакивал ее и вынуждал хотеть сделать то, о чем он просил. Это испугало ее. Как один только голос может иметь такую власть? Этот мужчина был смертельно опасным. Она чувствовала это, но когда жар стал снова нарастать, она бросила борьбу, глядя на смесь мольбы и предупреждения в золотых глазах.
— Не делайте мне больше больно, — шептала она.
Он прочитал подчинение по ее голосу и глазам. Эйдан не дал ей ни единой возможности изменить
